«Climax» Ясмин Годдер я видела в Тель-Авиве, его играют в Яффо, в студии Годдер с панорамным остеклением. Спектакль идет непривычно долго для современного танца – около трех часов – и за это время яркий день за стенами студии сменяется ночью, актеры танцуют с видом на закат и все это тоже входит в спектакль, влияет на его ритм, движущийся от бешеной энергии к угасанию. Когда за окнами темнеет, на стене зала высвечивается огромный желтый круг, как заходящее солнце. Для гастролей такие условия не просты: когда спектакль играли на Венском фестивале, такого же помещения не нашли (не говоря о том, что там нет такого солнца), но зато сумели найти зал со стеклянным потолком, самоотверженно разобрали над ним крышу и во время действия австрийский день так же сменялся ночью. К тому же, в Яффо «Кульминацию» играют на втором этаже и когда артисты выходят из студии на лестничную клетку, зрители следуют за ними по зданию. А в Вене дверь из студии вела прямо на улицу и любопытные прохожие могли поинтересоваться, что тут происходит. Для спектакля это было не безразлично, поскольку коммуникация – одна из важных его тем.
Спектакль начинается, когда публика еще только собирается и не сразу поймешь, что вот эти шестеро молодых ребят, вставших в кружок среди гомонящих зрителей – актеры. Танцоры двигаются в студии среди людей, толкаются, скачут, играют в непонятные игры, кружатся до изнеможения, хохочут, плачут, поют хором, берут зрителей и выводят их в круг, танцуют вокруг публики, поставленной толпой, выводят одного в центр, становятся в центр сами, рычат дикими кошками, катаются по полу, раздеваются догола. И все время не теряют контакта со зрителями - смотрят не в пространство, а прямо в глаза, цепляют, как рыбу на крючок и держат, ведут за собой. Зритель, выброшенный на центр сцены, в растерянности: вот только что его держали за руку, танцевали вокруг него что-то псевдоклассическое и вдруг проводник забывает о нем, убегает и уже где-то вдалеке кричит, бьется в судорогах и выхватывает взглядом из зала другого. Как быть теперь оставленному?
Годдер сделала все, чтобы зрителям не было удобно, чтобы они не отдыхали, а чувствовали себя частью спектакля – в студии почти некуда сесть, люди стоят по стенам или садятся на пол и все время переходят с места на место, оставаясь включенными в действие. Да и финал, в котором танцоры постепенно уходят, оставляя сидеть на полу одну полураздетую девушку, которая непринужденно и со вниманием рассматривает окружающих зрителей, - тоже непривычен. Не сразу понимаешь, что сам спектакль закончен и теперь актриса будет так сидеть, изучая всех, пока не уйдет последний зритель.
Вот эта опора на зрителя, расчет на его доброжелательный интерес, открытость и готовность к участию – очень в природе израильского танца, как и израильской публики. Говорят, на первом фестивальном показе в Вене местная премьерная вип-публика очень была смущена и недовольна отсутствием нормальных сидячих мест и необходимостью контакта, требовала подушки для сидения, была неприступна. И спектакль, построенный на текучих, изменчивых реакциях, на эмоциональном пинг-понге со зрителем, катился тяжело, как каменные жернова. Годдер строила спектакль, рассчитывая именно на свою публику: радость коммуникации и отсутствие зажима – это вообще израильское свойство. Кстати, зрители тут часто приходят на совсем не детские спектакли с детьми, даже маленькими. На «Кульминацию» тоже кто-то пришел с малышами и пока спектакль еще только раскачивался, девочки-дошкольницы кружили в собственном танце вокруг актеров, стремясь и не решаясь присоединиться. И никто на них не шикал.
Прямой контакт со зрителем глаза в глаза - взять за руку и вывести на сцену, чтобы отношения стали двусторонними – это давно практикует в спектаклях Батшевы отец и бог сегодняшнего израильского контепорари данс Охад Наарин. Теперь прямой контакт - не редкий прием в спектаклях и других хореографов. Руководитель компании “Вертиго” Ноа Вертхайм на израильском танц-фестивале показывала репетицию нового спектакля, где актеры выводят зрителей в центр зала, предлагают закрыть глаза и “зрячий ведет слепого” лишь слегка касаясь его ладони, но при этом свободно лавируя между другими парами. Отдаться, довериться – это то, чего ждет израильский танец от своего зрителя.
Собственно, характер танцевального пространства тоже в большой степени связан с вот этим представлением о коммуникации. У себя в центре Сюзан Деллаль, Наарин отказался от традиционных танцевальных залов с зеркалами по стенам, в огромные окна с двух сторон студии видны сады апельсиновых деревьев. К чему смотреть на себя? В «эко-арт деревне» под Иерусалимом, где репетирует та же Ноа Вертхайм со своим ансамблем, у танцевальной студии, стоящей на горке, стеклянные стены, чтобы, репетируя, можно было видеть поле и лес. Помню, как Ноа, работая с танцорами, включала зрителей в процесс, просила, продолжая двигаться, переключать внимание: сначала стараться не упустить мелкие детали в облике других людей, потом отвлечься от частного и увидеть лес вдали. На треннинге по главной израильской танцевальной технике гага, разработанной Наарином, этот принцип тоже работает: слышать свое тело, но не зацикливаться на нем, сохраняя внимание к тому, что тебя окружает, видеть, как за окном шумят деревья.
Хотя, конечно, то, что танцевальное пространство в Израиле всегда не стандартно - очень связано с бедностью. Мало у кого тут есть свои площадки, всем пришлось помыкаться до того, как начать играть в оборудованном театральном зале, что уж говорить о том, где приходится репетировать. Поэтому израильский танец легко и с готовностью обживает самые непривычные пространства. Здесь танцуют на открытом воздухе – на земле и на песке. В специально выстроенном шатре и на площади. Часто - в музее. Одна из главных танц-площадок Тель-Авива – бывшие рыбные склады в порту Яффо. Причем, в соседних складах продолжают держать рыбу, которая идет в рестораны рядом. Один из известных танцевальных проектов Иерусалима, проводится на рынке: актеры танцуют в тесных кафе, на лестницах, в переходах между закрывшимися на ночь прилавками. И сложность хореографии, вынужденной учитывать нестандартный рельеф тут идет рука об руку с желанием и умением актеров и зрителей идти на контакт. Не бояться его. Быть свободными.
Источник:
Театр, № 26, 2016,
