Новый спектакль Батшевы соединил две одноактовки – премьеру молодого хореографа Рои Ассафа «Адам» на 12 танцовщиков и новую редакцию спектакля Наарина «Яаг», поставленного в 1996-м.
Первым действием играют «Адама» и речь здесь идет о человеке и его теле. Танцоры выходят по одному и двигаются, называя части тела – нога, колено, плечо - именно на этом месте сейчас центр внимания, именно оно как будто по собственной воле совершает движение. Палец, подбородок, бедро, и вдруг: бровь, зубы. Мы не властны над своим телом, оно живет по своим законам, его части медлительно отъезжают друг от друга, колеблются, тянут вверх и вниз. Каждый из героев сосредоточен на себе, внимательно прислушиваясь к тому, что совершает его плоть. К замирающим солистам выходят партнеры, их прикосновения так же медленны и деликатны, как и движения первых. Они как будто не руками, а собственным телом хотят ощупать другого, почувствовать, понять, что с ним происходит, чего хочет его живот, бедро, шея, ступня. Тридцатичетырехлетний танцор и хореограф Рои Ассаф много работал в Европе, в Батшеве он никогда не танцевал, но некоторое родство его работы с Наарином чувствуется – именно в пристальном интересе к каждому танцору, кажется даже больше, чем к собственно танцу, родство в как будто изучающем взгляде, стремящемся увидеть что-то сущностное.
В этом смысле спектакль Наарина двадцатилетней давности даже меньше похож на его сегодняшние спектакли чем постановка Ассафа. «Яаг» рассказывает о семье: на сцене трое взрослых детей, отец, мать и ее отец – дедушка. Каждый из них в разное время выходит вперед и рассказывает о себе и других: все говорят одно и то же, перечисляют членов семьи, говорят, что родители умерли (даже, если они на сцене) – и прибавляют: мы очень любили танцевать. Болезнь и смерть отца происходит у нас на глазах: он бы, может и хотел встать, ожить, да родные не дают. Перед смертью он отдает жене всю свою одежду и даже очки, и она надевает мужнины вещи поверх своих – теперь она одновременно за мать и за отца.
Наарин работает с предметами: оранжевая дверь то отделяет героев друг от друга, то превращается в могильную плиту, придавливающую умирающего. Одна из дочерей пересекает сцену наискось, выкладывая на пол треугольные китайские печенья с пожеланиями, будто мальчик-с-пальчик, метивший свой путь. И все мужчины семьи медленно идут по этой дорожке, с хрустом давя печенья – этот звук становится музыкой.
Две одноактовки Батшевы говорят о человеке, но «Адам» как будто берет его крупным планом, а «Яаг» работает на общем.
В иные моменты «Яаг» кажется скорее драматическим спектаклем или тем, что называется «физическим театром», чем танцем, хоть и танцуют там немало. На сегодняшнего Наарина это мало похоже и этим особенно интересно. Особенно для тех, кто не видел его ранних постановок.
Израильский современный танец очень знаменит, и, надо сказать, что сегодня он воспринимается как самое актуальное из всех перформативных искусств в стране, язык которого позволяет художникам размышлять о болезненных темах сегодняшнего дня, о себе и об обществе. Для израильтян существенно, что этот язык телесный, но вместе с тем он обладает напряженной интеллектуальностью.
«Все пути ведут на Север» – спектакль о том, что мы одиноки всегда и никогда. Это совместная работа бельгийского хореографа Карин Понтьес и труппы современного танца театра «Балет Москва». Карин не просто сочинила хореографию, а танцовщики ее исполнили, их творческие взаимоотношения строились сложнее.
