17.12.2013 | Арт

Сюрреалистическая осень в Европе

Конец этого года в Европе проходит под знаком сюрреализма

Текст: Сергей Дубин

Конец этого (и начало будущего) года в музеях Европы явно проходят под знаком сюрреализма. “Мастодонты” Музей Тиссена-Борнемиссы в Мадриде и парижский Центр Помпиду предлагают блокбастерные, хотя и предсказуемые “Сюрреализм и греза” и “Сюрреализм и объект”, а “малый, да удалый” Музей изящных искусств Лиона бросает оригинальный взгляд на не столь широко известного Джозефа Корнелла и - шире - нью-йоркское “отпочкование” сюрреализма, давшее впоследствии жизнь суперпопулярному лирическому абстракционизму.

Неизвестно, велось ли какое-либо согласование дат на уровне кураторов, - почему вдруг такая рассыпь экспозиций сюрреалистов?, - но “датскими” названные выставки на первый взгляд не выглядят.

Сколь-либо круглый юбилей создания первого “автоматического” текста, “Магнитных полей” Бретона и Супо (1919), прошел, а годовщина выхода основополагающего для движения “Манифеста сюрреализма” Бретона (1924) еще не подоспела. Да и сама природа сюрреализма как галактики, а то и туманности - начавшей свое бытование в литературе, “автоматическом” письме и записи снов, затем охватившей живопись, скульптуру и кино, а эпигонами растасканной на рекламу и дизайн - в которой и вокруг которой вращалась мириада ярких светил и сиюминутных арт-звездочек, затрудняет сколь-либо четкую периодизацию и атрибуцию принадлежности. Кто был или не был сюрреалистом, зачастую определялось подвижными, как ртуть, прихотями “папы” движения Андре Бретона, и многие - тот же Корнелл, кстати, или великий Дюшан - избегали “присягать” сюрреалистам на верность из-за почти сектантского характера, который придавал группе Бретон, предпочитая просто выставляться с ними или сидеть в уголке на их собраниях.

Такой расплывчатый - смутный - характер сюрреализма, а также его несомненный статус приманки даже для не сильно информированной публики - кто не вспомнит при упоминании о нем картин Дали или Магритта? - идеально подходят для магистральных экспозиций по типу “Сюрреализм и…”.

В пандан к двум нынешним выставкам, посвященным знаковому для движения феномену сна и одной из его ведущих арт-практик, созданию объектов, можно вспомнить организованную несколько лет назад в Барселоне “Сюрреализм и революцию” или хрестоматийную “Сюрреализм и любовь” в Париже пятнадцатилетней давности.

Гигантский охват проблематики таких ретроспектив обусловливает, вместе с тем, их плюсы и минусы. С одной стороны, можно составить себе довольно полное представление об артистических практиках движения, проследить развитие тем и “силовых полей” сюрреализма, выстроить известные обрывки и отдельные произведения в некую цельную картину - но с другой, такого рода экспозиции, как правило, грешат избыточностью и слишком широким разбросом по принципу “всякой  твари по паре” (под ярлык “сна”, “революции” или “любви” можно подверстать кого угодно) и общей предсказуемостью сборников “бест оф...”. Понятно, что выставка объекта не обойдется без “Сушилки для бутылок” или “Писсуара” Дюшана, “Мехового завтрака” Мерет Оппенгейм и какой-нибудь из бесчисленных “Кукол” Ганса Беллмера, а на “Грезе” обязательно увидишь пустынные ландшафты Де Кирико и Дали, потусторонние картины Магритта и Поля Дельво и инопланетные пейзажи Ива Танги.

Выбор лионских музейщиков, работавших в тандеме с Филадельфийским музеем искусства, выглядит куда заманчивее. Хоженых троп тут нет: хотя узнаваемые “коробки” Корнелла иногда всплывают на сборных выставках сюрреализма, само имя его мало что скажет широкой публике, да и само заокеанское бытование движения в годы Второй мировой в последнее время освещается нечасто (исключением стал разве что посвященный эмигрировавшим в США сюрреалистам зал на прошлогоднем “Искусстве в годы войны, Франция, 1938-1947” в парижском Музее современного искусства).

Лионская экспозиция - первая монографическая ретроспектива Корнелла во Франции более чем за 20 лет: в довольно толковых тематических “срезах” представлены более 200 работ этого “пионера коллажа, ассамбляжа и монтажа” (как гласит каталог), а также окружавших его в те годы в Нью-Йорке Ман Рэя, Дали, Дюшана, Макса Эрнста.

Открывают выставку прекрасные фотографии всей этой тусовки от Ли Миллер; настоящим откровением стали совершенно постмодернистские по духу фильмы-коллажи Корнелла, в том числе хрестоматийная “Роза Хобарт” (1936), где он перемонтировал и совершенно преобразил авантюрную мелодраму Джорджа Мелфорда “К востоку от Борнео” (1931). Отдельный зал посвящен участию Корнелла в работе над “коробками в чемоданах” Дюшана, где тот собирал миниатюрные репродукции самых известных своих работ, словно бы обращенные к вниманию коммивояжеров от искусства. Как сам Корнелл держался стороной от горланистых вождей сюрреалистов с их чеканными лозунгами ("Переделать мир", как говорил Маркс, "изменить жизнь" , как говорил Рембо: для нас эти два приказа сливаются в один"), предпочитая по-плюшкински часами выбирать на блошиных рынках единственно верные детали для своих сказочных “коробок”, так и лионская выставка, сторонясь магистральных путей Парижа и Мадрида, выискивает в довольно-таки захламленной кладовке сюрреализма оригинальный и незапыленный самородок.