16.07.2005 | Литература
Достоевщенко в ЕвропеРусская литература следует дорогой изоляционизма. В Европу, похоже, не хотят ни чиновники, ни издатели, ни сами писатели
Врученная в минувшую субботу в Турине премия «Гринцане Кавур» – одна из самых престижных литературных наград Италии – в очередной раз подтвердила тот факт, что русская литература на Западе до сих пор достаточно популярна. В самом деле, жюри премии сочло возможным наградить авторов, имеющих отношение к российской словесности, сразу в двух номинациях – «за выдающийся вклад в повышение интереса к чтению» и «за лучшие переводы». Однако если кандидатура филолога-слависта Серены Витале, переведшей на итальянский едва ли не всего Набокова, не вызвала никакого удивления, то фигура второго лауреата выглядела по меньшей мере неожиданно: им стал поэт Евгений Евтушенко, практически забытый на родине, но, как выясняется, все еще популярный в Европе.
Надо отдать должное Евгению Александровичу: номер он отбыл честно. Явился на церемонию вручения премии в самошитой кепочке из искусственного меха, веселеньком пиджачке с люрексом и с хипповой сумкой-баулом через плечо. Сказал вежливую речь на недурном итальянском, с колоссальным надрывом бог весть зачем продекламировал по-русски пушкинское «Я вас любил», а потом, уже по-итальянски, в заблаговременно подготовленном переводе, собственную свежую поэму о недавних цунами в Юго-Восточной Азии, сопровождая чтение эффектными подвываниями и жестикуляцией. Словом, вел себя, как и пристало истинному поэту - экстравагантно и неожиданно. Итальянская публика отнеслась к такому поведению Евтушенко с благодарностью: лауреат не посрамил своей репутации чудака и оригинала, тем самым поспособствовав упрочению репутации самой Кавуровской премии, не без оснований претендующей на первенство в итальянском литературном мире.
Присутствовавшие же при всей этой клоунаде итальянские русисты и российские журналисты краснели и смущенно отводили глаза, решительно не понимая, что делает здесь этот странный человек. В отличие от принимающей стороны, которая, похоже, понимала это прекрасно: в звучавших на церемонии речах постоянно упоминалась колоссальная значимость вклада Евтушенко в мировую литературу, а также его неувядаемая актуальность для людей всех поколений.
Обвинять организаторов премии Гринцане Кавур, людей достаточно известных и авторитетных, в профнепригодности и отсутствии литературного чутья было бы несправедливо. Правильнее, пожалуй, будет сказать, что ситуация, сложившаяся вокруг этой премии, великолепно иллюстрирует ситуацию с восприятием современной русской литературы европейцами в целом. Охарактеризовать же ее можно следующим образом: западные представления о том, что представляет собой современная русская словесность, ни в коей мере не корреспондируются с той реальностью, которую мы видим сегодня из России.
Безвестные знаменитости
Честь открытия, что дела обстоят именно таким образом, принадлежит иностранным литературным агентам. Именно они первыми заметили, что популярность того или иного российского сочинителя в собственном отечестве никак не связана с его успехом за рубежом. Один из самых известных агентов, работающих с русскими авторами, немец Томас Видлинг признается, что с определенного времени, предлагая европейским издателям книги какого-либо писателя, избегает ссылаться на его российские регалии, поскольку во многих случаях их перечисление приводит к обратному эффекту. При выборе кандидатуры для перевода иностранные книгопроизводители не склонны полагаться ни на цифры российских тиражей, ни на рецензии, ни, тем более, на премии, справедливо полагая, что литературные пристрастия российских граждан являются логичным развитием тезиса о непостижимости славянской души.
Наиболее показателен в этом смысле пример трехлетней давности, когда одним из главных интеллектуальных бестселлеров Германии стал сборник рассказов никому в России не известного саратовского писателя Александра Иконникова «Тайга-блюз». Тогда книга Иконникова разошлась рекордным для не-англоязычной переводной книги тиражом в 30 000 экземпляров, собрала восторженную прессу, а сам автор, пусть ненадолго, но стал звездой всегерманского масштаба, дав интервью сразу нескольким центральным телеканалам.
Существуют и примеры обратного: так, скажем, книги гипер-популярной в России Дарьи Донцовой, несмотря на проведенную ее литагентами мощнейшую арт-подготовку, в Европе своего издателя пока не нашли. Желающих инвестировать деньги в публикацию категорически, по мнению иностранцев, несмешного палп-фикшна, несуразным образом пытающегося играть на детективном поле, да еще и изобилующего труднопереводимыми бытовыми и языковыми реалиями, так до сих пор и не обнаружилось.
Более того, при переносе на чуждую почву даже позиционирование писателя порой меняется до полной неузнаваемости. В этом плане очень характерны случаи с Полиной Дашковой и Александрой Марининой с одной стороны и с Людмилой Улицкой – с другой. Если в России последняя имеет репутацию серьезного и интеллигентного автора, то в Германии и Франции (где она, кстати, является самым продаваемым из современных русских писателей) ее воспринимают как очередную производительницу «розового» дамского чтива, отличающегося от аналогичной продукции западных коллег разве что наличием некого «национального колорита». В то же время детективщицы Маринина и Дашкова, категорически выпадающие из поля зрения российских интеллектуалов, в Европе, напротив, рассматриваются как сочинительницы интеллектуальные и смелые, тяготеющие к жанровому новаторству. Так, в прошлом году в университете Франкфурта была с большим успехом защищена диссертация, автор которой совершенно серьезно рассматривал феминистские тенденции в романах Марининой о приключениях Насти Каменской.
Если же говорить о европейском восприятии масштаба той или иной фигуры и ее места внутри российской литературной иерархии, то тут творятся вещи и вовсе невероятные: тот же Евтушенко в Италии и Франции до сих пор известен не только гораздо больше, чем кто-либо из современных поэтов, но и больше, чем, скажем, Иосиф Бродский. А о том, что между Данилом Корецким (которого, кстати, охотно переводят на французский и немецкий) и Виктором Пелевиным (которого тоже переводят – правда, не столь охотно и главным образом на английский) существует определенная разница, не слышал и вовсе никто.
Бесплодные усилья
Впрочем, сказать, что другого взгляда на российскую литературу попросту не существует, будет все же некоторым преувеличением. Отдельные героические попытки донести до западного читателя подлинный расклад сил в отечественной словесности предпринимаются, причем инициатива как правило исходит не из самой России, а из-за рубежа. Так, существующая уже пятнадцать лет Пушкинская премия немецкого Фонда Альфреда Тепфера, ежегодно вручающаяся за достижения в сфере русской литературы, в отличие от Гринцане Кавур, работает пусть не с самым актуальным, но все же с достаточно понятным культурным пластом: среди ее лауреатов последних лет Тимур Кибиров и Людмила Петрушевская, Евгений Рейн и Ольга Седакова.
Наибольший энтузиазм в пропаганде русской литературы за рубежом проявляют французы. Например, в прошлом году при поддержке правительства Франции в рамках государственной культурной программы «Les Belles Etrangers» («Прекрасные иностранцы») в эту страну был отправлен целый десант российских литераторов, книги которых либо изданы, либо готовятся к изданию на французском языке. В число счастливчиков, отправившихся в двухнедельное турне по французской провинции, попали как признанные мэтры, так и дебютанты – например, молодой прозаик Илья Кочергин, чья повесть «Помощник китайца» в ближайшем будущем выйдет в одном из парижских издательств.
Однако и здесь не обошлось без курьезов. Писатели, являющиеся на взгляд российской публики, самыми «козырными» - та же Людмила Улицкая, например, - были приняты относительно спокойно. Наибольший же интерес вызвал некто Николай Маслов, предложивший французской публике свой автобиографический комикс, повествующий о трудной жизни сибирского подростка в разгар эпохи застоя. Также, судя по отзывам очевидцев, подлинный ажиотаж вызвали русские поэты, читавшие свои стихи. Тут, правда, можно говорить об интересе вполне определенного толка – скорее натуралистическом, чем собственно литературном: во Франции и сама-то поэзия (особенно поэзия рифмованная) стала в последние десятилетия жанром вымирающим, а уж публичная ее декламация – и вовсе проходит разве что по разряду экзотической варварской диковины.
Словом, несмотря на отдельные попытки популяризировать современную российскую литературу за рубежом, для большинства европейских читателей она до сих пор остается мутноватым отражением, увиденным в кривом зеркале. Причина этого поразительного факта, тем более странного, что всего лишь год назад Россия была Почетным гостем Франкфуртской книжной ярмарки и получила благодаря этому уникальную возможность для продвижения своей литературы на мировой рынок, достаточно проста. Возможности России по экспорту литературы по-прежнему недооцениваются как государственными чиновниками, так и издателями и даже самими авторами. Именно поэтому сегодняшним писателям стоило бы не смеяться над опытом Евгения Евтушенко, в свое время (правда, при деятельной поддержке Всесоюзного Агентства по авторским правам – легендарного ВААПа) потратившего немало сил для грамотного пиара собственной персоны, а ныне мирно получающего дивиденды с того давнего капитала, но всерьез поразмыслить над ним.
К слову сказать, когда несколько лет назад аналогичная ситуация сложилась в Скандинавских странах, стремление экспортировать собственную литературу, зародившись в среде шведских и датских издателей, нашло горячую поддержку в правительствах их стран. Были учреждены фонды, пропагандирующие скандинавскую литературу за рубежом, проводились специальные семинары и форумы, были разработаны издательские программы, и вот сегодня именно скандинавская проза занимает верхние строчки в рейтингах книжных продаж в Европе, уверенно тесня англоязычных конкурентов. В России же глубокое равнодушие к продвижению русской литературы за рубеж пока остается всеобщим: у издателей и писателей до этого не доходят руки, а государственные чиновники на эту тему, похоже, и вовсе не задумываются. И если ситуация не изменится, то еще долго французы, немцы и итальянцы будут считать самым актуальным российским писателем Достоевского, а русские журналисты – мучительно краснеть на вручении очередной престижной международной премии, наблюдая за ужимками какого-нибудь очередного евтушенко.
Олеша в «Трех толстяках» описывает торт, в который «со всего размаху» случайно садится продавец воздушных шаров. Само собой разумеется, что это не просто торт, а огромный торт, гигантский торт, торт тортов. «Он сидел в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья, и сидел на троне, как повелитель пахучего разноцветного царства».
В этом уникальном выпуске подкаста "Автономный хипстер" мы поговорим не о содержании, а о форме. В качестве примера оригинального книжного обзора я выбрал литературное шоу "Кот Бродского" из города Владивостока. Многие называют это шоу стенд-апом за его схожесть со столь популярными ныне юмористическими вечерами. Там четыре человека читают выбранные книги и спустя месяц раздумий и репетиций выносят им вердикт перед аудиторией.