Авторы
Я как раз возился с компьютером, чтобы написать про четвертый день Каннского фестиваля, когда получил сразу два sms, что умер Алексей Балабанов. Надеюсь, вы меня простите, если я не напишу сегодня про Каннский фестиваль, делая вид, будто ничего не произошло.
Произошло: умер самый талантливый и самый русский (русский во всех своих проявлениях и противоречиях) режиссер рубежа XX-XXI веков. Балабанов плевать хотел на всех и вся: на политкорректность, на либералов, на консерваторов, на собственную карьеру. При этом как истинно русский интеллигент он не мог не размышлять о Родине. Как размышляли Пушкин, Герцен, Достоевский, Толстой, Чехов, Бунин. Именно поэтому он метался в своих фильмах от крайнего национализма — к отчаянной русофобии.
И ведь совру, если скажу, будто не плачу.
Даже такой русский эгоист как Михалков — и тот оценил Балабанова. Идя во власть в кинематографе в конце 90-х, он демонстрировал податливым нищим избирателям из среды кинематографистов кадры из лент Балабанова, чтобы убедить их в том, в какой колодец аморализма упало наше кино. А потом сам снялся в двух подряд фильмах Балабанова «Жмурки» (хотя более кровавого — но и более смешного фильма в нашей новейшей истории нет) и «Мне не больно» — невероятном фильме, где мелодрама харкает живой кровью.
Ужас: первый раз пишу про смерть режиссера, которого воспринимаю как родственника — и по возрасту, и по типу мышления. Первый раз пишу про смерть режиссера, которого воспринимаю как соотечественника.
Балабанов не подпускал к себе людей. Почти не давал интервью — только близким и редко. Вспоминаю его невероятную беседу с питерским коллегой Дмитрием Савельевым по поводу фильма «Морфий», в которой Балабанов на четыре подряд длинных умных вопроса ответил «Нет». На пятый вопрос, не имел ли он в виду то-то и то-то Балабанов ответил: «Ты хочешь, чтобы я пятый раз сказал «нет»?
Такой был режиссер. Такой был человек.
Из-за этой закрытости почти никто ему не поверил, когда он сказал, что недавний фильм «Я тоже хочу» (тот, в котором люди ищут колокольню счастья, позволяющую вырваться в иной радостный мир, но, в основном, находят смерть) станет его последним. Ему не поверили даже несмотря на то, что Балабанов, появившись в эпизодической роли фактически самого себя, умертвил себя перед кинокамерой.
Все (я в их числе) решили, что это шутка, выпендреж, очередная балабановская игра. Но игрой это, оказывается, не было.
Балабанов снял лучший фильм о современном русском мужском потерянном поколении: «Брат» с Сергеем Бодровым-младшим, который тоже погиб рано, странно и нелепо. Теперь кажется, что это всё не случайно. Истинные русские таланты начинают вымирать. Они вымирали и на рубеже прошлых веков под влиянием кошмарных перемен. Но то, что не доумертвила Великая Октябрьская революция, доумертвляет наше сегодня. Страшно осознавать, с кем мы останемся. Страшно понимать, что подлецов в нашей стране будет все больше, а истинных талантов — все меньше.
К сожалению, истинно русского Балабанова испугался и Запад — это видно по Каннскому фестивалю. Канн, искатель гениев, не мог не оценить Балабанова. После того, как тут два года подрял в конце нулевых демонстрировали его фильмы «Про уродов и людей» и «Брат» (который закрывал вторую по значимости программу «Особый взгляд» и вызвал вселенский восторг — я был тому свидетелем), казалось, что Балабанов войдет в узкий круг каннских избранников.
Не сложилось. Канн вдруг объявил Балабанова провокатором — особенно после фильма «Груз 200». Хотя другого — истинного — провокатора фон Триера продолжал привечать (тоже, как выяснилось, до поры до времени).
Ладно, Канн. Помоги, Господь, России. Если ты есть.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.
