Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

22.05.2013 | Арт

«Идеология – смерть искусства»

Интервью с Франсиско Инфанте

Творческий тандем супругов Франциско Инфанте и Нонны Горюновой можно назвать классикой современного российского искусства. Начиная с 1960-х годов, мастера работают в уникальном жанре создания артефактов, документированных в фотографиях — встречах мира Природы и мира Человека. Эти артефакты Инфанте — Горюновой стали желанными экспонатами лучших выставок планеты. Многие музеи гордятся присутствием их в своих собраниях.

О философии артефактов, о различии понятий «культура» и «искусство», о приоритете религиозного сознания в процессе творчества Франциско ИНФАНТЕ рассказал Сергею ХАЧАТУРОВУ.

— В Лондонепроходит выставка «Разбивая лед: московское искусство 1960-1980-х», которую курирует Андрей Ерофеев. Она пользуется успехом и представляет образ поколения (участвуют работы двадцати двух художников) неофициального искусства России 1960-1980-х. Чувствуете ли вы себя частью этого поколения?

— Думаю, что общность в данном случае была экзистенциальная: общность людей, отверженных официозом. Когда наступила перестройка и стало все возможно, общность рассеялась. Все остались при своем, о чем, собственно говоря, и мечтали. По формальным качествам в некое единство искусство художников, оппозиционных советской власти, никак не собирается. Причина, наверное, в том, что общество в Советском Союзе устроено было по-уродски и объединялись не во имя чего-либо, а вопреки.

Российский художник Франциско ИНФАНТЕ родился в 1943 году, в семье испанского эмигранта-республиканца. Живет и работает в Москве. Продолжатель традиций художников русского авангарда. В 1970 организовал группу художников «Арго». Получил известность своими пространственными инсталляциями на природе (существующими затем в виде серий фото-арта), легкими, воздушными конструкциями из лески, планок, зеркальной пленки, которые он создавал вместе с женой, художницей Н. П. Горюновой (р. 1944).

— Выходит, дружили художники «другого искусства» под знаменем «против». Против догм официального искусства социалистического реализма. Ситуация и печальная, и одновременно — замечательная. Уникальность в том, что многие художники (включая вас с Нонной Горюновой) не являются адептами какого-то уже сложившегося до них стиля, а синтезируют самобытный, авторский новый. Что повлияло на сложение вашего?

— Бывают художники двух типов. Первый тип формируется в результате внешних воздействий. Человек реагирует на происходящие в области культуры события, затем что-то воспроизводит на основе усвоенного. Другой тип художника противоположный. Это люди, которые не могут отмахнуться от разных сугубо личностных, индивидуальных переживаний. Эти субъективные переживания они реализуют в своих произведениях. Как мне кажется, я отношусь ко второму типу художников. Еще во время учебы в художественной школе меня увлекла идея БЕСКОНЕЧНОСТИ устройства мироздания, я начал ее реализовывать. Разумеется, если бы я не находил какие-то ответы во внешнем мире, может быть, эта идея угасла бы. Помню, первое, что меня поддержало в отношении движения по выбранной субъективной траектории, — Библиотека иностранной литературы. В иностранных журналах впервые познакомился через периодику с работами Пьера Сулажа, работами других абстрактных художников. Сперва я ничего не понял, кроме одного: для моих занятий есть контекст, то, что я делаю, может иметь резонанс и значение. Отслеживать точечные влияния, которые, конечно, есть, так как мы не живем изолированно, очень трудно. Я все же не погружен в толщу социальной жизни, политики. Я пытаюсь работать с универсальными философскими категориями, понять которые можно только благодаря каким-то внутренним ресурсам. Вокруг, конечно, в начале щестидесятых годов происходило открытие для советской интеллигенции мирового модернизма: Пикассо, Сезанна, импрессионистов, экспрессионистов. Точки опоры во внешнем мире уже существовали, моими же точками опоры служили собственные внутренние представления. Вообще для меня темой в искусстве стал момент рождения художественного события на стыке нерешаемых проблем (ведь искусство по сути то, чего не может быть) и их реального представления. Это реальное представление нереального во многом связывается с понятием «артефакт».

— Напомните, пожалуйста, его суть.

— Занимаясь проблемами бесконечности, я пытался делать метафоры: спирали, проекты реконструкции звездного неба и т. д. Потом, глубже изучив теорию бесконечности Георга Кантора, его версию двух видов бесконечности, потенциальной и актуальной, я осознал важность идеи актуальной бесконечности в качестве целого, актуально данного. Предъявить актуальную бесконечность возможно благодаря конструкции, противостоящей энтропии мира. В какой-то момент я понял, что мир не только бесконечен, но и таинствен. Я пытался найти что-то адекватное моим представлениям о тайне мира. В 1976 году я как художник оформил книгу Клиффорда Саймака. В ней речь шла об Артефакте, загадочном и желанном всеми. Особенно завораживали метаморфозы, происходящие в жизни с появлением этого Артефакта. Тема Артефакта очень увлекла меня, и я решил привносить его в природу и таким образом создавать некое организующее начало, каркас или сферу, внутри которой можно распоряжаться атрибутами самой природы: солнечным светом, воздухом, снегом, землей, небесами и т. д. Словом «артефакт» обозначается вещь второй природы, то есть вещь, сделанная человеком и, стало быть, автономная по отношению к природе. Символически важен момент вычленения артефакта как искусственного объекта, дополнительного к природе. Уместно вспомнить понятие «рама» — конструкции, что одновременно и ограничивает бесконечность мира, и фокусирует внимание на этой бесконечности. То, что с древности известно об артефакте, свидетельствует о бесконечности мира, о связи всего сущего с Тайной, реально этот мир наполняющей. Сознание художника, вдохновившего ситуацию взаимодействия артефакта и природы, создает силовые линии поля игры. Поэтому мои работы, в которых человек отсутствует, всегда о человеке и о его душевном мире, артикулированном сознании.

— Каково значение случая в поле общения артефактов и природы?

— Огромное. Случайность тоже бывает двух видов: та, что разрушает, и та, что создает. Если созидательную случайность иметь в виду, когда делаешь что-то, и привлекать в союзники, то, как правило, она обогащает ситуацию. Ее присутствие тоже связано с тайной.

— Чаще всего проводником вашего общения с природой является зеркало. Почему?

— Зеркало — составная часть почти всех технических, внеприродных изделий: от телевизоров до космических спутников. Оно самый идеальный атрибут искусственного мира, древнее изобретение человечества, возраст которого отсчитывается с III тысячелетия до н. э. А стеклянное зеркало — венецианское изобретение начала XIV века. С зеркалом связаны многие культы и обряды. С функцией отражения возникает тема двойничества, изменения пространственных связей, — удивительные вещи, поражающие воображение. Когда мы делаем артефакты с зеркалами, работаем только в реальном пространстве. Никогда не обращаемся к технике монтажа, коллажа, компьютерных обработок. Скорее наоборот, сами наши артефакты в каком-то смысле предопределили появление цифровой технологии.

— Вы неоднократно замечали, что не любите рассудочное искусство. Что в вашем понимании «рассудочность»?

— Когда художник не живет искусством, а выдумывает его. Это сродни ухищрению, уловке. Здесь очень важно разграничение понятий «искусство» и «культура». Искусство всегда первично, связано с непосредственным искренним творческим импульсом. Культура — комментарий, толкование, текст второго уровня, уровня интерпретации. Некоторые художники пытаются обойти искусство со стороны культуры. Мне это не близко. Для них главным становится идеология. А идеология — самая смерть искусства. Кстати, определение «культурология» для меня довольно противное. Это понятие связано с хитрой попыткой обозначить альтернативу искусству. А ее нету. Искусство — сфера человеческой деятельности, которая позволяет человеку встать вертикально. Оно наглядно показывает возможность человеческого существования.

У культуры же в основном охранительные, ретроспективные функции. Ведь культура не сможет развиваться, если искусство перестанет быть. Не будет предмета исследования. Принципиально то, что искусство и культура могут взаимодействовать, но не могут смешиваться — по аналогии масла и воды. Апелляция к культуре — разоблачение художника, не могущего справиться с настоящим. Когда начинается переход искусства в жизнь, культуры в искусство, приоритеты культуры и жизни начинают присутствовать в искусстве. Это насилие над искусством.

— А на территории искусства кто ваши собеседники?

— Их много в мире. Начиная с русского авангарда, с Малевича и до мастеров второго авангарда, Роберта Смитсона, Ричарда Лонга… Это мастера, отважно двигающиеся в природу, работающие с метаморфозами пространства.

— Насколько вам важны в творчестве вопросы веры, идея Бога?

— В теме актуальной бесконечности, которой я занимаюсь, заложена идея Бога — Единого, по образу и подобию Которого создан Человек. Для художника очень важно в своем сознании наличие представления о Боге, возможность выхода к Единому. Суд человеческий может быть случаен. Суд Божий — универсален. В своем понимании творчества пытаюсь соотносить себя с Судом Бога. И помню, что вера в Бога сопряжена с ответственностью заботы о собственной бессмертной душе.

— Однако ваше искусство трудно назвать религиозным.

— Искусственно творчество выстроено быть не может. Мы живем в том мире, в каком живем. И на него реагируем. И для меня лучше заниматься чем-то современным, нежели писать иконы или, с другой стороны, создавать реди-мейды — достижения столетней давности. В том смысле, что мы ошарашены новым веком технологий и не можем не учитывать в своем сознании новые ощущения пространства, времени. Как эти ощущения сопоставить с традиционной иконописью, например, я не знаю. Мой компас в искусстве показывает свое направление. Я ему доверяю.



Источник: "Нескучный сад", 01.02.13 ,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
08.11.2021
Арт

Вечные 90-е

Творчество Межерицкого - странный феномен сознательной маргинальности. С поразительной настойчивостью он продолжал создавать работы, которые перестали идти в ногу со временем. Но и само время перестало идти в ногу с самим собой. Ведь как поется в песне группы «Буерак»: «90-е никуда не ушли».

Стенгазета
28.07.2021
Арт

Внутренний фронт

Зангева родилась в Ботсване, получила степень бакалавра в области печатной графики в университете Родса и в 1997 переехала в Йоханесбург. Специализировавшаяся на литографии, она хотела создавать работы именно в этой технике, но не могла позволить себе студию и дорогостоящее оборудование, а образцы тканей можно было получить бесплатно.