18.04.2013 | Наука / Общество

Чашка чая и гибель мира

Капитализм погибнет, если его цены не будут говорить правду об экологии

«Мне чтобы чай был, и мир пусть погибнет!» – ответил герой «Записок из подполья» на им же придуманный вопрос, согласился бы он отказаться от чашки чая ради спасения мира. Вкладывая в уста своего антигероя этот манифест абсолютного эгоизма, Федор Михайлович Достоевский полагал, должно быть, что создает образ гротескный. И вряд ли думал, что спустя полтора века именно такой выбор встанет перед множеством самых обычных людей в разных странах.

В самом деле, чтобы на нашем столе появились чай, кофе, сахар, шоколад и другие привычные нам продукты, где-то в далеких тропических странах должны существовать плантации соответствующих культур. Это понимают все, но мало кто задумывается о том, что под эти плантации нужно вырубать леса, осушать болота, распахивать саванны.

И деньги, отданные европейским или американским потребителем за упаковку чая или кофе, фактически финансируют разрушение естественных экосистем в развивающихся странах, сокращение численности и исчезновение редких растений и животных. То есть постепенное уничтожение биосферы.

Вклад удаленных потребителей в дело истребления редких видов попыталась оценить группа исследователей из Австралии, Японии и Италии во главе с профессором Сиднейского университета Манфредом Ленценом. Результат их работы опубликован в журнале Nature.

Профессор Ленцен и его коллеги начали с того, что просто взяли Международную красную книгу и выписали из нее данные по почти семи тысячам видов, для которых в качестве причин опасного положения указано та или иная производительная деятельность человека. Затем, вооружившись подробными данными о местах обитания этих видов, ученые принялись выяснять, кто что в тех местах производит и куда идет произведенная продукция. Созданная ими в результате модель использовала сведения о почти 16 тысячах производств в 187 странах.

Как и следовало ожидать, изрядная доля товаров, производство которых создает угрозу редким видам, потребляется за пределами тех стран, где они были произведены. Страны, где вывоз таких товаров превышает ввоз, исследователи назвали «экспортерами биоразнообразия»;

те, где ввоз превышает вывоз – «импортерами биоразнообразия». (Название, на наш взгляд, не слишком удачное: никакого перемещение биоразнообразия на самом деле не происходит – оно сокращается в странах-«экспортерах», но не увеличивается в «импортерах»). Анализ показал, что в странах-«экспортерах» в целом около трети (35%) всех случаев угрозы редким видам вызвано производством товаров на экспорт. В некоторых таких странах (Мадагаскар, Малайзия, Папуа – Новая Гвинея, Шри Ланка, Сингапур) вклад экспортного производства в угрозу редким видам превышал 50%. В то же время почти половина (44%) угроз редким видам, создаваемых странами-«импортерами», возникает на территории других стран.

На первый взгляд, исследование представляет собой иллюстрацию и доказательство любимого тезиса «зеленых» активистов: во всех экологических бедах мира виновато общество потребления в странах «золотого миллиарда». Это оно стягивает на себя природные ресурсы планеты и переносят вредные производства в бедные страны, симулируя тем самым в них разрушение экосистем и истребление видов. А глобализация мировой экономики все больше облегчает этот процесс. Если бы не богатые страны и не мировая торговля, разрушение природы в ключевых для мирового биоразнообразия регионнах если не прекратилось бы вовсе, то, во всяком случае, сильно бы замедлилось.

Однако при внимательном взгляде все оказывается не так просто. Во-первых, деление стран на «экспортеров» и «импортеров» биоразнообразия не вполне соответствует делению на богатых и бедных. Если в десятку крупнейших «импортеров» действительно входят только развитые страны (США, Япония, ряд стран Евросоюза, Южная Корея, Канада), то среди «экспортеров» входят и по-настоящему бедные страны (Камерун, Камбоджа, Мадагаскар), и среднеразвитые (Таиланд, Филиппины, Россия, Индонезия), и одна из богатейших стран мира – Сингапур. В то же время примечательно отсутствие в обеих десятках таких экономических гигантов, как Китай и Индия: эти страны являются одновременно крупнейшими экспортерами и импортерами товаров, произведенных с ущербом для окружающей среды. При этом разница между ввозом и вывозом таких товаров в них оказывается невелика, хотя абсолютные масштабы того и другого огромны. А природа, как мы помним, страдает в обоих случаях.

Но важнее другое.

Представим себе, что мировая торговля в одночасье прекратилась, и все страны мира, богатые и бедные, потребляют лишь то, что производят сами. Это означает, что те жители стран-«экспортеров биоразнообразия», которые сегодня заняты выращиванием экспортных культур, вынуждены будут искать себе другой источник пропитания.

Вероятнее всего им станет полунатуральное сельское хозяйство, лишенное доступа к современным высокопродуктивным сортам, удобрениям, сельскохозяйственной технике и т. п. (поскольку все это либо вовсе не производится в стране, либо экономически недоступно мелкотоварным традиционным хозяйствам). Поскольку эффективность таких хозяйств крайне низка, у их владельцев просто не останется другого выхода, как расширить в несколько раз площади используемых угодий. За счет – правильно, вы угадали! – естественных экосистем. Что будет означать для последних полную катастрофу.

Впрочем, что значит «будет»? Именно такую картину мы наблюдаем сегодня во многих странах Африки и тропической Азии: уцелевшие островки естественных ландшафтов (в основном, национальные парки) подвергаются мощнейшему напору окружающего населения, постоянно пытающегося вовлечь эти земли в хозяйственный оборот. И главную роль в этом нескончаемом натиске играют отнюдь не коммерческие плантации экспортных культур (хотя и они тоже вносят свой вклад), а именно традиционные крестьянские хозяйства, никак не вовлеченные в мировую экономику.

В промышленном секторе этот эффект менее выражен, но тоже имеет место: производство, ориентированное на внутренний рынок, как правило, отличается более низкими экологическими стандартами. Хотя тут последствия гипотетического исчезновения мировой торговли прогнозировать труднее: неизбежное при этом падение уровня жизни населения привело бы к резкому сокращению потребления промышленных товаров (от них отказаться все-таки легче, чем от еды), и абсолютная нагрузка на окружающую среду со стороны промышленности сократилась бы за счет падения производства. Правда, высвободившиеся работники опять-таки должны были бы чем-то заняться, чтобы не умереть с голоду, и это «что-то» вряд ли оказалось бы экологически безопасным... но тут мы уже вступаем в область фантазий.

Впрочем, профессор Ленцен и его коллеги и не предлагают идти по пути прекращения или хотя бы сокращения мировой торговли. Вывод, который они делают из своего исследования, гораздо скромнее и конструктивнее, хотя сегодня звучит почти столь же утопично: нужно каким-то образом разделить ответственность за ущерб окружающей среде, возложив часть ее на конечных потребителей тех товаров, производство которых привело к этому ущербу.

Иными словами, экологические издержки должны быть включены в стоимость товара, а полученные таким образом средства должны обеспечивать нейтрализацию нанесенного природе вреда.

Как это сделать, пока не вполне понятно, но делать придется. Как сказал некогда известный немецкий специалист по экологической политике Эрнст-Ульрих фон Вайцзеккер, «социализм погиб, потому что его цены не говорили правды об экономике; капитализм может погибнуть, если его цены не будут говорить правду об экологии».

***