04.04.2012 | Наука

Кунсткамеры XXI века

«Уж подлинно, что там чудес палата! Куда на выдумки природа таровата!»

Когда Михаил Васильевич Ломоносов, завершив длительную учебу в Германии, вернулся на Родину, первым его самостоятельным научным трудом стал разбор, описание и каталогизация коллекции Минерального кабинета петербургской Кунсткамеры. Работа эта заняла у молодого ученого больше четырех лет (1741 – 1745) и стала частью коллективного труда российских ученых по упорядочению всего собрания. Можно считать, что именно тогда Кунсткамера из бессистемного собрания диковинок превратилась в первый российский естественно-научный музей.

Ломоносов и его старшие коллеги Гмелин и Амман раньше многих уловили требование времени: создание таких музеев на базе кунсткамер, частных собраний, ботанических садов и т. д. стало характерной приметой XVIII века.

В 1753 году учреждается Британский музей (впрочем, естественно-научная коллекция составляла лишь часть его собрания), в 1793-м – знаменитый Национальный музей естественной истории в Париже. Эти учреждения, как нельзя более соответствующие духу Просвещения, должны были соединять в себе научные исследования, распространение знаний и разумное, способствующее развитию человека развлечение. Эти цели, казалось, не противоречили друг другу: естествознание того времени в значительной мере было увлекательнейшим хобби хорошо образованных любителей, и можно было надеяться, что с распространением просвещения учеными станут все члены общества.

Сегодня, четверть тысячелетия спустя, эти сферы деятельности необратимо обособились друг от друга. Каждая из них превратилась в огромную индустрию с миллионами профессионалов и многомиллиардными бюджетами. Пожалуй, единственной точкой, где все эти сферы непосредственно соприкасаются, сегодня остается естественно-научный музей, по-прежнему сочетающий задачи научного, просветительского и развлекательного учреждения.

Как ему удается делать это сегодня? Насколько успешна его деятельность в каждом из этих направлений? Нужно ли и возможно ли дальше сохранять это единство и что ждет музеи в будущем? Наконец, что вообще делает музей – музеем?

 

Визит к экспонату

Давно ли вы были последний раз в каком-нибудь естественно-научном музее? Если это было хотя бы в этом году, то одно из трех: либо ваша работа или увлечение как-то связаны с профилем музея, либо вы водили туда своего ребенка, либо оказались там «в организованном порядке» (например, в составе тургруппы, в программу которой входило посещение музея).

Музей такого рода – место странное по определению. Большие выставки или радикальное обновление экспозиции в нем так же редки, как и в музее художественном. Однако Третьяковку или Эрмитаж можно посещать, не дожидаясь, пока там выставят что-то новенькое, а просто ради очередной встречи с любимыми шедеврами (по крайней мере, так предписывают поступать правила хорошего тона). А много ли найдется чудаков, желающих в третий или десятый раз разглядывать одни и те же чучела, камни или сухие листья?

Так было не всегда. «Уж подлинно, что там чудес палата! Куда на выдумки природа таровата!» – восторгается герой известной крыловской басни, доказывая, что два века назад петербургская Кунсткамера вызывала немалый интерес у публики. Но и тогда, и столетием позже, когда при московских Высших женских курсах открылся Дарвиновский музей, подобные собрания были единственным местом, где человек того времени мог полюбоваться на чудеса и диковинки природы. Кинематограф делал лишь первые шаги, фотография была медленной и черно-белой, а многие люди за всю жизнь ни разу не покидали родного города или села. Разнообразие живых существ, сконцентрированное в музейных витринах, ошеломляло и потрясало своей достоверностью и конкретностью.

Сегодня по телевизору каждый день идут отлично снятые фильмы о жизни дикой природы в африканских саваннах, Амазонии или глубинах океана. Многие наши соотечественники своими глазами видели живых слонов и обитателей коралловых рифов. Даже давно вымершие динозавры после выхода «Парка юрского периода» сделались для широкого зрителя привычными и знакомыми. Однако крупнейшие естественно-научные музеи не пустуют: через залы Зоологического музея МГУ ежегодно проходит около 200 тысяч посетителей, Дарвиновского музея – 300 тысяч, питерского Зоологического музея – до полумиллиона.

Кто эти люди и что они ищут в музее?

По оценке сотрудников Дарвиновского музея, около двух третей его посетителей составляют родители с детьми. (Львиная доля оставшейся трети приходится на тематические школьные экскурсии.) Фактически музей стал стал крупным центром семейного досуга – недаром сведения о его выставках, распорядке работы и т. д. можно найти на любом сайте, посвященном отдыху и развлечениям. То же самое можно сказать и о других крупнейших естественно-научных музеях – в Тимирязевском есть даже специальная программа «Семья в музее». Понятно, что основу ее составляют игры, интерактивные экспозиции, и т. д.

Впрочем, не стоит думать, что все дети приходят в музей только поиграть. «Есть такие любознательные дети, которые бегут впереди экскурсовода и проговаривают за него всю экскурсию. Или повергают публику в шок, произнося без запинки латинские названия динозавров. – говорит ученый секретарь музея Юлия Шубина. – Иной раз думаешь: а они-то зачем сюда приходят?». Ну, зачем приходят, в общем-то понятно: это способ самоутверждения, демонстрации (прежде всего самому себе) владения настоящим, неигрушечным, «взрослым» знанием.

В конце концов, наука вообще-то дело невероятно интересное – если, конечно, понимать, о чем она говорит.

Задача музея как раз и состоит в том, чтобы сделать научные истины предметом собственных открытий посетителя, показать науку становящуюся, ищущую, шаг за шагом продвигающуюся от незнания к знанию. А попутно – ненавязчиво и без ущерба для детского самолюбия отобрать тех, для кого мимолетное знакомство с нееведомым миром может стать началом настоящего большого увлечения.

Недаром практически при каждом музее – даже таком академически-строгом, чурающемся интерактивных аттракционов, как Зоологический музей МГУ – обязательно работают школьные кружки. Да и вышеупомянутая программа «Семья в музее» ключает в себя не только развлечения, но и занимательные опыты с растениями, знакомство с настоящим микроскопом и прочее.

Однако все дети рано или поздно вырастают. Какая-то часть их, навсегда зачарованная чудесами природы, связывает свою жизнь с соответствующей наукой и возвращается в музей уже в новом качестве, проводя время не столько в его залах, сколько в запасниках и лабораториях. Подавляющее же большинство просто перестает ходить в музей.

Может быть, в этом и нет ничего страшного? В самом деле, что нового откроет для себя взрослый посетитель, чья повседневная жизнь никак не связана с наукой, в знакомых с детства чучелах и окаменелостях? Так ли уж важно, чтобы он вспомнил, к какому семейству относятся картошка и помидор или от каких именно рыб произошли наземные позвоночные? Ведь у него уже есть общее представление о мире, основанное на полученных в детстве знаниях...

Увы, опросы, регулярно проводимые социологами, показывают, что у значительной части обдей этого предсталения как раз и нет.

В ходе последнего из таких опросов, проведенного в этом году ВЦИОМ, 32% респондентов – треть взрослых жителей России! – полагала, что Солнце вращается вокруг Земли. Чуть меньше (29%) было тех, кто считал, что люди и динозавры появились на Земле одновременно. Зато почти половина опрошенных (46%) полагают, что, что антибиотики одинаково эффективны как против бактерий, так и против вирусов.

(Если знания об устройстве Солнечной системы или о последовательности появления разных групп животных не имеют прямого отношения к повседневной жизни большинства людей, то попытка лечить антибиотиками, скажем, грипп может эту самую жизнь безвременно оборвать.) На самом деле все еще хуже, поскольку неизвестно, сколько из тех, кто ответил правильно, выбрало верный ответ просто наугад. Так что полагаться на тот запас знаний, который человек выносит из школьного детства, не приходится.

Впрочем, музейные работники знают это и без опросов. Даже от школьных учителей, пришедших вместе со своими учениками на экскурсию, им порой приходится слышать вопросы типа: «А почему вы решили, что человек происходит именно от обезьяны? Ведь обезьяны – это грязные и неприятные животные! Лучше происходить от дельфинов – они чистенькие и умненькие!».

Выходит, как бы ни была важна работа музеев с детьми, ограничиваться только ею нельзя – взрослых тоже нужно просвещать. А для этого мало собрать уникальную коллекцию, мало выстроить ее в осмысленную экспозицию и снабдить необходимыми пояснениями – надо еще как-то побудить потенциальных посетителей прийти в музей. Как гласит английская пословица, «лошадь можно подвести к воде, но пить ее не заставишь».

Если детей и семьи с детьми лучше всего привлекают игры, интерактивные аттракционы и мультимедийные шоу, то для взрослых посетителей – свои приманки. Например, Тимирязевский музей широко известен в кругах садоводов и любителей комнатных растений как своего рода выставка-ярмарка, где можно и посмотреть лучшие московские орхидеи или ирисы, и купить саженцы плодовых деревьев интересующего сорта. В других музеях торговля играет меньшую роль – хотя в каждом из них продают сувениры и профильную литературу, но вряд ли кто-то поедет в музей ради этой продукции (хотя автору этих строк однажды пришлось специально приехать в питерский Зоологический музей за книгой, которая в тот момент не продавалась больше нигде). Зато, конечно, все они регулярно устраивают выставки самого разного характера – от аквариумных рыбок и комнатных растений до редких старинных книг и произведений художников-анималистов. В одних случаях выставку организует сам музей (хотя на ней могут присутствовать не только его экспонаты), в других он только предоставляет помещение, но в любом случае такая активность для него полезна: придет человек на выставку – заодно, глядишь, и основную экспозицию посмотрит.

На то же нацелено провеление в музеях всевозможных публичных лекций, конференций и даже концертов. В какой-то мере все это срабатывает, но в целом приходится признать, что в мире взрослого образованного горожанина естественно-научные музеи присутствуют довольно слабо – стать по-настоящему модным местом, центром актуальной культурной жизни им пока не слишком удается.

Трудно представить себе светскую беседу с репликами типа «вы знаете, что в этом сезоне дают в Зоомузее?».

Конечно, просвещение сограждан – задача не только музеев. Сегодня каждый уважающий себя телеканал обязательно имеет в сетке программы «о науке» и «о природе», выходят научно-популярные журналы и книги, в интернете можно найти сотни сайтов той же тематики... Но у музеев есть свой козырь, ценность которого на фоне фантастических возможностей медиа-технологий не только не уменьшается, но, наоборот, растет.

Самую точную формулировку этого преимущества музеев я услышал из уст своей дочери, ставшей к 12 годам постоянным посетителем Палеонтологического музея. На вопрос, что ее так привлекает в этих окаменелостях, когда тех же динозавров по телевизору в каком-нибудь «парке чудес» можно увидеть цветными, бегающими и рычащими, она ответила:

– Но ведь эти-то – настоящие.

Своеобразное подтверждение этого тезиса «от противного» можно найти на ортодоксально креационистском сайте pravoslavie.ru. На нем вывешено описание экспозиции Дарвиновского музея – своего рода путеводитель по гнезду соблазна, призванный помочь читателю несмотря на все музейные искушения сохранить веру в сотворенность и неизменность живых форм. При чтении этого занятного документа обращает на себя внимание настойчивое, не останавливающееся даже перед заведомым враньем желание опровергнуть именно аутентичность экспонатов, доказать, что это всего лишь ничего не значащие кусочки материи, произвольно интерпретированные, а то и прямо подделанные злонамеренными эволюционистами.

Сегодня технологии работы с изображением могут с ошеломляющей достоверностью продемонстрировать нам все, что угодно, – в том числе то, чего никогда не бывает и быть не может. Мы уже не всегда можем отличить, где кончается подлинный фото– или видеодокумент и начинается тщательно изготовленная иллюзия – достаточно вспомнить переиодически обостряющиеся споры о том, действительно ли американские астронавты побывали на Луне. И чем совершеннее, чем правдоподобнее будут становиться компьютерные «реконструкции» – тем выше будет ценность подлинных, материальных чудес и диковинок.

С этой точки зрения музеи все больше превращаются в своеобразное посольство вещного, материального мира, в островок достоверности среди бесчисленных симулякров. И это относится не только к скелету морской коровы, которую не видел своими глазами ни один из ныне живущих людей, или синей розе, в возможность существования которой никто не верил, но и к какой-нибудь стандартной физической установке, демонстрирующей широко известный эффект.

Маятник Фуко сбивает кеглю не потому, что так записано в компьтерной программе, а потому, что таковы свойства вещей: кегля вращается вместе с нашей планетой, а плоскость колебаний маятника остается неизменной.

Этого преимущества у музеев никто не отнимет. Нужно лишь, чтобы они сами не забыли о нем, увлекшись возможностями современных технологий.

Источник: «Знание – сила» № 10, 2011,