17.02.2012 | Современный танец
Падающие«Происшествия» на фестивале SpielzeitEuropa
Во второй, зимней части длящегося в Берлине уже пятый месяц фестиваля SpielzeitEuropa показали один из лучших европейских спектаклей — Zwischenfälle, или «Происшествия», который поставила в венском Бургтеатре его глава, режиссер Андреа Брет. У местной любимицы, возглавлявшей в 90-е берлинский «Шаубюне», репутация серьезного мастера. Царившей же на сей раз на сцене легкости необычайной Брет обязана соавторам: русскому писателю Даниилу Хармсу и мало известным нам французским юмористам — популярному в конце XIX — начале XX века Жоржу Куртелину и Пьер-Анри Ками, веселившему французов с 1908 до 1951 года короткими текстами, коих наплодил более 650. Не считая 20 романов, сотни шансонов и 900 рисованных историй.
Математика спектакля фрау Брет выглядит не менее занимательной. Тексты Куртелина, Ками и Хармса смонтированы в коллаж из 53 сценок — разной величины, в разных жанрах, но неизменно абсурдных и смешных. У десяти актеров здесь 90 ролей!
Для технического же обеспечения сменяющихся с поразительной, практически анимационной быстротой сценок потребовался штат из крепких мужчин, коих, что справедливо, в финале тоже выводят на поклоны. Три часа (о которых в начале спектакля думаешь с ужасом: «Что за каменный век, ставить эпохалки с антрактами!») пролетают играючи под хохот и — минимум 53 раза — спонтанные аплодисменты.
90 обличий актеры принимают, практически не меняя костюмов — серых офисных пиджаков, брюк и юбок. В одной из сценок дама, не смущаясь подвешенного в шкафу трупа, сосредоточенно примеряет совершенно одинаковые серые пиджаки — как будто они разные. То же с персонажами. Не столько индивидуальности, сколько болванки — они носят одежду, соответствующую размеру, и озвучивают тексты, соответствующие ситуации, едят ли они, спят ли или занимаются сексом. С той разницей, что тут, как в историях Хармса, один по фамилии Кушаков, а другой Кузнецов. И все пользуются одними и теми же предметами, уже подзабытыми, надо сказать, как все избитые символы абсурдистского театра: телефоном, чтобы общаться, стульями, чтобы не упасть, и чемоданами, чтобы уехать. Но далеко эмигрировать не удается. Попадают или в длинный коридор со множеством дверей или вовсе в какую-нибудь дыру. Отверстия, пробитые в установленной на сцене стене, могут вести в открытый космос, где плавает в черноте и невесомости человеческое тело. А могут быть и заурядными дырками: из одной торчат застрявшие попа и ноги, в другие актеры проваливаются с головой. С невесомостью и подвешенным состоянием каждый справляется по-своему, стараясь укорениться и закрепиться в пространстве, где вечно куда-нибудь или сдувает, или засасывает. Одну семейную пару вообще «прибило» к стене как настигло — в лежачем положении и в постели. Так и висят, флиртуя и болтая по телефону, похожие на насаженных на булавку бабочек.
Ощущение, что перед нами мир двуногих насекомых, которых Андреа Брет и ее сценограф Мартин Цеетгрубер рассматривают с дотошностью и перфекционизмом энтомологов, усиливает тончайший занавес, разделяющий сцену и зал, — он похож на противомоскитную сетку.
За этой завесой стройные тетки с муравьиными талиями, исполняющие ритуальные танцы перед самцами (прекрасная пародия на спектакль «Контактхофф» Пины Бауш), или какой-нибудь порхающий в беззаботном танце клерк-мотылек (лучшая хореография последнего времени таится внутри драматического спектакля!) ведут свою, полную драм и трагедий жизнь. Событием вселенского масштаба может оказаться какая-нибудь глупость. А важные вещи, наоборот, вполне заурядны. Ел-ел, например, спагетти, упал лицом в тарелку — умер. Обычное дело. Не от спагетти, а от старости и к огорчению соседа, потерявшего интересного безответного собеседника.
Тетка, летающая над сценой в постели и напевающая о звонящем ей по ночам мужчине. Невеста, которая боится брачной ночи и упирается, раскорячившись, в дверном проеме, как перепуганная паучиха. Волк, который не может съесть Красную Шапочку и закончить сцену, потому что она не произносит сигнальные слова: «А почему у тебя такие большие зубы?» Все эти персонажи с их микроскопическими драмами не из прошлого и не из настоящего. Они вообще ни в какое время не попадают, вываливаясь отовсюду, как хармсовские старухи из окна. Чем, наверное, и актуальны. Сцена, в которой людей, стоящих на перроне с чемоданами, заставляет лезть на стену несущийся на них поезд, отсылает к знаменитому фильму Люмьеров, обозначавшему тот самый прогресс, на пути к которому человек — легкоустраняемая помеха. Его всегда можно выбросить из окна, или уронить, или переступить и не поморщиться. К счастью, Андреа Брет и ее десять прекрасных перформеров этими страшными делами занимаются так легко и виртуозно, что зрители падают со стульев не от ужаса, а от хохота.
Израильский современный танец очень знаменит, и, надо сказать, что сегодня он воспринимается как самое актуальное из всех перформативных искусств в стране, язык которого позволяет художникам размышлять о болезненных темах сегодняшнего дня, о себе и об обществе. Для израильтян существенно, что этот язык телесный, но вместе с тем он обладает напряженной интеллектуальностью.
«Все пути ведут на Север» – спектакль о том, что мы одиноки всегда и никогда. Это совместная работа бельгийского хореографа Карин Понтьес и труппы современного танца театра «Балет Москва». Карин не просто сочинила хореографию, а танцовщики ее исполнили, их творческие взаимоотношения строились сложнее.