Россия-Германия, 2011
10.02.2012 | Кино
Адская политика«Фауст» Александра Сокурова и краткое содержание предыдущих серий его тетралогии о диктаторах и власти
В Петербурге и Москве прошли премьеры сокуровского «Фауста», получившего главный приз Венецианского фестиваля. Но «Фауст» не только самостоятельное кинопроизведение, но и завершение цикла Сокурова о диктаторах и власти, что особо подчеркнуто в титрах фильма.
Сам Сокуров говорит даже не о цикле, а о кольце, отмечая, что начинать смотреть тетралогию можно с любого фильма, при этом неизбежно — по логике и просто по кругу — придешь к «Фаусту». Позволим себе напомнить публике, о чем три другие части кольца.
Заранее отметем упрек в упрощенности пересказа и трактовок. Ясно, что любой фильм Сокурова достоин детальной монографии. «Фауст» уже удостоился толстенного номера журнала «Сеанс». Но мы скованы газетным лаконизмом. И второе: фильмы Сокурова не о конкретном, а всегда о вечном, так что эти заметки нельзя считать посвященными ключевым фигурам президентских выборов 4 марта.
«Молох» (1999)
Все фильмы тетралогии сняты на основе русскоязычных сценариев Юрия Арабова, но три из них при этом на иностранных языках. Немецкоязычный «Молох» — про один день лета 1942 года, который Гитлер проводит в своей резиденции в Альпах в компании Бормана, четы Геббельс и своей любовницы Евы Браун. Резиденция в горах отнюдь не обыденный дом, каким был в реальности и описан архитектором фюрера Альбертом Шпеером, а этакий замок-бункер. Гитлер — король на вершине мира, не сознающий, что его величие — преступление и тщета. Весь антураж фильма — квинтэссенция (в сокуровском понимании) фашизма и Третьего рейха: его коричневатого окраса, его пластики, его пошлой эстетики, где фашистская символика соединяется с бюргерским бидермайером (мещанский стиль Германии середины XIX века) — подушечками, рюшечками и керамическими собачками на камине.
Фильм показывает, что фашистскими и прочими тоталитарными переворотами в человеческой истории верховодят не дьяволы, не гении зла, а обычнейшие, причем несчастные, маленькие люди-пошляки.
В нем можно заметить переклички с исследованиями психоаналитика Эриха Фромма, который рассматривал Гитлера как клинического некрофила, не способного к нормальному интиму. Возможно, Сокуров хотел сказать «Молохом», что вождями способны стать только самые ущербные люди — больные из больных. Что сильная личность наверху неизбежно человек с сексуальными вывертами. И что при этом даже самые страшные диктаторы не такие уж диктаторы. Не они насилуют народ — народ насилует их. Они лишь его пешки — рабы его истерик, фобий, комплексов.
«Телец» (2001)
Единственный среди четырех фильм на русском — о Ленине, который тоже обитает в знаменитой резиденции (но не в горах, а в Горках), полностью утратил власть, уступив ее Сталину, почти превратился в овощ, но еще способен ныть по поводу несправедливости жизни и устраивать истерики родным и близким. Ленин умирает, причем фактически в тюрьме, откуда его не выпускают политбюро и охранники-санитары. Пропагандист насилия и подавления сам оказывается жертвой насилия.
Еще раз подчеркнем, что не вдаемся во все тонкости, в частности в особую сокуровскую стилистику картин. В «Тельце» — странноватая и не вполне логичная смесь красивого полуразмытого мирискустничества а-ля Борисов-Мусатов с предельным натурализмом в виде драных чулок Крупской и дряблого тела вождя, которое то купают, то исступленно куда-то тащат. Но для нас сейчас важнее не стиль, а грубая суть. Она в том, что «Телец», очевидно, развивает мысль «Молоха»: вождями-диктаторами (и вообще крупными политиками) становятся только ущербные в личной жизни люди. Их считают частью истории, чуть ли не вечности, а они на фоне вечности — ноль: в финале «Тельца» Ленин-полуовощ высажен на скамейку в парке и долго завороженно глядит на проплывающие над ним облака, которые проплывали до того насилия, которому он по воле случая помог свершиться в России, и будут проплывать вплоть до кончины Земли. Часть критики усмотрела в этом жалость по отношению к Ленину. Упрекнула фильм в защите злодеев, убийц, палачей, которых Сокуров-де считает тоже достойными человеческого сочувствия.
«Солнце» (2005)
Фильм на японском и английском о японском императоре Хирохито накануне капитуляции его страны во второй мировой войне. Самый простой по форме и сюжету из всех существующих фильмов Сокурова — при том что пластов в нем все равно много. Уж точно самый внятный и увлекательный. При этом явно идейно выпадающий из тетралогии про диктаторов.
От «Молоха» и «Тельца», в которых великие диктаторы вызывают брезгливость, «Солнце» отличается тем, что своему очередному властному герою Сокуров безусловно сочувствует. Хирохито — чудак. Хотя он — по своему статусу императора — является Богом-Солнце, он только и мечтает об участи обычного человека. Сопоставление с обычным человеком помогает ему в 1945-м пойти на позор в японском понимании: подписать акт о капитуляции и одновременно официально отречься от своей роли божества. Но тем самым спасти и свою семью (только он и Франко из союзников Гитлера не были признаны преступниками), и свою нацию, а заодно русских и американцев, которых погибло бы куда больше, если бы война продолжалась. Вдобавок своей капитуляцией он сотворил современную Японию, которая с тех пор вступила на путь модернизации.
Но главный смысл фильма: переосмысление темы трагического одиночества власти, занимавшей еще Пушкина в «Борисе Годунове». Трагически одиноки были и прежние сокуровские вожди-сволочи Гитлер и Ленин. Но то были персонажи, которые сами стремились к достижению высшей власти, не ожидая, что власть — один из вариантов рабства. В случае с Хирохито из «Солнца» мы имеем обратный вариант: человек, который не стремился к власти, но был облечен ею по рождению, всячески пытается сбросить со своих плеч ее ношу.
«Фауст» (2011)
«Фауста», снятого на немецком, естественно рассматривать как фильм обобщающий. Он и есть обобщающий. Разумно при этом сводить его смысл к тому, что все вожди, диктаторы, президенты, вообще все, кто стремится к власти (мирской, духовной ли) и материальным благам, вольно или невольно, натурально (как Фауст у Гете) либо фигурально подписали сделку с дьяволом. Продались злу, скрепив печать собственной кровью. Любой вождь, любой президент — наместник дьявола на земле.
Но ясно (это и вам станет ясно после просмотра «Фауста»), что это слишком глобальное, неоднозначное и, кстати, ироничное (что новость для Сокурова) кинопроизведение, чтобы толковать его слишком одиозно и приземленно. Все три прежних фильма диктаторской тетралогии заслуживают жесткой интерпретации. Этот — не поддается. «Фауст» способен поставить рекорд по количеству трактовок. Не надо ничего дополнительно придумывать. Для начала просто вслушаться в диалоги, придуманные Юрием Арабовым и переведенные на немецкий, — в них уйма парадоксов. «Добра нет, а зло есть» — не то чтобы сказано впервые в мире, но сказано замечательно. Что привязывает женщину к мужчине? — «Три вещи: деньги, похоть и общее хозяйство» (простор феминисткам).
Вот еще фраза, которую тоже произносит черт-Мефистофель (талантливейший уроженец России, живущий в Германии актер и клоун Антон Адасинский): «И ведь все знают, что приводит человека в ад. Но все думают, что ад не для них, только для злодеев, а не для хороших людей». Как точно, правда? Кто из тех, кто попадает в ад, согласен с тем, что попал в него по заслугам?
Что до трактовок «Фауста», которых множество, то приведу официальную из рекламного буклета фильма. Ее автор — знаменитый питерский киновед и режиссер-авангардист Олег Ковалов. Это трактовка не только «Фауста», но и всего цикла-кольца, о котором мы сейчас говорим: «Тетралогия Сокурова рассказывает историю превращения властолюбивой персоны в обездушенный фантом, нравственного уродца, обреченного на бытийное одиночество. С патетическими возгласами о счастье, которое он принесет благодарному человечеству, Фауст устремляется дальше, дальше, дальше... К величественно белеющей вдали горной гряде. Эстафету зла примут надежные руки». Гитлера, Ленина, добавим мы. И далее...
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.