Авторы
Не могу сказать, что мне нравится польский спектакль «Да здравствует война!!!», который на днях показывали в Москве. Но пройти мимо него невозможно. Он провоцирует, заставляет горячиться и спорить о чем-то, что к нему мало относится. Например, о нашем театре, о политике и вообще о нашей жизни. О том, почему все те горячие обсуждения, которые мы ведем с друзьями за вином или в социальных сетях, никогда не выходят на театральную сцену именно как спор, провоцирующий общественную дискуссию. О неприкасаемых темах и о том, почему войну, закончившуюся почти 70 лет назад, превращают в бессмысленного божка.
Глумливое представление, крутящееся вокруг любимого и в СССР польского сериала «Четыре танкиста и собака» и ставящее его в контекст многочисленных польских мифов о второй мировой, привезли из маленького шахтерского городка Валбжиха. В этом безнадежном месте уже несколько лет работает пара театральных провокаторов и возмутителей спокойствия — режиссер Моника Стшемпка и драматург Павел Демирский.
Кстати, этой весной на «польском сезоне» фестиваля «Золотая маска» была читка одного из сочинений Демирского — «Пьесы для ребенка», многословного издевательского обозрения, рассуждавшего о том, что бы сегодня происходило в мире, если бы во второй мировой победили фашисты. Выходило, что было бы примерно то же самое. С той же властью денежного пиара и лживой патетикой военных воспоминаний для молодежи. Только вместо скаутов-пионеров были бы активисты гитлерюгенда. Все эти рассуждения имели вид саркастических наркофантазий в духе Пепперштейна, но само предложение «думать в эту сторону» беспокоило и требовало ответа. Прежде всего потому, что в системе российских мифов Отечественная война осталась единственной священной коровой, по поводу которой не допускается ирония. Единственной платформой, на которой власть чувствует себя вправе обняться с народом и продолжает громоздить пропагандистские мифы.
Спектакль «Да здравствует война!!!» — это еще одна скачущая по истории ХХ века глумливая травестия, которую начинает совершенно голый актер, изображающий одновременно наглого и униженного премьер-министра правительства Польши в изгнании Миколайчика на приеме у Сталина в 1944 году. Дело в том, что 1 августа 1944 года в Варшаве началось антинацистское восстание — оно не получило поддержки советских войск и было подавлено. А Миколайчик, 3 августа встречавшийся со Сталиным, больше говорил о послевоенных планах, чем о восстании. В спектакле голый Миколайчик визжит: «Я требую, чтобы польская армия взяла Берлин!», а Сталин отвечает, что, мол, полякам Берлин брать — это выходит за рамки бюджета, это уже фильм-сказка получается. Шутка в духе новейшей российской интерпретации вождя как эффективного менеджера.
Тут надо понимать, что Варшавское восстание — одна из главных патриотических легенд Польши. Теперь ежегодно 1 августа вся страна останавливается на минуту молчания, которая считается минутой национального единения. Эта минута и становится одной из главных мишеней для сатиры Демирского, смешавшей сегодняшнюю реальность с войной, сахарную сказку про четырех танкистов и дружбу народов с показом солдат-насильников и пьяной русской потаскушки Маруси. Артистов, цинично строящих свою славу и благополучие на ролях в лживом сериале, — со снобскими мечтами социалистического «шляхтича» о старой Европе, а заодно с нынешним интеллигентским желанием рассказать правду о польско-еврейских отношениях. Речь обо всем, что злит правых и левых, патриотов и космополитов, обо всем, о чем спорят на кухнях (или там, где обычно спорят поляки), но редко говорят со сцены.
Я наверняка не ловлю многочисленные значимые детали сатиры Демирского, для понимания которых нужно жить в Польше. Но я понимаю, что имеется в виду, когда в роли собаки Шарика здесь выходит одетый в военную форму старик-ветеран, который сначала тихо тявкает в углу, а потом требует от всех героев под дулом пистолета соблюдать минуту молчания. Но только, думаю я, если бы был возможен русский спектакль, развенчивающий мифы, связанные с войной, то в нем чтить «нашу Великую Победу» заставляли бы не ветераны-Шарики, а специально нанятые румяные мальчики-девочки, щенки с пучками полосатых ленточек в руках: «Не чтишь? Получай, фашист, гранату!»
Я, признаться, все эти ленточки и «спасибо деду за Победу» видеть не могу. Один мой дед, профессор из Минска, был расстрелян в 35-м. Второй, пламенный коммунист, к началу войны уже прочно сидел в лагере. На войне был мой папа — 18-летний худющий еврейский сирота с философского факультета ИФЛИ. Рядовым связистом в очках со стеклами в два пальца толщиной он прошел всю Европу, вернулся ефрейтором и никогда нам про войну не рассказывал. Но помню, что мама нам с сестрой, восторженным пионерам, жестко говорила: «Это не мы их победили, это они в крови нашей захлебнулись». Не думаю, что моих родителей оскорбил бы спектакль о сегодняшнем пиаре на Отечественной войне, отталкивающийся от какой-нибудь лживой советской или новорусской военной кинолабуды, которой все привыкли умиляться.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.
