31.10.2011 | Путешествия

Тридцать лет спустя — 1

Путешествие это мы совершили через тридцать лет после нашего отьезда из Москвы

Это дневник путешествия по Европе в июне, июле и августе 2011 года.

Таня подарила мне симпатичный блокнот и, я в него записывала впечатления. Сначала очень отрывочно, а потом вошла во вкус и каждый вечер записывала происшествия дня. В Москве было много дел и хаотично, но с отьездом все вошло в туристскую колею. Путешествие было очень хорошо организовано, подготовлено и мы ни разу не потерялись, благодаря Марку. Последнее было мне особенно удивительно, потому что стоит меня завести за угол, как я уже потеряна.

Путешествие это мы совершили тридцать лет спустя нашего отьезда из Москвы. Летели мы тогда через Вену, где нас держали в лагере беженцев под охраной автоматчиков, чтобы мы не разбежались по магазинам. А потом в запломбированном вагоне (!) отправили в Рим, и тут отпустили с Богом. За два с половиной месяца я нагулялась по Риму и даже съездила в Венецию и Флоренцию, благодаря проданной перед отъездом американцам  работе.

Мы решили отправиться по старым следам, заодно прихватив несколько стран. Европа от нас так далеко, что уже в ней все кажется по соседству.

22 июня.

Время отлета 7:50. В 5:30 взяли такси и поехали в аэропорт. Летим на Юнайтед Аэролайнс с остановкой в Вашингтоне. У Марка книга из древнегреческой истории. Почитала. Эти напали на тех, те на этих.

                            
РОДНЫЕ ПЕНАТЫ

                              В Москве и Питере

23 июня.

10:55 – прилетели в Москву. На поезде до Павелецкой, потом до Белорусской и пешком к Лене Новик. Ничего нельзя узнать, кругом ларьки. Дом обложили плитками, как в уборной, с трудом вспомнила. Оля уже приготовила мощный обед – кролик и куриные котлеты. Марк ни того, ни другого не ест. Повалился спать, в самолете не спал ни минуты. Пришла Лена – племянница с дочкой Варей. Очень красивая девочка. Я ей сказала: «Ты похожа на Мону Лизу». «У меня в школе прозвище Монка». Я то включалась, то выключалась, но не легла. После обеда все ушли.

Йосик звонил каждый час, звал приехать в мастерскую Кабакова. Часов в семь поехали. Он ждал у метро, повел в дом России. В моем детстве в нем помещалась академическая поликлиника, куда я ненавидела ходить. Йосик провел через заваленный мусором вонючий вход, а потом по лестнице поднимались на самый верх. В мастерской за длинным столом сидело несколько модных девиц, Йосик к ним подсел, и они, стали решать судьбы современного искусства.

Минут через пять я сказала, что мы пойдем обедать в русском ресторане. «У нас их нет, только итальянские или японские». На прощанье Йосик завел в соседнюю мастерскую, богатую, но без следов какой-либо деятельности, и сунул мне большую купюру. Это было очень кстати, Москва дорогая.

Через два дома от Йосика была чудесная пирожковая в подвале. Съели кулебяку с капустой и грибами, рулет с маком и выпили Старопрамен. По стенам копии Кустодиева.

Гуляли по Чистым прудам и Покровке. На Чистых прудах «богатый» с колоннами новострой поперек бульвара. Дошли до дома «коммунистического быта» на Лялином переулке, где жили жил дед и до ареста бабушка. Дворец Казакова, где Лена родилась. Иллюминирован, как в кино. Спустились по Старосадскому к Новой площади. Там был фейерверк. Зашли в Китайский летчик. Ни Иры Паперной, ни Алеши там не было.

24 июня

С Леной Новик и Марком поехали на Донское кладбище. До этого разговарила с Леной Шумиловой, она дала телефон жещины, работницы кладбища, которая может помочь с памятником. Вся семья тети Лиды здесь, а дяде Серёже рядом отдельный небольшой камень. Потом к папе, могила в разоренном состоянии, но в посажены замечательные цветы. Это Пирс – Олин муж садоводничает. Спасибо ему. Могильную тетку нашли, она привела еще одну и двух мастеровых, которые долго обмеряли, объясняя, какая это тяжелая и даже опасная для жизни работа (камень может упасть и по башке), заломили страшные деньги. В Лос-Анджелесе это было бы дешевле. А главное могут начать только через два месяца. Кто будет эти заниматься? Могильщицы, объясняя мне, как это будет здорово выглядеть, ругались матом. Почему-то в присутствии мертвых это меня особенно покоробило. Шекспировские могильщицы.

Лена спросила меня о Диме, мы как раз ехали мимо его дома. Зашли. Мы с Леной с умилении смотрели на старый буфет, такой же был у них. Нашли даже оставшуюся одну чашку, и у нас и у них такие были. Синие розы внутри стали коричневыми от чая. Дима, впав в семейное настроение, позвонил Нине в Алма-Ата. «Ах, как я рада. Ах, как хорошо!» Стандартный текст.

С большими усилиями добрались до Оли на Артековский бульвар. Лена, бедная потерялась, занервничала и наехала на бортик. Наконец, я взяла в руки телефон, Оля задавала направление, и усилиями троих мы доехали.

Оля чудесно переделала свою кухню. Красно-оранжевые стены – очень красиво. Обедали в Азербайджанском ресторане. Шашлык, «салаты», баклажаны, свекла, зелень. В качестве салата были выставлены даже мясные тефтели. Пили Старопрамен, а Пирс, безалкогольное пиво, без удовольствия. Ночью они уехали на машине в Англию, оставив нам квартиру.

25 июня

Утром вышли за хлебом. У метро старуха торговала лесной земляникой на стакан. Цена безумная. Я вынула крупную купюру, которую мне дал Йосик, говорю: «Сдача будет?» «А откуда я знаю, что она хорошая?» «Чего ж не хорошая – муж дал.» «А, муж дал, ну тогда возьму. Дай ему Бог здоровьичка.» Купили вишни, у нас они не растут, диковина, и бородинский хлеб. Марк земляники не помнил, наслаждался ею.

Днем встретились с Верочкой на «Октябрьской». Пошли на выставку на Крымском валу. На Якиманке все снесли. Перед выставочным залом большое количество страшноватых скульптур. Выставка Древнерусского искусства, очень хорошая, но я еще с дороги не пришла в себя, мало воспринимала. Вера вдруг обернулась и сказала: «А, вот она пришла». Я сразу узнала Олю Айзенман-Вельчинскую, по сходству с Алексеем Семеновичем, хотя не видела 40 лет. Очень обрадовалась. Мы, как заведенные стали разговаривать о старом житье-быть, Шварцмане и т.д. И мое внимание уже совсем рассеялось. Пошли смотреть 20-ый век. Очень сильная школа была в России.

Пошли в мастерскую к Вере на Таганку. Вокруг еще не все снесено. Пришел Сережа Гражданкин. Мастерская чудная, очень рабочая. Куклы такие красивые, с характером. Одна была вылитый Боря Кердимун. Булки с чаем. Иллюстрации к Тамани. Марк скопытился и уехал спать, а мне было жалко уезжать, хотя я и сама еле на стуле держалась.

26 июня

Поехала к Йосику на ул. 26-ти Бакинских комиссаров. Ничего узнать нельзя, но стало более уютно, много зелени. Марк поехал в Новодевичий. Квартира Йосика имеет вид архивного хранилища. Много папок и бумаг. «Арт» современный, а архив на него пребольшой. Может архив начал раньше «арта» создаваться? Одно живописное произведение: огромного размера холст и к нему приклеен голубой плюшевый мишка, а под ним, тем же голубым, след. Шо це воно таке, не знаю. Йосик раздвинул бумаги на кухне и пили чай, по телевизору все время шли новости. Как при Сталине, когда весь день в комнате вещал репродуктор.

Поехали на Востряковское кладбище. На главной аллее могилы убитых бандитов, рельфы больше натуральной величины. Один был изображен на фоне роскошного дворца с баллюстрадами. «Люди гибнут за металл.»

Могила Рахили Лазаревны завалена валежником и мокрыми листьями, как если бы снег только сошел. Йосик сказал: «Не хочу, чтобы меня здесь похоронили.» Могилу тети Брони не нашли и могилу Германа с другой стороны никак не смогла отыскать.

Йосик торопился домой: секретарша должна была придти, разбирать архив.

Поехала в Пушкинский музей. Марк уже занял место в огромной очереди модных девиц на Диора. Я сообразила, что он не там стоит. Обошли сбоку, с постоянную коллекцию пускали без очереди. Марк сказал: «Я был поражен, какие девушки на огромных каблуках в Москве ходят в музей». В музее ничего не было на привычном месте. Импрессионисты теперь в отдельном здании.

Встретили Вадика, переходя улицу. Шел с одной тусовки на другую. Любезно приглашал, но не пошли.

Гуляли по Остоженке, Зачатьевскому, где мама жила в детстве, все снесено, но монастырь отстраивается. Померанцев переулок, Пречистенка, Художественная и Музыкальная школа, обветшалый вид. Нет ни молочной, ни булочной, булочные все исчезли в городе. Академия, перед ней скульптурные монстры. Искали дом Танеева, не нашли. Вечером ужинали в Азербайджанском ресторане. Вкусно, но дорого.

27 июня

Утром писали акварель у храма Христа Спасителя. Пришла Верочка, и мы пошли искать дом Танеева, где Марк занимался с симпатичным учителем, Сергем Ивановичем, (как и Танеев) и, где бывал Юлий Энгель. Рыскали по переулкам туда сюда и, вдруг, я узнала дом. Ворота были заперты, люди красили дом в диковатый цвет и, несмотря на мои просьбы,  не открыли. Одноэтажный флигель перед домом был завешен темно-зеленой марлей. Выглядело это подозрительно – завесили как бы для ремонта, а сами под марлей потихоньку снесут.

Зашли в выставочный зал Гост возле художественной школы. Много хороших работ. Живопись Льва Бруни. На Неопалимовский в «Наше наследие» на выставку Телепнева. Симпатично. Но темновато и неряшливая фактура. Может быть работы потемнели из невнимания к материалам. В других комнатах масса интересных работ и фотографий, коллекция издателя. Верочкина живопись тоже висела. А во дворике стоял очень смешной памятник Пушкину. Обезьянка во фраке.

Пришел Йосик. Верочка сделала ф-фию его и Марка, потом очень смешно обработала ее на компьютере. Получилось вроде Шагала, где носят хоменташи в местечке. Йосик предложил пойти поесть. Зашли на кольце в Итальянский ресторан. Интерьер разукрашенный как в дешевой столовке в Лос-Анджелесе. Базарно-итальянизированный.  Верочка испугалась и уехала домой, мы тоже ушли. Йосик повез нас в «Ваниль». Йосик в ней постоянная инсталляция, пускает ваниль в глаза клиентам. Атмосфера роскоши не способствовала принятию пищи. В конце обеда  явилась нестарая особа, роскошно одетая. Йосик нас представил: «Бывшая жена и сын, живут в Лос-Анджелесе». – «У меня в Лос-Анджелесе бизнес, пишу фрески», - Ответила я на ее вопрос, чем занимаюсь. «А Вы что делаете?» - «А я вот сейчас как раз думаю, что делать.»

Мы с Марком ушли, с удовольствием осмотрели дом Перцовой, а после писали акварель на Обыденском, против клиники «Борменталя», куда шоферы подвозили богатых женщин, желающих преобразить свою собачью сущность.

28 июня

С Верочкой и Мишей поехала по Рублевке смотреть ее мозаики. Сплошные заборы, один, в Барвихе я узнала. Я часто по этому шоссе с родителями ездила в Героевку к Зельдовичам на дачу. Узнала кирпичный с зубчиками забор, спускающийся в овраг, мне кажется – это был какой-то санаторий. Рядом была когда-то дача Сталина.

Мозаики с насекомыми выглядят чудесно и хорошо сочетаются с кирпичом дома. Только слева, богатей построил чудовищного размера павильон с бассейном и задавил им весь дом.

Вернулись в Москву и пошли в гости к Оле. В квартире – в новостройке, дух старой московской квартиры. Мебель, картины и вещи. Работы Леонида Пастернака, Олиной бабушки – Ольги Бари, отца – Алексея Семеновича Айзенмана, Олины и смешные куклы ее дочки-художницы. Такое московское, знакомое ощущение. Еда чудесная, летняя: салат с перепелиными яйцами, мясо, копченый сыр, шарлотка с нектаринами. Долго и с удовольствие ели и разговаривали.

Вечером у Университета встретилась с Володей Собкиным и Леной Смирновой. Перешли к торговому центру, толпа народу, ушли. Гуляли по улицам. Против консерватории Володя хотел зайти в ресторан. А его уже нет. Пошли в другой, русский или украинский, разукрашенный разлюли малина. Стали заказывать: этого нет, того нет, пиво кончилось. Девушка сбегала для нас в магазин за пивом – доморощено. Я съела пирожок, после олиного обеда еще была сыта. Говорили о работе и профессионализме. Марк был на выставке на Винзаводе, по приглашению Йосика, собирался приехать, но не нашел нас и поехал домой. Володя вспоминал цикл стихов шестилетнего Марка «Пошел кот в поход». Они из Марка сыпались, как из рога изобилия. Все были помещены в домашний альманах «Собаковка», сделанным в наше последнее лето в Баковке. По Тверскому бульвару к метро, народное гуляние. Володя и Лена сказали, что много лет здесь не были. Новый памятник Есенину – нескладный и стоит сбоку.

29 июня

Писали с Марком акварель в Коломенском. В парке мелкие вишни, некоторые спелые. Для нас экзотика, в Калифорнии не растут и в магазине почти нет. Рядом на скамейке девушки-школьницы делились сердечными секретами. Довольно громко, нельзя было не слышать. Игры девичьи. Собиралась гроза. Я поехала встречаться с Леной Бурышевой – племянницей на Маяковке. Марк остался. Лену я до отъезда видела девочкой, приехавшей в институт. Она повезла меня на машине к себе домой, я заметила, как она похожа на дяду Юру. Дочка – Варя уехала в Болгарию с подругой.

Лена живет в доме, «построенном Солженициным», на Калужской заставе. Вокруг не узнать: построили кольцо. Уродливо торчит академия наук, раньше ее не так сильно было видать.

В сорок шестом здесь моим родителям предлагали квартиру, они предпочли Воробьевку. В квартире Лены уютно – фрески Вари, буфет тети Лиды. Говорили с Женей (моей двоюродной сестрой)– живет одна и в плохом состоянии. Я спросила: «Чего ты не съедешься с Верой?» (другая дочка) – «Ну, тогда я, вообще, лягу и умру.»

Ели чудный обед, мой любимый холодный свекольник и компот. Гроза за окном. Гуляли немного с собакой (у Лениных дедушки и бабушки была большая овчарка. После обеда она облизывала тарелки, а потом их споласкивали – очень удобно.) по Нескучному. Там восстанавливают советский мемориал с фонтанами.

К шести на Ярославский вокзал – скорый поезд до Хотьково. До самого Пушкино тянутся городские постройки, и только после Пушкино начинается лес и становится красиво. Вышла в Хотьково, сразу увидела Ларису, седая и страшно худенькая, но все равно она – огромные карие глаза. Пришли в избу, я ничего не узнаю. Лариса сказала: «Ты здесь не была, ты была в квартире, а мы купили избу. Участок зарос полевыми цветами, но сзади огород – клубника и зелень. Насобирали, сделали салат с клубникой, очень вкусно и неожиданно. Ели бурый рис с укропом. Лариса постится. Дом полуразваленный, но красивый. Приехала Аня. Похожа на Валерку, особенно глазами. Симпатичная. Хорошо, что она есть у Ларисы. Собирается учиться в Берлине, учит немецкий язык.

30 июня

Потеряла часы, потом нашла. Лариса починила мне туфли. Ели овсянку. Гуляли в поле вдоль речки, в нее несколько лет назад попал фенол из местной фабрики и отравил воду. На лугу таволга, иван-чай, иван-да-марья. Знакомые цветы, в Калифорнии их нет. На склоне нашла землянику. В садах цветут огромные кусты жасмина, (то что в России называется жасмином, но это филадельфиум). В доме керамика Ларисы  и живопись Валерки, но все дряхлое, у Ларисы нет сил поддерживать, ждет Алешу, чтобы починил. А у Алеши семья. С  работой у него плохо, хочет уезжать. Мы это обсуждали. По-моему, это абсурд, уезжать имеет смысл с именем и предложенной работой.

В 5 часов Марк и я встретились у метро Университет с Володей и Леной. Поехали в мастерскую к Нине Шапкиной-Корчугановой. Она их свойственница. С прошлый приезд я у них дома увидела работы Нины и была поражена и очарована. Очень одаренная художница, с чувством юмора. Мастерская около Черемушкинского рынка, весь дом мастерские. Очень приятное рабочее помещение, по стеллажам красивые натюрморты из бутылок и сосудов. Пили чай по простому, вместо стола стул. В общем все правильно. И работы очень хорошие.

Володя дал мне газету со своей статьей о толерантности и как ее надо воспитывать в детях. Согласна. Но пока это не проведено государством в закон, мало чего можно изменить, а когда проведено, так начинается обратное движение, где к некоторым группам относятся толерантнее, чем к другим. Рассизм наизнанку, от которого мы страдаем в США. Дело не только в терпимости, но во власти, которую одна группа населения добровольно передаёт в руки другой.

Поехали к Диме на обед. Лизы дома нет. У них теперь готовит домработница. Съели позавчерашние котлеты. Спросила про внучку,  она на даче. Там у Саши домработница-таджичка. Старорежимный муж из Таджикистана ей звонит, недоволен, что она ночует в доме, где живет другой мужчина, а именно сашин муж, Саша Меламид. Трагедия таджикской семьи. В Таджикистане все колонизированно китайцами, у местных нет работы.

Поехали гулять на Воробьевку. Дом стоит, еще более обветшалый. На заборе надпись: «Памятник архитектуры охраняется государством».  Дейтвительно в теперешнем жалком состоянии он похож на памятник архитектуры, хотя все эти колонны, декоративные фризы и балконы постройки 1952-го года, по словам папы «сидоровский ампир». Архитектор Сидоров, кажется родственник Н.Н. Семенова. На парапете перед МГУ народное гуляние, орет музыка и осиное гнездо мотоциклетов.