15.07.2005 | Наука
Свет в конце трубыЭкологическим активистам признание права на существование нефтегазового сектора дается очень трудно
Попросите первого встречного человека, независимо от его отношения к проблемам экологии, нарисовать загрязнение окружающей среды – и он нарисует нефтяные пятна. В самом деле, трудно найти что-то, столь же наглядное, вездесущее, жестко связанное с технической цивилизацией и явно пагубное для всех привычных нам живых существ, чем нефтепродукты.
«Господь во все времена представлен любовью. А вот дьявол в разные эпохи имеет разное воплощение; в нашем веке он представлен нефтью».
Эти слова видного деятеля радикального экологического движения как нельзя точнее выражают традиционное отношение «зеленых» к нефтегазовой отрасли, сводящееся к принципу: хороший проект – это остановленный проект.
В этом смысле выдвижение российскими природоохранными НГО в начале прошлого года согласованных требований к компаниям нефтегазового сектора – шаг принципиальный. Этот документ представляет собой обширный, но конечный и выполнимый список условий, соблюдение которых гарантирует компанию от экологических конфликтов. По сути дела это признание права нефтегазового сектора на существование, публичное предложение возможных условий мира: соблюдайте вот это – и мы от вас отвяжемся!
Многим экологическим активистам такое изменение позиции далось не менее тяжело, чем палестинцам – признание права на существование Израиля.
«Экологическая позиция – это ограничение развития нефтегазового комплекса. А “минимизация ущерба“ – это позиция экологического департамента нефтяной компании!» – такие примерно заявления можно было услышать на встречах экологических НГО по нефтяным проблемам за считанные месяцы до обнародования «Требований». Позже выступления такого рода стали, может быть, менее откровенными, но еще более запальчивыми. Их авторами двигала понятная обида: они переступили через себя, а их оппоненты в большинстве своем даже не потрудились ответить на этот жест.
Сторонники нового подхода возражают: нам сейчас важно хотя бы начать диалог, уйти от лобовой конфронтации. При этом они ссылаются на историю взаимоотношений экологических НГО с крупным лесным бизнесом, менее чем за десятилетие прошедших путь от системного противостояния к стратегическому союзу. Темпы и результаты «позеленения» лесопромышленной отрасли действительно впечатляют. Однако между лесом и нефтью есть по крайней мере два принципиальных различия. Во-первых, лес совмещает в себе роли ресурса и объекта охраны, в то время как ископаемое топливо – ресурса и загрязняющего агента. Во-вторых, лес – ресурс возобновляемый, его можно эксплуатировать неограниченно долго. И если лесопользователь нацелен именно на это, его чисто коммерческие интересы в большой мере совпадают с задачами охраны природы: чтобы лес всегда был, чтобы его заготовки были не слишком велики (иначе цены упадут), но стабильны и т. д. Нефтяные залежи тоже можно осваивать рационально или хищнически, но этот выбор слабо влияет на уровень воздействия нефтепромыслов на окружающую среду. Добавьте к этому, что проследить перемещение по миру нефти и нефтепродуктов из конкретного источника практически невозможно (что лишний раз показал недавний скандал вокруг программы «Нефть за продовольствие») – и станет ясно, что прямо перенести в нефтегазовый сектор опыт экологизации сектора лесного не получится. Скорее придется думать о том, есть ли вообще у нефтегазового бизнеса хоть какие-то рациональные основания «зеленеть».
Оказывается, однако, что такие основания есть. Правда, доказывать это обычно приходится от противного – порой от очень противного. Несколько лет назад один из топ-менеджеров ЛУКОЙЛа рассказывал автору этих строк о том, как после Усинского разлива его компания столкнулась с отказом европейских потребителей покупать продукты из нефти, добытой в Коми. Российские нефтяники попытались пойти привычным путем: объявили бойкот происками конкурентов (во что, судя по всему, и сами верили) и предложили своим европейским партнерам провести соответствующую кампанию контрпиара. На что те вежливо, но непреклонно потребовали сначала заняться ликвидацией разлива и повышением безопасности трубопроводов, а пиар-кампанию строить уже на информации об этих мерах. И если ныне ныне ЛУКОЙЛ собрал внушительную коллекцию европейских сертификатов, то не потому, что его руководство прониклось идеями экологической ответственности (о чем свидетельствует хотя бы продолжающаяся эпопея пермской деревни Павлово, лишенной пригодных источников питьевой воды в результате нефтяных разливов, ответственность за которые ЛУКОЙЛ все никак не решится признать). А потому, что на собственном опыте убедилось: игнорировать экологические проблемы вовсе или имитировать их решения выходит себе дороже.
Конечно, потребительские бойкоты – дело хлопотное, организовывать их можно нечасто. Да и помимо европейского рынка нефтепродуктов есть и другие, куда менее экологически чувствительные. Однако и конкурировать нефтяным компаниям приходится не только за потребителя, но и за инвестиции и кредитные ресурсы. Время, когда до нефтяного пласта можно было добуриться чуть ли не ручным коловоротом, безвозвратно прошло. Любой крупный нефтяной проект сегодня предполагает огромные первоначальные финансовые вложения. Кредитных институтов, способных их предоставить, в мире не так много, и большинство из них остерегается финансировать экологически сомнительные проекты. Роль этого фактора на своей шкуре испытала компания Sakhalin Energy: реализация второго этапа проекта «Сахалин-2» уже задержалась на четыре года против первоначального графика. Какими бы вздорными и надуманными ни казались менеджерам компании требования экологов, затраты на их выполнение вряд ли могли сравниться с потерями от четырехлетней отсрочки многомиллиардного проекта в период рекордно высоких цен на нефть. Тем более, что выполнять в конце концов все равно пришлось.
Правда, помимо рациональных соображений на принятие управленческих решений влияют социальные нормы и ценности. А одно из главных положений бизнес-культуры постсоветской России гласит: уступить – значит, проявить слабость и подтолкнуть оппонента к выдвижению новых требований.
Именно этим в частном разговоре руководитель крупной компании, заявившей масштабный и экологически опасный проект, объяснял свое нежелание выполнять хотя бы очевидно справедливые требования экологов. Мол, если мы выполним это, они еще захотят...
Что ж, выдвижение закрытого списка единых требований ко всем игрокам на нефтегазовом поле – еще и лучший ответ на подобные опасения. Рассчитывать на быстрый и неуклонный прогресс в диалоге «зеленых» и нефтяников не приходится. Но другого пути, похоже, не осталось ни у одной из сторон этого диалога
Еще с XIX века, с первых шагов демографической статистики, было известно, что социальный успех и социально одобряемые черты совершенно не совпадают с показателями эволюционной приспособленности. Проще говоря, богатые оставляют в среднем меньше детей, чем бедные, а образованные – меньше, чем необразованные.
«Даже у червяка есть свободная воля». Эта фраза взята не из верлибра или философского трактата – ею открывается пресс-релиз нью-йоркского Рокфеллеровского университета. Речь в нем идет об экспериментах, поставленных сотрудниками университетской лаборатории нейронных цепей и поведения на нематодах (круглых червях) Caenorhabditis elegans.