07.07.2011 | Балет

Городское сумасшествие

Констанция Маграс, специалистка по неврозам и фантомам мегаполисов, сделала новый спектакль в Shaubuhne.

На сцене драматического Schaubuhne am Leniner Platz звезда немецкого актуального танца Констанция Маграс и ее группа Dorky Park выпустили премьеру — "Berlin Elsewhere". Немецкий contemporary dance оказался удивительно социально ангажированным.

Изучавшую дизайн в Аргентине и танец у Мерса Каннингема в Нью-Йорке госпожу Маграс можно считать специалисткой по неврозам и фантомам больших городов. За прошлогодний "Мегаполис" в Schaubuhne она получила театральную премию "Фауст". Другим хитом стал посвященный футбольному Йоханнесбургу спектакль "Правила офсайда". Нынешний двухчасовой "Берлин. В другом месте" хореограф сделала для десяти танцовщиков и двух, вживую работающих со скрипкой, барабанами, электрогитарой и даже пилой музыкантов.

"Этот спектакль не про Берлин",— предупреждают экранные титры на немецком, английском, французском и русском языках. Зритель, впрочем, не верит.

Стоящие на сцене поролоновые панельки разной величины отсылают к унылым коробочкам советской зоны и легендарной Александерплац. Артисты штурмуют панельки, как Кинг-Конг небоскреб, таскают их туда-сюда как знаменитую Берлинскую стену после падения, опрокидывая, используют как сцену для выступлений.

Неуемная фантазия Констанции Маграс бьет через край — она как запускает десятерых танцовщиков одновременно биться в сольных конвульсиях в первой сцене, так и не может остановиться. Количество параллельных сцен и схваченных жадным глазом городских типажей — иногда кажется, на сцене не десять, а сто человек — зашкаливающее, не знаешь, куда смотреть. Агрессивные и напористые — каждый со своей историей, обидой или анекдотом на злобу дня, персонажи кидаются на зрителей, как уличные попрошайки. Бразилец рассказывает о садистке-маме, которая, узнав, что он гей, заставляла его принимать ванну после отца — надеялась, что так он станет мужчиной. Кореянка, забравшись на панельку, мечтает о дне, когда весь мир заговорит по-корейски и ее имя наконец будут произносить правильно, о чем и поет жалостливую песню. Секьюрити в черном костюме и непроницаемых темных очках, сопровождающий парня, исполняющего бешеный брейк на коленях (грань между виртуозом и калекой при этом стирается — оба торгуют трюками), вдруг сбрасывает пиджак и начинает биться всем телом об пол,

сопровождая каждый бросок выкриками: "У всех проблемы с немецкими женщинами. Для них секс — это политика, а политика — это секс".

Раскоординированные, на подламывающихся ногах, ищущие в партнере опору персонажи похожи на взбесившихся кукол. Тело что-то помнит, но куда и как двигаться, не понимает. Бразилец, исполняя классическую балетную вариацию, заканчивает пируэты звучными падениями. После прыжков не приземляется, а летит дальше, растягивается на полу, но тут же вскакивает, потому что приученное к вертикали тело всегда готово к полету.

Почти каждая мирно начинающаяся сцена завершается актом насилия — над собственным телом или партнером. Танцуют как снимают напряжение — сексуальное и социальное. Девчушка, нежничая с плюшевым медвежонком — то отлупит, то поцелует,— начинает вдруг насиловать то ли его, то ли себя, на все лады пристраивая игрушку между ног. Пары, завалившиеся на огромный, надувшийся прямо по ходу действия резиновый корабль, имитируют разнузданную групповуху, которая вдруг завершается доходящей до драки перепалкой по поводу техники секса.

"Не так",— орет блондинка и показывает, как ее правильно надо шлепать по заднице. Образ, отсылающий к знаменитому босховскому "кораблю дураков",— лучший в спектакле Маграс, но не пафосный. Чувство юмора позволяет ей проводить шоковую терапию в комфортной игровой форме. Корабль, конечно же, сдуется, и хотя пассажиры затянут а капелла печальную песнь, на этом спектакль не закончится. Пережившая очередную гибель городская цивилизация будет существовать дальше. В гигантской сцене блошиного рынка, где продают все — от бутылок с воздухом вчерашней советской родины до лифчиков всех фасонов, завезенных с западной. Или в прекрасной и очень смешной сцене, пародирующей новоприобретенный потребительский рай.

Артистов, переодетых "ковриком", унитазом, ампирной позолоченной лампой, креслом а-ля Корбюзье их счастливая обладательница заласкает и изнасилует, напевая: "О, я люблю дизайн. О, я обожаю мой коврик..."

В подвижном и безумном ландшафте, который выстраивается на сцене, зрители безошибочно узнают Берлин, город, в котором ностальгия по разделявшей его стене уживается с мечтой стать "европейским Нью-Йорком", а вчерашние ценности коллекционируются с таким же азартом, с каким примеряются новые. Портрет, может, и не фотографический, но энергетически точный.

Источник: "Коммерсантъ", 23.05.2011,