14.03.2011 | Наука / Общество

Грёзная болезнь

Почему прежде наркотики не воспринимались как угроза обществу?

«Катастрофа», «эпидемия», «угроза самому существованию нации»... Чаще всего именно такие выражения звучат в прессе и выступлениях официальных лиц, когда речь заходит о наркотиках. Медики и политики, священнослужители и журналисты дружно изображают наркоманию как характерный порок современного общества, признак падения нравов, заката цивилизации и чуть ли не предвестник скорого конца света.

Между тем большинство циркулирующих сегодня в мире наркотиков – это либо вещества, известные человечеству уже многие сотни и тысячи лет, либо их модификации или синтетические аналоги. Почему же прежде эти снадобья не воспринимались как угроза обществу?

Священные зелья

Древнейшим из наркотиков считается опиум – упоминания о нем можно найти в египетских папирусах и античных медицинских трактатах. Но это «культурная древность», возраст имеющихся свидетельств. Археологические и генетические данные позволяют думать, что опийный мак стал посевной культурой у народов Средиземноморья не менее 8 тысяч лет назад – и нет никаких сомнений, что наркотические свойства этого растения были известны человеку еще до того, как он начал выращивать его на своих полях.

Традиция употребления зелья из индийской конопли жителями Среднего Востока и Индостана также зафиксирована в древнейших дошедших до нас письменных источниках, но на самом деле гораздо старше их. Не менее двух тысячелетий существовала традиция жевания листьев коки в доколумбовой Южной Америке – о чем свидетельствуют раскопки в Эквадоре и Чили. В бесписьменную древность уходит история употребления разными народами красных мухоморов, дурмана, красавки (белладонны), табака, опьяняющих кактусов и других традиционных наркотиков. Вопрос «когда человек познакомился с наркотиками?», строго говоря, лишен смысла: скорее всего он был знаком с ними всегда, во всяком случае – еще до того, как выделился из животного царства.

Более того –

употребление тех или иных наркотических средств оказалось почти обязательной составляющей культуры любого традиционного общества.

Среди множества первобытных племен и народов, изученных этнографами, известно лишь одно племя, у которого эта традиция не была обнаружена, – эскимосы из гренландской области Туле. На их родине не растут ни растения, ни грибы, и эскимосы питались лишь мясом и рыбой – продуктами, из которых они не могли извлечь никакие психоактивные вещества. Везде же, где флора была хоть чуть побогаче, человек использовал ее возможности сполна: по оценке этноботаника Ричарда Эванса Шульца, только индейцы обеих Америк освоили 80 – 100 тысяч различных видов растений, обладающих психоактивным действием.

Современному человеку, напуганному масштабами наркомании, кажется невероятным, что древние общества и цивилизации могли безнаказанно пользоваться этим огромным ящиком Пандоры.

Действительно практически во всех традиционных обществах использовались те или иные наркотические вещества – но это не значало, что употреблять их мог кто угодно и когда угодно. Некоторые наркотики было исключительной прерогативой шаманов и жрецов, причем лишь во время камланий и богослужений. Другие психоактивные вещества были доступны более широкому кругу потребителей, но использовать их можно было только в строго определенных ситуациях – во время болезни, перед битвой, в ходе религиозного ритуала или празднества. Коренные жители Анд, например, жевали листья коки во время дальних переходов – это избавляло их от необходимости брать в дорогу запас еды (что было крайне важно для цивилизации, не знавшей ни колесных повозок, ни верховых животных). Но человека, который вздумал бы жевать коку, не покидая родного селения и не приступая к тяжелой работе, соплеменники бы просто не поняли.

Даже такой повседневный и постоянно доступный для современного человека напиток, как пиво, был тесно связан с религиозными праздниками и так называемыми «обрядами перехода» (ритуалами, сопровождавшими рождения, свадьбы и смерти). Долгое время у всех знавших пиво народов этот напиток и готовился, и потреблялся только коллективно и только в особые дни. «В древнерусских городах пиво варили всей улицей, сотней, слободой, посадом, концом (т. е. районом), в селениях – всем погостом, починком, всей улицей, деревней», – пишет известный историк кулинарии Вильям Похлебкин. Остатки такого отношения к пиву и вообще хмельным напиткам сохранились до наших дней в виде запрета пить в одиночку. Сегодня нарушение этого табу не влечет за собой никаких санкций, но всякий пьющий без компании тем самым признает себя пьяницей – человеком, чье поведение выходит за рамки общепринятых приличий.

Конечно, такой

контроль потребления традиционных наркотиков возможен только в традиционном же обществе, где все друг друга знают. Именно так и жило человечество на протяжении почти всей своей истории.

Даже крупнейшие античные и средневековые города, насчитывавшие сотни тысяч, а то и миллионы жителей, состояли из небольших социальных «ячеек» – слобод, кварталов и т. д., – в которых вся жизнь человека проходила на глазах его соседей и родичей (что исключало сколько-нибудь регулярное тайное употребление запретного зелья). Впрочем, даже и в таких условиях эффективность контроля никогда не была абсолютной: во все времена находилось какое-то число людей, чья страсть к дурманящим зельям преодолевало любое социальное давление. Но такие люди превращались в изгоев, окружавшая их стена презрения достаточно надежно блокировала распространение пристрастия.

От открытия до запрета

В Европе ситуация начала меняться примерно в XVI веке.

Великие географические открытия, военная и торговая экспансия европейцев обрушили на континент потоки самых разных товаров – среди которых нашлось место и наркотикам.

Из Индии и с Ближнего Востока в Европу стали регулярно поступать опиум (хорошо знакомый еще Гиппократу и Галену, но основательно подзабытый за Средние века) и легендарный гашиш, известный лишь по рассказам крестоносцев; из Нового Света – вовсе неведомые дотоле табак и кока. Но еще важнее было то, что невиданный размах мореплавания и межконтинентальной торговли изменил социальную структуру портовых городов. Изрядную часть их населения составляли купцы, матросы, слуги и прочий бродячий люд со всех концов света с самыми разными верованиями, обычаями, привычками и манерами – в том числе и разной культурой употребления психоактивных веществ. Понятно, что в этой среде возможности социального контроля были, мягко говоря, сильно ограничены – зато безграничными были возможности обмена зельями и способами их употребления.

Во второй половине XVI и особенно в XVII вв. в разных странах Европы один за другим выходят многочисленные трактаты, либо целиком посвященные «новым» наркотикам, либо уделяющие им много внимания.

Хотя наркотики рассматриваются в них в основном как лекарственные и общеукрепляющие средства, авторы все чаще предупреждают о возможности попасть в зависимость от «чудо-средства». К XVII веку относятся и первые экспериментальные исследования наркотического и патогенного действия новых зелий на животных. Однако даже во второй половине XIX столетия наркомания все еще не тревожила общество. В 1859 году жители Англии употребили 61 тысячу фунтов (более 27 тонн) опиума. По некоторым оценкам, опиум (препараты которого свободно продавались в аптеках) более-менее регулярно употреблял каждый двадцатый житель Островов. Как все мы помним, Артур Конан Дойл (врач по первой профессии) наделил самого популярного из своих героев пристрастием к морфию и кокаину – и это ничуть не портило репутацию великого сыщика. Правда, верный доктор Ватсон не уставал твердить ему об опасности этой привычки, да и самому Холмсу случалось сталкиваться с людьми, полностью разрушенными наркотиком. Но принято было считать, что такое происходит с людьми слабовольными, неспособными себя контролировать, в то время как настоящий джентльмен вполне может позволить себе экзотическое наслаждение.

Правда,

в 1893 году нарастающее беспокойство в обществе побудило правительство Гладстона создать специальную комиссию для исследования опиумной проблемы.

Однако выводы этой комиссии были предельно благодушны и прямо рекомендовали воздержаться от каких бы то ни было запретов.

Все изменилось в ХХ веке. В 1909 году в Шанхае по инициативе США прошла международная конференция по проблемам опиума, закончившаяся призывом к запрету его немедицинского применения. Причем в самих США этот призыв был в том же году подкреплен соответствующим федеральным законом. В 1912 году в Гааге была принята «Опиумная конвенция», участники которой брали на себя уже конкретные юридические обязательства по борьбе с производством и оборотом морфия, кокаина и их производных. В 1919 г. положения конвенции были включены в Версальский договор, а в 1925 году по настоянию Египта их действие было распространено на препараты конопли.

Меньше чем за двадцать лет то, что веками считалось привычным и относительно безобидным пороком, превратилось в абсолютное зло.

С тех пор отношение мирового сообщества к наркотикам уже принципиально не менялось – только рос список запрещенных веществ, да ужесточались запреты. В частности, все первые законы и конвенции допускали использование опиатов в научных и медицинских целях. Однако уже к середине 30-х годов опиум и его производные были изгнаны из фармацевтической практики.

Что же изменилось? Неужели сто лет назад наркотики вдруг стали более опасными и разрушительными, чем были прежде?

Три слагаемых наркомании

Механизм формирования наркотической зависимости в общих чертах хорошо известен. Наркотик – это вещество, так или иначе влияющее на процесс передачи химических сигналов (медиаторов) между клетками мозга. Пути влияния могут быть разными: одни наркотики прямо имитируют действие естественных химических сигналов (например, производные опия, связывающиеся с рецепторами для эндорфинов – «медиаторов удовольствия»), другие стимулируют избыточное выделение собственного медиатора или усиливают и продлевают его действие (так работают кокаин и другие наркотики-стимуляторы). Но в любом случае регулярное вмешательство в нейрохимический баланс заставляет организм принимать ответные меры: он снижает выработку соответствующего медиатора, уменьшает число рецепторов к нему и т. д. Теперь прежней дозы хватает лишь для поддержания нормального состояния психики. А для того, чтобы вызвать желанные ощущения, дозу нужно увеличить. Получается классический случай процесса с положительной обратной связью – который может закончиться только внешним вмешательством либо полным распадом системы. Детали этой схемы для разных наркотиков различны и не всегда известны в деталях, но основные принципы одинаковы не только для наркотиков но и практически для любых постоянно принимаемых препаратов.

Но это – общая схема.

Действие одного и того же наркотика на разных людей очень различно – как по силе и яркости ощущений, так и по легкости «подсадки», формирования зависимости.

Некоторые начинающие наркоманы ухитряются до полугода избегать физической зависимости, регулярно употребляя героин или морфин – сильнейшие в этом отношении наркотики. А другие попадают в химическое рабство буквально после первой дозы.

Это определяется множеством причин – генетическими особенностями, условиями внутриутробного развития, обстоятельствми детства, особенно раннего, и т. д. (подробнее об этом см. в интервью Е. А. Брюна). Ни одна из них не обрекает человека на то, чтобы стать наркоманом, но каждая заметно влияет на вероятность такого исхода. В современной медицине (не только наркологии) такие вероятностные влияния принято называть факторами риска. В наркологии их выявлено великое множество, и эта работа продолжается.

Но,

допустим, у нас есть человек с самым неблагоприятным сочетанием факторов риска, и у него есть доступ к опасному препарату (без чего, естественно, никакая наркомания невозможна). Достаточно ли этого, чтобы он стал наркоманом?

Оказывается, нет. Самостоятельная «подсадка» на наркотик происходит крайне редко и, как правило, связана с какими-то уникальными личными обстоятельствами (хронические сильные боли и т. п.). В подавляющем большинстве случаев для того, чтобы человек стал наркоманом, нужна наркотическая субкультура. Нужно некое сообщество, в которое он входит или хотел бы входить, мнением которого он дорожит и которое при этом регулярно и сообща употребляет наркотики. Недаром подавляющее большинство «первых знакомств» с наркотиками происходит в юном возрасте: для подростка или юноши мнение его компании имеет абсолютную силу, отказаться поучаствовать в общей затее означает просто вычеркнуть себя из круга «своих», лишиться всякого социального статуса. И если «затеей» является прием того или иного психоактивного вещества – знакомства с ним не избежать.

По сути дела, древний механизм социального контроля потребления психоактивных веществ никуда не делся. Но в современном обществе действие его извращено, как обмен веществ в организме наркомана: вместо воли общества он выражает волю эфемерных безответственных групп, противопоставляющих себя обществу.

И вместо того, чтобы исключать злоупотребления, порождает их.

Формирование наркотических субкультур и изменило мировую ситуацию в начале прошлого века. После Первой мировой войны (на которой и производные морфина, и стимуляторы, включая кокаин, получили самое широкое легальное применение, а контроль за ним был по понятным причинам весьма слаб) очаги наркомании обнаружились во всех странах и во всех слоях общества – от аристократов и богемы до чернорабочих и люмпенов.  И перепуганное мировое сообщество объявило наркомании беспощадную войну – на уничтожение.

Итоги столетней войны

Если принять за точку отсчета Шанхайскую декларацию, крестовый поход против наркомании длится уже сто лет, и конца ему не видно. Растут бюджеты антинаркотических ведомств и объемы конфискованных наркотиков, плантации коки и опийного мака уничтожают с воздуха напалмом, неутомимые сыщики отслеживают закупки гражданами тепличного оборудования и подозрительно возросшие счета за электричество. Управление ООН по наркотикам и преступности (ЮНОДК) с гордостью сообщает в своем ежегодном докладе, что по имеющимся данным потребление наркотиков в мире стабилизировалось. Об исходной цели – полном искоренении наркомании – сегодня стараются не вспоминать.

На другом направлении – работе непосредственно с потребителями наркотиков – отход от первоначальной бескомпромиссности виден еще яснее.

Сегодня даже страны с самым непримиримым отношением к наркомании одна за другой отказываются от уголовного преследования за употребление наркотиков. Та же идея лежит сегодня в основе рекомендаций ЮНОДК: наркоманов надо не сажать, а лечить.

Методы лечения наркомании разработаны давно: сначала нужно провести детоксикацию – «отмыть» организм пациента, вывести из него остатки наркотика и продукты его распада. Затем следует погасить «ломку» – острый абстинентный синдром. То и другое делается прежде всего медикаментозными средствами. Когда физиология более-менее приведена в норму, требуется психиатрическое лечение – депрессии, личностных расстройств и прочих последствий наркомании. После этого наступает черед психотерапии, затем комплексной реабилитации – и возрожденный к новой жизни бывший наркоман возвращается в общество.

И вот тут чаще всего весь сложный и кропотливый труд врачей идет насмарку: вне стен стационара человек вновь оказывается один на один со своими проблемами и соблазнами. Отказаться от прежних интересов и друзей оказывается куда легче, чем приобрести новые. Ища спасения от неожиданно образовавшейся психологической пустоты, многие вновь обращаются к прежнему средству.

Эффективность самого современного лечения наркомании измеряется единицами процентов. И это – в том случае, когда больной хотя бы умом признает необходимость лечения и нацелен на избавление от зависимости.

Лечение же принудительное (о котором с ностальгией вспоминают и граждане, и представители властей) неэффективно вовсе: такие пациенты не лечатся, а отбывают повинность. И, отбыв, немедленно возвращаются к своему пристрастию. Впрочем, даже во время пребывания в стационаре они используют любые способы, чтобы добыть заветное зелье, причем зачастую втягивают в это и более конструктивно настроенных товарищей по несчастью.

Альтернатива

В свете этого в мире все громче звучат призывы отказаться от утопии «мира без наркотиков», снять с наиболее популярных препаратов клеймо неприкасаемости, разрешить использование их в медицинских целях, «легкие» наркотики (в основном речь идет о препаратах конопли) легализовать вовсе, а потребителям «тяжелых» – выдавать минимальные дозы, позволяющие им избежать как «ломки», так и развития пристрастия.

Кое-что из этого сегодня уже реализовано. Программы обеспечения наркоманов «поддерживающими» дозами действуют во многих странах Европы. Даже в США, традиционно занимающих непримиримую позицию, один штат за другим принимают законы, разрешающие медицинское использование марихуаны. Противоположный полюс воплощает политика Нидерландов: с 1978 года там действует сеть «кофе-шопов», официально продающих марихуану. Сегодня в стране около полутора тысяч таких заведений.

30 лет либерального эксперимента не оправдали ни надежд, ни кошмаров. Никакой повальной наркотизации страны не произошло, но не будучи поддержанной ни одной другой страной, Голландия стала объектом массового наркотуризма.

Понятно, что это изрядно раздражает жителей страны, вовсе не намеревавшихся собрать у себя всех любителей «травки» в Европе. Именно такого эффекта убоялись жители Швейцарии, отвергнув в 2008 году на референдуме легализацию марихуаны.

Другим полем битвы между «непримиримыми» и «либералами» стал вопрос о заместительной (метадоновой) терапии. Метадон – синтетический наркотик опийной группы. Сам по себе он никаким лечебным действием не обладает, но у него есть две особенности: во-первых, связываясь с теми же рецепторами, что морфин и героин, он образует прочные, подолгу не распадающиеся комплексы, во-вторых, его можно не вводить шприцом, а принимать в виде таблеток. То и другое сделало метадон идеальным препаратом для амбулаторного «поддерживающего» лечения. Метадоновые программы действуют во многих странах Европы, их официально поддерживают ЮНОДК и Программа ООН по ВИЧ/СПИДу как высокоэффективную терапию. Отечественная же наркология – как в погонах, так и без – единодушно отвергает все попытки ввести метадоновую терапию в России, утверждая, что она в принципе ничего не лечит и приносит только вред.

Как ни странно, правы и те, и другие. Если считать критерием излечения полный и устойчивый отказ от приема любых наркотиков (как это принято в российской наркологии), то метадоновая терапия неэффективна по определению. Если же удовлетвориться более скромной целью – чтобы наркоман мог контролировать свою зависимость и сохранять социальную адаптацию, – то это метадон вполне обеспечивает. Если, конечно, сам пациент соблюдает правила обращения с ним: история метадоновых программ уже знает немало случаев злоупотребления бесплатным «лекарством», в том числе и со смертельным исходом.

Споры продолжаются, но ни одна сторона не может предъявить по-настоящему убедительные аргументы.

Беспристрастная статистика показывает, что уровень потребления наркотиков в той или иной стране никак не связан с ее политикой в этой области.

Да, в Голландии душевое потребление героина несколько ниже, чем в Великобритании, – но так было и до начала «голландского эксперимента».

Более того – многолетние колебания потребления наркотиков оказываются синхронными в разных странах. В 1990-е годы мир захлестнула очередная волна увлечения наркотиками – и кривые роста их потребления выглядели практически одинаково в бескомпромиссных США и в либеральной Голландии, в благополучной Швеции и в охваченной всесторонним кризисом России. И точно так же одновременно на рубеже 2000-х эта волна схлынула во всех странах – что дало основания каждой из них говорить об успехе именно ее модели отношения к наркотикам.

Доступность наркотиков – обротная сторона того непрерывного расширения индивидуальной свободы, которое в последние несколько веков составляет главное содержание мировой истории. Приходится признать: человечество до сих пор не нашло сколько-нибудь удовлетворительного ответа на этот вызов. И каждое поколение платит за это разрушенными жизнями. 

Источник: «Вокруг света» №8, 2010,