19.11.2010 | Кино

Фильмы без оглядки

Новые британские фильмы шокируют российского зрителя

Фестиваль «Новое британское кино» — это десятки картин, которые не могли снять ни в одной стране мира, кроме Соединенного Королевства. Кино политическое, острое, отвергающее любую цензуру — на российских экранах смотрится шокирующе. Почему — изучал The New Times.

Для массовой публики британское кино растворено в голливудском. Запутаться немудрено. Две киноиндустрии тесно переплетены между собой. Британские и американские фильмы на равных правах претендуют как на «Оскары», так и на главную кинопремию Туманного Альбиона BAFTA. Многие фирменные голливудские режиссеры на поверку оказываются англичанами, например, братья Ридли и Тони Скотт. Многие фирменные английские режиссеры на поверку — американцы, например, Джеймс Айвори, Терри Гиллиам или Майкл Хоффман, режиссер картины The Last Station про последние месяцы жизни Толстого, которой открылся New British Film Festival (11 ноября она выходит в наш прокат под названием «Последнее воскресенье»).

Тем не менее фестиваль доказал, что у британского кино свой характер. Его первая родовая черта — непредсказуемость.

Автор этих строк вроде бы все заранее знал о фильме про Толстого, в том числе из большой статьи в The New Times. И был изумлен, что фильм, оказывается, нисколько не академический, а легкий, живой, смешной, в финале же заставляет притихший зал проливать искренние слезы — у нас бы такой фильм про трагический уход Толстого снять не решились. Кристофер Пламмер — Толстой, Хелен Миррен — Софья Андреевна и Джеймс Макевой — последний секретарь Толстого Валентин Булгаков играют так здорово, что кажется, будто они изъясняются не по-английски, а по-русски.

Вторая родовая черта британского кино — социально-политическая заостренность и смелость, не скорректированная ни внешней, ни внутренней цензурой. Это фильмы без оглядки. Тут у британского кино соперников в мире, пожалуй, нет. Из фильмов фестиваля выделим четыре. И потому, что они действительно поразили. И потому, что дают наиболее точное представление об умонастроениях киноангличан.

"Не отпускай меня"

На единственный московский показ этой ленты с юной «оскаровской» номинанткой Кэри Маллиган, Кирой Найтли, Шарлоттой Рэмплинг и новомодным — после «Социальной сети» — Эндрю Гарфилдом грамотная публика ломилась, как ни на какой другой. О ней много разговоров после демонстрации на североамериканском фестивале № 1 в Торонто. Некоторые называют ее главной картиной осени. У нас же она выйдет лишь в феврале. Действие начинается в 1980-е в закрытой элитной школе. Но быстро выясняется, что элитарные учащиеся — клоны, созданные в соответствии с программой 60-х, призванной довести средний возраст британцев до ста лет. Когда они вырастут, то пойдут на органы нормальным людям. Как правило, они в состоянии пережить максимум три так называемых выемки.

Удивительно, но фильм воздействует прежде всего тем, что в нем никаких вроде бы напрашивающихся социальных обличений, никакого гражданского гнева.

В Британии понимают толк в резком социальном кинематографе. Но именно поэтому там знают и силу социальной сдержанности, которая иногда лупит по чувствам сильнее любого пафоса.

Больше всего потрясает смирение героев фильма, их покорность своей участи. В 90-е, став молодыми, они идут работать. Могут трудиться даже так называемыми социальными работниками, которые пекутся о других. Но терпеливо ждут оповещения о первой выемке, наивно веря в то, что можно добиться ее отсрочки на четыре года, если предъявишь вышестоящим органам убедительные доказательства того, что у тебя любовь с таким же, как ты. С обреченным. В результате получается не антиутопия (этот жанр всегда демонстрирует страхи общества перед цинизмом или тоталитаризмом, которые способны овладеть миром), а история о бесконечной печали человеческого существования. Дополнительную значимость фильму придает то, что сценарий сочинил знаменитый Алекс Гарланд, причем по одноименному роману британского японца, букеровского лауреата Кадзуо Исигуро, написанному в 2005-м и включенному журналом Time в список ста лучших английских романов всех времен.

"1939"

Эту историю любви, предательств и жизни аристократической семьи накануне Второй мировой, переходящую в шпионский триллер, в соответствии с американскими понятиями резонно отрекомендовать как revealing movie, то есть фильм, дающий новые знания, раскрывающий глаза на прежде неведомое. Откровением для многих станет уже то, что перед Второй мировой значительная часть лондонской аристократии была настроена прогитлеровски — либо потому, что разделяла идеологию фашизма, либо потому, что была уверена: Англия в войне с Германией обречена на поражение. Поэтому правительство Чемберлена, того самого, приснопамятного («наш ответ Чемберлену»), проводило политику так называемого умиротворения Гитлера. В конечном счете она привела к аристократическому заговору против нации: Гитлеру, например, собирались подарить Мальту, лишь бы смилостивился и не нападал. Представляете, какой был бы позор для Великой Британии? Судьба страны решалась в течение нескольких дней. Только политическая воля Черчилля, который не был тогда главным, заставила Великобританию пойти против Гитлера. Дополнительную привлекательность фильму обеспечивает звездный состав, в котором много актеров классической школы: Джули Кристи, Билл Найи, Кристофер Ли и др., а также молодая звездочка, известная, в частности, по «Ангелу» Франсуа Озона Ромола Гараи.

Интересно, наш новый кинофонд, который теперь спонсирует государст­венно важные проекты, мог бы дать деньги на честный фильм про историю пакта Риббентроппа—Молотова? Пока он отстегивал только на проекты барабанные.

"Четыре льва"

Вот уж фильм, который точно не решились бы снять ни в одной стране, кроме UK. Не только в России, но и, например, во Франции с ее зажигательно-поджигательными бунтами иммигрантов из третьего мира. Это фильм про молодых жителей Шеффилда, выходцев из Пакистана, которые жаждут стать террористами. Двое из них едут обучаться в лагерь взрывников в Пакистане. Все они в финале решают пойти в смертники, чтобы взорвать лондонский марафон. И действительно, происходят взрывы: гибнут как смертники, так и сторонние люди.

При этом — не поверите — сие есть смешнейшая комедия. Точнее, сатира, фарс.

Одного того довольно, что самозваные моджахеды учат быть смертниками ворон, отчего вороны активно взрываются, но только сами по себе. Титр о том, что ни одна ворона во время съемок не пострадала, на экране, естественно, присутствует. Не цинизм ли после терактов в лондонском метро? Пожалуй, цинизм. Но, может, с этими ребятами так и надо? Фильм доказывает, что в моджахедов, шахидов, смерт­­­­ников некоторые попросту играют. Что это своеобразный масскульт для скучающих мусульман, не просто приехавших, но фактически выросших на Западе (эмигрировали-то их родители). Персонажи фильма через запятую упоминают как шахидские догмы, так и Шварценеггера с Брюсом Уиллисом. Моджахедство как инфантильная дурь скучающих сынков с Ближнего и Среднего Востока, семьи которых обрели в Англии благополучие и гражданство. Фильм уже вызвал протесты в мусульманских странах. Но британское кино протестов не боится.

"Доктрина шока"

Продуктивный Уинтерботтом (в свои 50 снял уже 36 картин) — один из ведущих английских режиссеров, обладатель BAFTA и «Золотого медведя» Берлинского фестиваля, известный «левак» — в западном понимании термина. На сей раз в соавторстве с Уайткроссом он сделал жесткую документальную антикапиталистическую картину в духе американского социалиста Майкла Мура. В ее основе — разработки канадской антиглобалистки Наоми Кляйн. Идея в том, что свободный, то бишь истинно капиталистический рынок, вопреки утверждениям его идеологов, будто он сам по себе устанавливает справедливый социальный порядок и формирует свободное гражданское общество, способствует только резкой градации населения на очень богатых и очень бедных и способен держаться исключительно в тоталитарных странах при условии уничтожения инакомыслящих. Но не только — авторы отсылают и к Великобритании времен Тэтчер, Америке — Рейгана, а также современному Ираку. Под ударом Уинтерботтома оказывается так называемая чикагская школа экономики, идеологом которой был Милтон Фридман. В лучшие свои годы, по мысли того же Уинтерботтома (например, когда Рузвельт в 1930-е вытаскивал Америку из Великой депрессии), США шли по совсем другому, более человеческому пути.

При чем тут Россия? А притом, что Уинтерботтом, сочувствуя Горбачеву (которому «Большая семерка», по фильму, не дала денег на постепенные реформы), обвиняет Ельцина и его команду «чикагских мальчиков» во главе с Гайдаром, которые привели к тому, что возникли олигархи и появилось обнищавшее население. Он ставит Россию в ряд стран, над которыми (по фильму — как всегда неудачно) был проведен садистский чикагский экономический эксперимент.

Да, чуть не забыл! За всеми гадостями в мире Уинтерботтом усматривает руку ЦРУ. Вообще-то такой фильм мог быть снят в СССР. Но тем и хорошо британское кино: оно демонстрирует свободу мнений и трактовок. Не согласны — спорьте. Никто вас за это не арестует.

Источник: The New Times, №37, 08.11.2010,