13.10.2010 | Кино

Неправильный патриот

«Неправильный» патриотизм режиссера Алексея Балабанова

Новая картина Алексея Балабанова «Кочегар», о которой уже сейчас много толков, выйдет в широкий прокат в середине октября. Перед этим в московском кинотеатре «Пионер» впервые в России прошла полная ретроспектива фильмов режиссера. Начиная с 1991-го (год полнометражного дебюта) он снял тринадцать игровых фильмов — и все они заставили о себе  говорить. Ни на кого не похожий путь, которым Балабанов следует в кинематографе, — исследовал The New Times.

«Кочегар» — квинтэссенция стиля и тем Балабанова.

Фирменно легкая структура: треть действия тот или иной персонаж просто идет по улицам под инструментальный бит или русский рок, моментально делающий кадр живым и энергичным. Подобный прием Балабанов использовал в половине своих картин — в «Войне», «Мне не больно», «Жмурках», обоих «Братьях». Фирменные конфликты: как и в «Брате» (нашем лучшем фильме про безвременье 90-х и «потерянное поколение» воевавших в Чечне), в «Кочегаре» есть необычный персонаж — якут, бывший афганец, Герой Советского Союза, который теперь трудится истопником. Как и в «Жмурках» (нашей лучшей — очень черной — комедии про бесхитростный криминальный аморализм тех же 90-х), тут пуды черного юмора, поскольку именно в топке кочегарки братки сжигают тела устраненных конкурентов, убеждая якута, будто грохнули негодяев. Якут верит. Потому что братки — тоже бывшие афганцы. И потому что добросердечен. В свободное время настукивает на пишущей машинке рассказ о злых людях, русских, которые некогда пришли на землю якутов. Его, как и самого Балабанова, занимает проблема, кто люди хорошие, а кто — плохие. В какой-то момент ему придется понять, кто из окружающих действительно плох, в том числе по отношению к его семье. И он сумеет отомстить.

Короче: Балабанов снимает хорошее узнаваемое кино. Но едва ли не самое интересное, что он единственный наш режиссер, кто постоянно высказывается по национальному вопросу. Размышляет о том, что есть Россия и русская нация. О ее взаимоотношениях с другими нациями и народами, ближними и дальними.

Мальчик из хорошей семьи

Поскольку Балабанов не то чтобы закрыт, но искренне плюет на публичное признание (среди кинематографистов это редкость. То есть показно все плюют на публичное признание и заверяют, будто не читают рецензии на себя. Но на самом деле читают. А Балабанов действительно не читает. — Ю.Г.), он избегает тусовок и интервью. Поэтому вокруг его имени — недостаток информации и обилие мифов. Он везде, даже на фестивалях в Канне и Венеции, расхаживает в униформе «митьков» — тельняшке, джинсах и своей привычной шапке-«афганке». В результате одна из легенд — что он этакий гопник. Ничуть не бывало. Алексей Октябринович Балабанов — классический мальчик из интеллигентной семьи. По советским меркам, обеспеченной и привилегированной. Родился в 1959-м не в столицах, но все-таки в Свердловске. Папа был главным редактором научно-популярных фильмов Свердловской киностудии. Поисковые системы выдают тысячи ссылок на его статью «Тайны тибетской медицины» в сборнике «Фантастика, 88/89», на основе которой Свердловская киностудия сделала громкий фильм. Мама стала директором института курортологии и физиотерапии. Балабанов-сын окончил переводческий факультет Горьковского пединститута, уже в 1980-м посетил Лондон, который наши обычные люди тогда посещать не могли, работал в середине 80-х ассистентом режиссера на Свердловской киностудии, а в 1990-м освоил Высшие курсы сценаристов и режиссеров, где его учителем был не кто-нибудь, а интеллигентнейший и отчасти маргинальный советский режиссер Борис Галантер.

Впрочем, есть и другие факты, лучше объясняющие, почему Балабанов стал тем, кем стал. После института он служил военным переводчиком в армии, летал в Сирию, Эфиопию, а также в Афганистан во время войны.*

* Вооруженное вмешательство СССР во внутренние дела Афганистана в 1979–1989 гг.

Насколько долго и где бывал, выяснить трудно: персона, повторим, закрытая. Но очевидно, что именно с тех пор у Балабанова уважение к десантникам и боевому сословию как таковому, к честному офицерству, которое при этом соседствует с резкой неприязнью к ментам и гэбистам — см. «Войну», «Мне не больно», «Жмурки», «Груз 200». Между прочим, среди актеров «Кочегара» сразу два бывших «афганца»: Юрий Матвеев и Александр Мосин.

Кроме того, в 1980-е Балабанов (опять на всякий случай употребим «вроде бы») много путешествовал по России, что, вероятно, и подвигло его к исследованию провинциального русского менталитета. Взялся за это дело Балабанов, однако, не сразу. Свою карьеру он начал с фильмов предельно эстетских, не зря его с ходу подняла на щит интеллектуальная критика в лице, например, знаменитого тогда Александра Тимофеевского. Его полнометражным дебютом стали в 1991-м абсурдистские «Счастливые дни» по мотивам Сэмюела Беккета. Потом Балабанов экранизировал «Замок» Кафки; интересно, что наши с ним взгляды на эту картину совпадают (Балабанов считает ее своим единственным неудачным произведением. В подробности влезать не станем, чтобы не заплутать в кафкианских лабиринтах). В 1998-м режиссер выпустил самый изумительно провокативный (тоже суперэстетский) фильм новорусского кино «Про уродов и людей»: о пионерах кинематографа, которые были извращенцами, в результате чего кино стало таким испорченным.

Но до «Уродов» он успел снять «Брата», который и положил начало истинному Балабанову. Карьера Балабанова ясно подразделяется на два периода: до и после «Брата».

Не брат ты мне...

Автор этих строк поначалу категорически не принял «Брата», сочтя его чернухой на потребу западным фестивалям — благо, и посмотрел-то его впервые в Канне. Не содействовало любви к фильму и то, что его главный герой Данила Багров с интеллигентным лицом Сергея Бодрова-младшего произносил знаменитые фразы: «Не брат ты мне, гнида черножопая» и «Я евреев как-то не очень…», втюхивал французу, что вся их американская музыка — говно, а на возражение со стороны, что это же француз, отвечал: французы, американцы — все одно.

Но тот же фильм показывал, как национальная русская карта разыгрывается в жлобских криминальных интересах. Плохой брат с лицом Сухорукова пытался убедить хорошего брата с лицом Бодрова, что если убить владеющих рынком чеченцев, то русским людям станет лучше (лажа, понятно из фильма, полная). В ответ на это Данила спрашивал: а немцам (одним из его друзей стал человек по кличке Немец с лицом Юрия Кузнецова)? Замечательный — при этом принципиальный — вопрос в контексте всего творчества Балабанова.

Потому что, с одной стороны, Балабанова вроде бы можно упрекнуть в том, что он чуть ли не русский экстремист. Вспомните «Брата-2»: там противные украинцы, американцы (впрочем, не все), отдельно афроамериканцы (но тоже не все). Вспомните «Войну»: там мерзкие чеченцы и лицемерные англичане — те самые, которых переводчик с английского Балабанов навестил еще в 1980-м.

С другой стороны, никто иной, кроме Балабанова, не выносил в кино 1990–2000-х столь страшного приговора русскому бандитизму и провинциальной русской ментальности. Если разбираться всерьез, то совершенно непонятно, считать ли Балабанова русофилом или же русофобом.

Авторитетный журнал «Искусство кино» посвятил теме, является ли Балабанов патриотом или, наоборот, клеветником России, целый круглый стол. Кошмарный русский народ кочует у Балабанова почти что из фильма в фильм: см. прежде всего «Жмурки», «Груз 200» и «Морфий». Любые наши братки для Балабанова — скоты однозначные. Это на фоне того, что многие недавние кино- и телеэпопеи этих братков облизывали и романтизировали. Во «Мне не больно» и том же «Кочегаре» русские выглядят негодяями по отношению к другим нациям. Главное же, почти все фильмы Балабанова, хочет он того или нет, говорят про бессмысленность современной русской жизни. Не в лоб, не назидательно, но говорят. Нет серьезных реальных целей. Невозможно осуществиться. В «Войне» персонаж вырывается из чеченского плена, приезжает домой куда-то за Урал и за два дня понимает, что это болото, что путь один — в братки и спиться. И в итоге прется обратно в Чечню.

Да, речь о провинциальной России. Но, судя по всему, Балабанов считает, что только провинциальная Россия и есть истинная. Даже когда действие его картин происходит в Петербурге, как в «Брате» или отчасти «Кочегаре», это Петербург окраин, захолустных рынков, свалок, облезлых дымящихся труб — провинциальный, совершенно неузнаваемый. Москвы же в фильмах Балабанова почти нет. Она для него, похоже, вообще не Россия — нечто шкурное и чуждое.

А вы не мизантроп?

Поскольку Балабанов не любит как наших, так и не наших, к нему прилипло еще одно обвинение: мизантроп. Тем более что в его фильмах много крови и трупов — и это еще цветочки по сравнению с теми воистину шокирующими сценами, которые есть в «Грузе 200» и «Морфии». «Груз 200» перекрыл Балабанову (по крайней мере на время) дорогу на самый главный кинофестиваль — Каннский, который активно привечал его все 90-е. В Канне сочли, что Балабанов творит шок ради шока. Официальный представитель фестиваля публично спросил Балабанова, не собирается ли тот теперь делать «снафф-мувиз», то есть преступные фильмы, в которых ради удовольствия зрителей-маньяков людей реально убивают перед камерой.

Да-да, Балабанова безусловно занимает тот факт, что нормальные на первый взгляд люди оказываются способны на дикие поступки. Да-да, трудно избавиться и от ощущения, что Балабанову попросту нравятся шокирующие эпизоды — кровавые либо сексуальные. Доля уродства, пусть эстетского, легкого извращения есть почти во всех его картинах. Но обвинять его в человеконенавистничестве странно.

Во-первых, иронии и черного юмора у него не меньше, чем у Тарантино или фон Триера, которые тоже обожают шок (один «Антихрист» чего стоит!), но которых тот же Каннский фестиваль по-прежнему любит.

Во-вторых, по убеждению автора этих строк, Балабанов не творит шок ради шока. Все ужасающие эпизоды в его фильмах, без­у­словно, концептуальны. Позволяют прояснить смысл. Понять суть проекта «Балабанов». «Морфий», например, где действие происходит в 1917 году, именно после шокирующих эпизодов, начинаешь трактовать как фильм о начале конца интеллигенции в России. Ясно, что герои фильма погибнут — не сегодня, так завтра, не от морфия, так от красноармейской пули. Можно ли говорить о том, что Балабанов целенаправленно осуществляет проект «Россия—СССР—Россия сегодня», — вопрос спорный. Но «Морфий» — фильм о том, откуда пошло все то, что продолжает происходить и теперь.

Наконец, среди балабановских героев всегда есть те, кто способен на поступок и смертельно рискует ради своих. Во всех его фильмах есть люди, которых он любит, которым симпатизирует зритель. После августовского фестиваля в Выборге, где прошла премьера «Кочегара», Балабанова в очередной раз упрекнули в чернухе. На что он справедливо возразил: «Но вам ведь жаль Кочегара? Он вызвал у вас человеческие чувства? Значит, это не чернуха».

Источник: The New Times, № 32, 4 октября 2010 г.,