11.10.2010 | Театр

Театр детской печали

Жоэль Помра поставил «Пиноккио» в театре «Практика»

Последнее, что можно сказать про театр Жоэля Помра, его тревожные пьесы и мрачные, интровертные спектакли, - то, что это театр для детей. Постановки странного французского автора, начиная от «Торговцев», которых три года назад привозил фестиваль  NET и до «Этого ребенка», тогда же поставленного им в «Практике», так или иначе касались детей, но никогда им не предназначались. И даже «Красная шапочка», пару лет назад приезжавшая на детский фестиваль «Большая перемена», была, честно говоря,  совсем не детским спектаклем. Уж очень современным делала сказочный сюжет история о замотанной маме, которой некогда самой навещать старенькую бабушку, да и рассказ о том, как маленькая девочка в лесу встретила насильника и убийцу волка, кидал в дрожь взрослых.  И все же театр «Практика», поняв, что, однажды поставив на Помра, вытянул выигрышный билет, и, обратившись к французскому режиссеру во второй раз, - заказал ему именно детскую постановку. И не ошибся.

Сказку Карло Коллоди Помра снова пересказывает своими словами и снова его история оказывается пугающе современной и очень страшной. Но это тот страх, который любят дети, потому, что из него есть выход. Хотя, честно признаться, выход, как всегда у Помра, выглядит очень грустным, а герой, преодолевший все препятствия, уже очень устал и совсем не кажется таким звонким и победоносным, как в начале. И когда в финале оказывается, что деревянный человечек стал живым, вспоминаются слова из горьковской пьесы «На дне»: «мяли много, оттого и мягок».

В этом спектакле есть рассказчик. Он говорит о том, что когда-то был слепым и видел мир вот так:  театр погружается в темноту, а потом в едва рассеявшемся мраке мы различаем ряды публики, будто отражение зрительного зала. И среди темных человеческих фигур луч вдруг выхватывает страшные звериные морды: обезьянью, ослиную, волчью. И мы вздрагиваем, будто оказалось, что оборотни сидят среди нас. А еще рассказчик говорит, что самое главное для него – не врать, в жизни и театре говорить только правду. И лишь тогда начинает рассказ про очень одинокого человека, которому было настолько не с кем поговорить, что он каждый день ходил беседовать с деревом. А когда ствол свалило ветром, очень долго трудился, чтобы из обрубка своего бывшего собеседника вырезать деревянного мальчика, сына. 

Пиноккио – мальчика с набеленным лицом и черными губами - играет сериальная звезда Алиса Гребенщикова. Поначалу ежишься от ее голоса, звенящего хвастливо, как в «Пионерской зорьке», но потом это оказывается неважно. Нам рассказывают про отвратительного, самоуверенного, неблагодарного, злого мальчишку. И, казалось бы, по всему ясно, что как бы ни наказала Пиноккио судьба, - так ему и надо за то, как он был груб и  бессердечен со своим добрым отцом. Но когда жизнь начинает бить деревянного человечка, вдруг оказывается, что этого наивного хвастуна с его глупой гордостью, которая даже перед лицом убийц мешает признать, что он беден, - ужасно жалко.  И вот это умение вызвать сострадание к тому, кто попал в беду,  независимо от того, как неприятен он нам был прежде – дорогого стоит. Потому, что за ним стоит умение прощать. А еще в этом спектакле очень важна уверенность в том, что человек может измениться, и даже на самом гадком герое не стоит ставить крест.

Некоторая назидательность интонации из сказки Коллоди перекочевала в спектакль Помра. Но она почему-то не раздражает, возможно, оттого, что все злоключения, постепенно ведшие героя к тому, чтобы он стал послушным мальчиком, заканчиваются тем, что, оказавшись вместе с отцом в чреве морского чудища, повзрослевший герой все же поступает по-своему, и это дает им свободу. И старый отец благодарит сына за то, что тот был непослушен.

В «Пиноккио» играют всего четыре актера. Дмитрий Готсдинер – рассказчик, Светлана Камынина – фея, Олег Комаров – отец, меняют роли одну за другой, выходя то жуликами, то одноклассниками, то жуткими убийцами в белых костюмах с колпаками, будто куклуксклановцы.  В нереальном, призрачном действе, происходящем, будто за молочным стеклом, не всегда различишь, кто есть кто, иногда люди видятся просто тенями, а сказочные волшебства кажутся мельканием далеких  мутных огней. Как и прежние тихие, всегда идущие в рассеянной полутьме спектакли Помра, «Пиноккио» похож на бормотанье сидящего в углу аутичного ребенка – те же повторяющиеся мотивы и внутреннее напряжение, он так же беспокоит, завораживает и не отпускает. Но в этот раз в спектакле Помра есть надежда, есть негромкое, усталое счастье нашедших друг друга отца и сына, которые не будут больше одиноки. И это, я думаю, очень важно для детей, которые придут на «Пиноккио».

Когда-то в противовес старому советскому определению детского театра, как  «театра детской радости», режиссер Анатолий Праудин выдвинул идею «театра детской скорби». Тогда это начинание в Питере закончилось неудачей, режиссер потерял театр, но, кажется, теперь Жоэль Помра идет тем же путем. Он ведет маленького зрителя (а на «Пиноккио», на мой взгляд, стоит приводить детей, начиная с младшего школьного возраста), через печаль, тревогу и страх к пониманию чего-то очень важного, что, конечно, никогда не узнаешь, веселясь на детских утренниках.

Источник: "Время новостей",11.10.2010 ,