Россия, 1988-2010
22.09.2010 | Кино
Дважды на одну «Иглу»Хорошее в нашем кино лучше бы не трогать
В прокат выходит «Игла. Ремикс» — переделка культового фильма с Виктором Цоем в главной роли, осуществленная тем же самым режиссером Рашидом Нугмановым. Стоило ли перелопачивать ладную и лаконичную картину — проанализировал The New Times
«Игла» вышла в 1988-м под маркой «Казахфильма» и показалась тогда новым словом. Это был едва ли не первый в СССР фильм о наркомании и наркомафии — с первым подробным крупноплановым ширянием, с первой ломкой на экране.
Но главное, это был фильм экспериментальный, полный, с одной стороны, завораживающих недоговоренностей, а с другой, как вскоре начали выражаться, прибамбасов — формальных придумок-шуточек, рассчитанных на молодых киноманов.
Картина подтвердила репутацию модной тогда «молодой казахской волны», которую подняли ученики режиссера Сергея Соловьева. Фильмы «волны» отличались немногословностью, напоминали о работах Антониони и Вендерса, в которых тоже ничего особенного не происходит, а от экрана не оторваться. Но «Игла» оказалась и едва ли не первым в СССР, выразимся так, стильным боевиком, соединившим традиции гонконгского кино (правдивые крутые драки), нуара и вестерна. Как в классических вестернах, герой фильма появлялся неизвестно откуда в некоем городе (название Алма-Ата прозвучит лишь раз из радиоточки) и вскоре начинал сражаться с «плохими парнями», защищая попавшую в их сети девушку. Как в вестернах, он удалялся в финале неизвестно куда. Его вроде бы убивали, но он поднимался и уходил.
Виктор Цой и комикс
Культовый статус «Игле» окончательно придало то, что героя сыграл Виктор Цой, а антигероя другой представитель рок-андерграунда — Петр Мамонов. Цой к тому времени уже успел засветиться в игровом кино, в «Ассе» Соловьева, но лишь в эпизоде, где фактически изобразил себя. При этом он тогда обидел Соловьева в телеинтервью, обозвав «Ассу» папиным кино, хотя участвовал в нашумевших в 1987 году московских презентациях фильма. А вот про «Иглу», приколы которой тоже родом из «Ассы», сказал, что это действительно фильм нового поколения.
Теперь Рашид Нугманов уже под эгидой «Мосфильма» доснял несколько сцен с участием Петра Мамонова и еще одного антигероя, которого изображает Александр Баширов. Вставил пару новых эпизодов с Цоем (как он работает в кочегарке, а потом поет на подвальном концерте), позаимствованных из собственной короткометражки 1986 года «Йя-хха». Добавил другие новые эпизоды с Цоем. Нет, это не то, что было вырезано при монтаже «Иглы» 1988 года — никаких отходов не осталось. Это эпизоды, в которых Цой и другие действующие лица нарисованы — в стиле традиционных американских газетных комиксов. Такой вот новаторский ход. Переставив пару моментов, Нугманов снабдил «Иглу» хеппи-эндом, окончательно и бесповоротно разрешив двадцатилетние споры фанатов фильма на тему: выжил ли герой Цоя после того, как его дважды пырнули ножом? Да — выжил и победил!
И дополнительно наворотил совсем уже невероятное количество прибамбасов, которые, впрочем, стали вдруг восприниматься не как новое слово, а как штампы столетней выдержки, хотя призваны означать, что немолодой уже режиссер Нугманов все еще молодой, свой, современный.
Фильм, отличавшийся легким дыханием, стал в итоге тяжеловесным. Все, абсолютно все, что добавлено в «Иглу», добавлено зря. При этом Нугманов, видимо, ощутив навалившуюся на «Ремикс» тяжесть и стремясь сократить картину, покоцал некоторые роскошные эпизоды из оригинальной ленты. В частности, сократил — и тем испортил — поездку героя и его девушки (ради ее излечения от наркотиков) к морю, которое, как выясняется, давно пересохло и отступило невесть куда, оставив посреди пустыни заржавевший сейнер. Нынешним зрителям придется долго объяснять, что речь — об Арале.
Кто песню испортил
Хуже всего, что Нугманов попытался все-все прояснить. После просмотра «Иглы. Ремикс» по-настоящему понимаешь, какой же огромной силой в кино обладает недосказанность. Герою Цоя придумана семья — младшая сестричка и папа, в мимолетной роли которого снялся реальный отец Цоя. С семьей у героя какое-то недопонимание, но в финале он в нее вернется. Герою Цоя придумана история: оказывается, персонаж Баширова был не мелким жуликом с приятной артистической склонностью к сумасбродству, а сатанинским устроителем подпольных боев без правил. Оказывается, он втянул туда и героя Цоя. Оказывается, герой Цоя прибыл вышибать из него не чей-то долг, а свой личный.
Бу-у-у!.. — как принято выражаться в западных залах, когда что-то активно не нравится. При таких раскладах герой Цоя, прежде казавшийся загадочным и романтическим, становится приземленным.
Это первый недостаток «Иглы. Ремикс». Второй: хотя в фильме 1988-го все недоговорено, а тут вроде бы разъяснено, сюжет кажется куда более туманным. Многочисленные свежие вставки ломают сюжету хребет, прерывают его, отвлекают от главного действия. «Игла» 1988-го, при всех экспериментальных ходах, — живое зрительское кино. «Игла. Ремикс», при всей революционности замысла, — режиссерский выпендреж.
Поневоле впадаешь в назидательность: наше кино не умеет ценить свои же прошлые достижения. У Голливуда есть культура ремейков (пересъемок прежних популярных фильмов) и сиквелов (фильмов-продолжений). У нас же если делают ремейк или сиквел чего-то любимого и классического — то выноси покойников. Недавний ремейк значимого для школьников 70-х «Розыгрыша», снятого Владимиром Меньшовым, смешон уж тем, что в него перенесен конфликт из фильма-оригинала, который для сегодняшних дней неактуален (школьник-сноб идет на подлости ради исправления двойки в аттестате — а аттестаты уже не важны для поступления в вуз). Сиквел «Иронии судьбы» при всей своей забавности убил толпы поклонников рязановского фильма тем, что разрушил их веру в то, что у героев Мягкова и Брыльской все сложилось хорошо.
Теперь грядет переделка «Служебного романа», против которой заранее протестуют снимавшиеся в оригинальном фильме актеры. Нельзя оценивать неснятую картину. Но актеров понять можно: они боятся результата.
Нугманов — тот и вовсе умудрился испортить собственный замечательный фильм. Право: хорошее в нашем кино лучше бы не трогать...
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.