США, Великобритания, 2010 г.
24.05.2010 | Кино
Колыбельная о солдатеВообще русские струны — народность, алкоголизм и сожжение крестьян в амбарах — тренькают в фильме довольно звонко
Дембельнувшийся из рядов британской армии, обезглавленной гибелью короля Ричарда, вольный стрелок Робин Лонгстрайд (Рассел Кроу) прибывает, в чужой кольчуге и под чужим именем, в дыру под названием Ноттингем — нужно отдать один должок местному барину Уолтеру Локсли (Макс фон Сюдов).
После стольких невзгод он немного устал — но ужасы феодализма открывают у Робина второе дыхание. Ноттингемцы бедны и запуганы, как русские крестьяне в коллективизацию. Городок измучен продразверстками, в Шервудском лесу скрываются беспризорники в масках, явно понабежавшие сюда из «Повелителя мух», мужики ушли на фронт. Жизненные силы и юмор есть только у новенького пастора Тука — что неудивительно, учитывая количество потребляемой братом Туком медовухи. Чтобы надуть жестокое и несправедливое государство, Робин остается жить у Локсли и его невестки (Кейт Бланшетт) под видом сына и мужа (иначе поместье отберут). В это же самое время подлый изменник (Марк Стронг, без малейших признаков усталости снова отыгрывающий роль беспринципного эстета) впускает в страну французских рейдеров. Робин берет специальный молоток и скачет отбивать высадку союзников из Нормандии.
Надо спешить — до конца фильма осталось всего 20 минут, а нужно еще успеть переехать в лес.
Чем же заняты Ридли и Робин остальные два с половиной часа? Да уж не браконьерством и не экспроприациями. Вместо фильма о лесных разбойниках мы имеем натуральную балладу о солдате (хотя честнее будет назвать эту мелодию колыбельной). Дома дела у Робина те же, что и у любого служивого, вернувшегося из похода. Помыться, поглядеть на бабу, спеть народную песню, а с утра — победить похмелье. Не забыта и внутренняя жизнь: Робин борется c последствием перенесенных черепно-мозговых травм — чувством вины за проведенные в Святой Земле зачистки. Он с усилием вспоминает отца (в этот момент неумолкающие духовые выдают особенно проникновенный стон), думает о людях, произносит речь…
Полфильма величайший актер своего поколения (если верить Скотту) сидит за столом в позе Ильича, излагая шершавым языком плаката всякую белиберду о свободе, равенстве и справедливости для всех.
В этом есть даже какое-то христианское смирение: месяцами худеть, тренироваться, качать грудак — и все ради того, чтобы потом, скрипя кожаным капюшоном, как комиссар — бушлатом, пародировать спикера российской Госдумы Грызлова. Вообще русские струны — народность, алкоголизм, пчеловодство и сожжение крестьян в амбарах — тренькают в фильме довольно звонко. Похоже, на съемках Ридли пересматривал не только «Спасти рядового Райана», так необходимое любому, кто хочет грамотно поставить битву на пляже, но и «Андрея Рублева». Увы, сцены на Ивана Купалу в пересказ не вошли.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.