Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

02.04.2010 | Книги

Из наслаждений жизни…

Задавая свои «Одиннадцать вопросов к Пушкину», автор оставляет последнее слово за своим героем

Эта замечательно придуманная и изящно изданная книга поразительным образом похожа и на своего автора, и на главного героя. Эпиграф на месте послесловия заставляет вспомнить стернианскую композицию «Онегина» со вступлением в конце седьмой главы, но, что важно, эпиграф на последней странице заставляет читать книжку с конца. И это самая правильная из всех «читательских стратегий», к тому же она идет в ход лишь в том случае, если развязка нам заведомо не безразлична.

В случае с «Одиннадцатью вопросами…» Бориса Каца развязки нам зачастую известны, - девять из одиннадцати статей уже были напечатаны в хороших сборниках. Но чтение не становится от этого менее увлекательным. У вопросов, которые автор этой книги задает своему герою, нет и не может быть однозначных ответов. Такова специфика пушкинского текста, и Борис Кац находит ей удивительно точное жанровое соответствие: комментаторская миниатюра с музыкальным «ключом» и открытым финалом. Причем музыкальный «ключ» присутствует и там, где нет собственно музыкального сюжета: Кац всегда читает текст как партитуру, улавливая те не всегда очевидные для уха повторы, переклички и закономерности композиции, которые могут ускользнуть от читателя внимательного, но не столь чуткого.

В книге, в самом деле, одиннадцать вопросов, большая часть которых связана с музыкальными сюжетами. В первой статье речь идет о двух версиях пушкинского «афоризма» «Из наслаждений жизни / одной любви музыка уступает; / Но и любовь – мелодия…» (вариант – гармония). Более известная версия – реплика одного из гостей во II-й сцене «Каменного гостя» и запись в альбоме пианистки Марии Шимановской, вторая – более поздняя запись в альбоме певицы Прасковьи Бартеневой. Давнишний спор, текстологический и хронологический, – о происхождении разных вариантов трехстишия  - Борис Кац решает, исходя из музыкальной специфики и жанрового контекста каждого из «разночтений». «Мелодия» это голос, и в пушкинской «маленькой трагедии» о Дон Гуане «любовь одноголосна». С этим, в принципе, можно поспорить, как и с «необязательностью» II-й сцены в композиции «Каменного гостя». Однако, выбор «мелодии» здесь носит «смысловой» характер. В более поздней версии Пушкин «отрывает» цитату от сюжета пьесы, делая ее «самостоятельным афоризмом».

Вторая статья отчасти продолжает развернутый комментарий к цитате о «наслажденьях жизни»: определение «звуки италианские» на полях «Опытов» Батюшкова автор этой книги связывает с признаками итальянского бельканто, причем расширяет семантико-фонетический ореол цитаты, возводя его к общему комплексу южного (итальянского) гедонизма, что, в конечном счете, позволяет ему сделать убедительное предположение об одесском происхождении пушкинских итальянских ассоциаций и уточнить датировку «помет на полях».  Отчасти с одесским «горьким опытом» связан сюжет третьей статьи, - о ветхозаветных подтекстах «Коварности» и известного «моралистического» письма брату Льву.

Четыре «вопроса» обращены к «Моцарту и Сальери»: речь об источниках (в частности о «Полигимнии» Мармонтеля, булгаринской рецензии на петербургское исполнение «Реквиема» и ее газетном контексте), об ариях из разных опер Моцарта, которые играл «слепой скрыпач», и о происхождении чернового пушкинского комментария, известного под редакторским заглавием «О Сальери». Этот сюжет отсылает к тыняновским анализам: Борис Кац полагает, что автокомментарий «гораздо теснее связан с контекстом литературных отношений Пушкина и Катенина, чем с историческими эпизодами из жизни венских композиторов».

В заключительной части книжки располагаются статьи о повестях, общая их черта – сосредоточенность на «концовках» и законное недоверие исследователя к модальности пушкинских «рассказчиков». В итоге у читателя, который до сей поры думал, что знает, кто такой Дубровский, чем заканчивается «Метель», какова арифметика «Пиковой дамы» и где похоронен бедный Евгений, появляются все те же «вопросы к Пушкину». Иными словами, задавая свои «Одиннадцать вопросов к Пушкину» автор этой книги оставляет последнее слово за своим героем. И завершающий книгу эпиграф определяет ее композицию, т.е. становится тем самым «открытым финалом»: «Пушкин пожимает плечами» (из заключительной сцены набоковской «Русалки»).



Источник: Новое литературное обозрение, №101, 2010,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
08.02.2022
Книги

Почувствовать себя в чужой «Коже»

Книжный сериал Евгении Некрасовой «Кожа» состоит из аудио- и текстоматериалов, которые выходят каждую неделю. Одна глава в ней — это отдельная серия. Сериал рассказывает о жизни двух девушек — чернокожей рабыни Хоуп и русской крепостной Домне.

Стенгазета
31.01.2022
Книги

Как рассказ о трагедии становится жизнеутверждающим текстом

Они не только взяли и расшифровали глубинные интервью, но и нашли людей, которые захотели поделиться своими историями, ведь многие боятся огласки, помня об отношении к «врагам народа» и их детям. Но есть и другие. Так, один из респондентов сказал: «Вашего звонка я ждал всю жизнь».