Побег / Режиссер Егор Кончаловский
Россия
Россия
Авторы
17.07.2005 | Кино
Доктор ДоброЕвгений Миронов бежит из брянских лесов в Москву – искать правды и ставить градусники
Добавить сюда пару проникновенных баллад – и девичьи сердца расплавятся как воск на солнце.
Новый проект Егора Кончаловского явно вдохновлен популярным в 1960-х американским телефильмом «Беглец», многосерийной историей мести доктора, подведенного завистливыми коллегами под обвинение в убийстве жены. Телебеглец был переделан раз пять: самый известный вариант - одноименный фильм Эндрю Дэвиса с Харрисоном Фордом в роли оклеветанного хирурга, самые чудовищные - пара болливудских подражаний. Российская версия выглядит самой странной. Здесь беглец мечется между добротным реализмом «народной комедии» (марафон героя по российской глубинке разбавлен небольшим количеством жанровых сцен с уморительными диалогами) и условностями голливудского экшна. Сам он едва при этом понимает, что ему все-таки делать – сжав зубы, гнуть драматическую линию или просто-напросто бежать кросс? Сюжет «Побега» отличается от канона в деталях - но именно эти нюансы и определяют координаты фильма. По всему выходит, что к Бомбею фильм Кончаловского куда ближе, чем к Голливуду - и это, конечно же, новость, ведь во времена «Антикиллеров» вопрос о режиссерском стиле стоял скорее так: «Гонконг или Токио»? Самой трогательной сценарной инновацией кажутся мотивы «хорошего следователя» (Алексей Серебряков), мечтающего добыть беглеца непременно живым – не для галочки и даже не из глубокого убеждения в его невиновности. Просто у сыщика болеет любимая дочурка, а умелый хирург Женя Ветров (Евгений Миронов) - единственный, кто может пришить ей новые ножки. Пенной сентиментальности добавляют «Побегу» и настойчивые визиты симпатичной покойницы, глядящей на едва живого от усталости мужа добрыми-предобрыми глазами. Добавить сюда пару проникновенных баллад – и девичьи сердца расплавятся как воск на солнце!
Поначалу, впрочем, «Побег» смотрится смертельно серьезным. Бодрый доклад доктора Ветрова о состоянии дел вверенной ему клиники весьма драматично нарушается тревожным предчувствием домашних неприятностей. Для пущего эффекта неприятности подмонтированы сюда же – запинающийся голос Миронова, испуганно лепечущего что-то о новой операционной, сливается с предсмертным мычанием его жены (Виктория Толстоганова), которую душит неизвестный в черной маске. Вернувшись домой и обнаружив тело супруги, доктор стенает над трупом любимой, довольно убедительно вопя в потолок: «Это я во всем виноват!». За чем и застают его пришедшие к ужину гости. Затем следуют арест, суд, случайный побег из вагон-зака и долгое-предолгое шатание беглого врача по лесам – хитрый доктор идет след в след за разыскивающей его опергруппой. Снят этот турпоход точь-в-точь как сюжет программы «Вокруг Света», где хитрые туземцы демонстрируют корреспондентам дюжину своих охотничьих умений, не сходя с одной полянки: здесь во мху переночевал, через два метра свалился в медвежью яму, через три метра – схоронился за кустиком, через пять – бултыхнулся в лужу. И все это – не забывая надсадно стонать, пыхтеть и охать. Смотреть на эту физкультуру даже как-то неловко: видно, что у Миронова, привыкшего к вдумчивой декламации русских классиков, и искусство маскировки, и пустые междометия вызывают рефлекторный протест.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.