09.11.2005 | Общество
Суверенная килькаНорвегия пытается защитить рыбные запасы вод, которые считает своими. Это объяснимо, закономерно и нормально
Не успело российское общество отпразновать успех сейнера «Электрон», сделавшего то, что оказалось не под силу легендарному «Варягу», как настырная норвежская береговая охрана предъявила претензии еще двум российским кораблям – «Капитану Горбачеву» и «Дмитрию Пакрамовичу». Правда, на сей раз мурманские судовладельцы, решив, что с них по горло хватит одного комплекта национальных героев, дали капитанам строгие указания: заявить протест, ничего не подписывать, но из-под ареста не бегать и заложников не захватывать. Оба судна смирно стоят в норвежских территориальных водах, ожидая своей участи, пока в Москве, Осло и Калининграде уполномоченные лица уточняют правовой статус свинцовых вод Баренцева моря.
Напомним вкратце суть дела. Согласно Парижскому договору 1920 года архипелаг Шпицберген отходил к Норвегии, однако промышлять рыбу в водах вокруг него могли все участники договора. Позднее, когда стало ясно, что рыбные ресурсы не безграничны, были созданы специальные комиссии, определявшие квоты на вылов рыбы для каждой стороны, а также общие правила лова (сроки, размер ячеи и т. д.). Но в 1977 году Норвегия объявила своей исключительной экономической зоной 200-мильную полосу моря вдоль всех своих берегов – в том числе и вокруг Шпицбергена.
Сейчас Сергей Лавров говорит, что это, мол, было одностороннее решение, с которым мы-де никогда не соглашались. Подобные заявления, видимо, рассчитаны на тех, кто, как говорится, «не в курсе». Дело в том, что все «исключительные экономические зоны» вводились односторонними решениями государств. 200-мильная экономическая зона вдоль советских берегов тоже была введена односторонним решением правительства СССР. Мало того – еще в 30-е, задолго до всемирного парада «исключительных экономических зон», Советский Союз объявил своими владениями чуть ли не половину Арктики – все, что лежит между линиями, соединяющими Северный полюс с Мурманском и с серединой Берингова пролива. Никто никогда эту линию не признавал, что не мешает России и по сей день вести себя так, словно это ее территориальные воды.
Однако в последние годы, когда в традиционных районах промысла в Северном море треска практически исчезла, Норвегия начала гораздо активнее действовать в Арктике. Как на грех, именно в это время российские рыбаки приобрели славу безудержных браконьеров и воров. И хотя именно в Баренцевом море масштаб рыбного разбоя заметно меньше, чем в других регионах нашего морского рыболовства (именно из-за близости Европы и связанной с этим большей жесткости контроля), на 300 тысяч тонн легальной ежегодной добычи российских рыбаков приходится, по оценкам экспертов, 70–80 тысяч тонн нелегальной.
Не удивительно, что Норвегия, для которой рыбная отрасль является не только одним из главных источников благосостояния страны, но и национальной святыней, пытается защитить рыбные запасы вод, которые считает своими, требуя от своих партнеров соблюдения квот и правил.
(«Норвежцы, проявляя существенную обеспокоенность бесконтрольным промыслом и видя нашу определенную неразворотливость в этом плане, конечно, пытаются предпринять какие-то свои шаги», – признает глава департамента рыбоохранной политики Минсельхоза РФ Анатолий Макоедов.) Заметим, что пресловутую «рубашку» (сеть-вкладыш с мелкой ячеей), на применении которой поймали «Электрон», российские правила запрещают так же категорически, как и норвежские.
Не стоит, конечно, преувеличивать альтруизм норвежцев: они защищают прежде всего свои интересы. Но делают это открыто, последовательно и не различая «своих» и «чужих» нарушителей (норвежские рыбаки тоже не все поголовно рыцари, не говоря уж о кораблях-перекупщиках, ходящих под офшорными флагами, но принадлежащих норвежским компаниям; однако невозможно себе представить, чтобы беглых браконьеров в Норвегии встречали как национальных героев). А вот что защищает в этом конфликте Россия?
Если посмотреть на проблему не с точки зрения комплекса национальной неполноценности или новейшей русской деловой этики («если мы им в чем-то уступим, они решат, что нас можно и вовсе додавить»), то у России, строго говоря, нет никаких разумных оснований противиться притязаниям Норвегии.
В самом деле, доступ в воды Шпицбергена для наших рыбаков остается открытым, квоты на вылов меньше не становятся, а вот все расходы по контролю за промыслом несет норвежский госбюджет. Мало того, сам контроль при этом оказывается куда надежнее: у норвежцев и техническая база побогаче, и, главное, государственный аппарат куда честнее и дееспособнее. «Если у нас нет сил контролировать этот район, то пусть хоть норвежцы контролируют», – миролюбиво констатирует генеральный директор рыбодобывающей компании «Мурмансельдь-2» Юрий Задворный. В самом деле, тот же «Пакрамович» норвежцы обвиняют, в частности, в перегрузке (читай: продаже) рыбы прямо в море на другое судно – что запрещено норвежскими правилами. Команда корабля, не отрицая самого факта, настаивает, что она делала это в нейтральных водах, а российские правила промысла таких операций не запрещают. Между тем в результате подобных сделок именно российский бюджет лишается части доходов, а российские рыбокомбинаты – заказов. Получается, что Норвегия в споре с Россией отстаивает прямые экономические интересы своего оппонента.
В этом свете лучшим решением для России было бы, поломавшись для приличия, обменять признание норвежских притязаний на гарантии, что наших рыбаков ни при каких обстоятельствах не попытаются выставить из окрестностей Шпицбергена вовсе. Если хорошо поторговаться, то можно выбить из норвежцев и какие-нибудь дополнительные бонусы – некоторое увеличение квоты и т.д. Но кто будет это делать?
Для МИДа проблема рыболовства в Баренцевом море - дело десятое, сотрудники министерства участвуют в переговорах в основном для протокола и озабочены главным образом тем, чтобы не допустить умаления суверенных прав России. А в Федеральном агентстве по рыболовству квалифицированных переговорщиков и в советские-то времена было раз, два и обчелся, сейчас же их, похоже, не осталось там вовсе. Зато наблюдается избыток сотрудников, озабоченных интересами конкретных рыболовецких компаний.
Конечно, есть и другой выход: не идя навстречу норвежцам, навести порядок в собственном рыбном хозяйстве, пресечь браконьерство и «серую» торговлю (прежде всего в собственных водах), а тех, кто попадается на нарушениях в спорных и чужих акваториях, примерно наказывать... Но подобную перспективу в обозримом будущем можно обсуждать только теоретически.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»