11.11.2009 | Наука
При попытке к многоклеточностиОдним из самых серьезных аргументов против своей теории Чарлз Дарвин считал феномен «кембрийского взрыва»
Одним из самых серьезных аргументов против своей теории Чарлз Дарвин считал феномен «кембрийского взрыва». Палеонтологи его времени не находили в древнейших осадочных породах вообще никаких остатков живых организмов. Первые окаменелости появлялись в кембрийский период палеозойской эры. Причем уже самые ранние кембрийские отложения содержат остатки представителей всех основных типов и ветвей современного животного царства.
Вот только что не было никого – и вдруг появились разом все. Это в самом деле плохо стыковалось с эволюционной теорией, логика которой предполагала, что сначала должны возникнуть немногие примитивные формы.
За прошедшие с тех пор полтора века ученые узнали много нового о «кембрийском взрыве». Сегодня известно, что он случился примерно 540 млн лет назад. К этому времени планета Земля существовала уже добрых 4 миллиарда лет и большую часть этого времени она была обитаема. Современная наука умеет различать в древних породах отпечатки одноклеточных организмов или судить об их присутствии по косвенным признакам (например, соотношению изотопов углерода или кислорода). Остатки многоклеточных водорослей известны из отложений возрастом 1,2 – 1,4 млрд лет. Но загадка одновременного появления всех типов современных многоклеточных животных так никуда и не делась.
И вот большая группа геологов из США, Великобритании и Австралии обнаружила в древних осадочных породах южного Омана следы 24-изопропилхолестана – производного 24-изопропилхолестерола.
Это стероидное соединение содержится в мембранах клеток губок класса Demospongia; ни у каких других организмов его не обнаружено. С учетом возраста наиболее древних из проанализированных образцов можно утверждать, что губки появились в докембрийских морях, по крайней мере, не позже 635 млн лет назад, а может, и все 700.
Казалось бы, все встает на свои места: многоклеточность первоначально возникла в самых примитивных формах (из всех многоклеточных животных губки устроены наиболее просто), а в течение последующих 100 – 160 млн лет из них развились все современные типы. Отсутствие сколько-нибудь оформленных остатков переходных существ (да и самих пионеров многоклеточности) не должно нас смущать: маленькие, мягкотелые, лишенные скелета (у большинства современных губок скелет есть, но именно в классе Demospongia известны бесскелетные формы) существа образуют окаменелости крайне редко.
Проблема, однако, в том, что зоологи и раньше подозревали губок в том, что они – не родня остальным многоклеточным, они независимо произошли от одноклеточных (возможно, даже от других групп, нежели наши предки). Об этом говорит и уникальность их эмбрионального развития, и результаты сравнения их генома с геномами других существ. Подтверждением этой гипотезы можно считать и новое открытие.
Собственно, палеонтологам уже известны как минимум две «попытки многоклеточности» – эдиакарская и хайнаньская фауны.
Входившие в них организмы жили соответственно 620 – 570 и 740 – 840 млн лет назад и радикально отличались по своему строению от всех современных многоклеточных. То же можно сказать и о губках – с той только разницей, что эта попытка оказалась не совсем неудачной: в отличие от эдиакарских и хайнаньских созданий губки дожили до наших дней.
А феномен «кембрийского взрыва» по-прежнему остается необъясненным.
Еще с XIX века, с первых шагов демографической статистики, было известно, что социальный успех и социально одобряемые черты совершенно не совпадают с показателями эволюционной приспособленности. Проще говоря, богатые оставляют в среднем меньше детей, чем бедные, а образованные – меньше, чем необразованные.
«Даже у червяка есть свободная воля». Эта фраза взята не из верлибра или философского трактата – ею открывается пресс-релиз нью-йоркского Рокфеллеровского университета. Речь в нем идет об экспериментах, поставленных сотрудниками университетской лаборатории нейронных цепей и поведения на нематодах (круглых червях) Caenorhabditis elegans.