США, 2009 г.
26.10.2009 | Кино
Обыкновенная кляксаУвы, рано или поздно это случается со всеми, и случай Джармуша — еще достойный пример угасания режиссерского потенциала
Очень серьезный черный мужчина в блестящем костюме (Исаак де Банколи, парижский водитель из «Ночи на Земле») встречается в аэропорту с двумя другими Серьезными Людьми в черных очках.
Обменявшись кодовыми фразами «Вы говорите по-испански?» — «Нет!», герой получает от незнакомцев спичечный коробок с шифровкой и напутствие «Если кто-то вообразил себя больше других, ему стоит сходить на кладбище, убедиться, что жизнь — это всего лишь комья грязи». Прибыв в Испанию, Человек-В-Костюме ходит по кафе, всюду заказывает две чашечки эспрессо, встречается с испанскими связными (среди них — Тильда Суинтон в белоснежной ковбойской шляпе и Гаэль Гарсия Берналь, тоже в шляпе), живет в гостинице с голой девушкой в очках (девушка здорово напоминает персонажа фильмов Годара), потом едет на поезде в деревню. Со всеми встречными герой обменивается коробками и однотипным диалогом — выслушивает вопрос про испанский, фразу про кладбище и еще что-нибудь философическое типа «Люди — это молекулы в океане счастья». В финале он, вконец убаюкав зрителя, выполняет свою миссию — душит гитарной струной Михаила Сергеевича Горбачева (Билл Мюррей).
Это, очевидно, должно символизировать победу искусства над силами зла.
Увы, рано или поздно это случается со всеми, и случай Джима Джармуша — еще довольно достойный пример угасания режиссерского потенциала. Границу провести легко — как только человек перестает действовать и начинает раздумывать о собственном творчестве и кладбище, тут ему и конец. Слава богу, Джармуш обходится без откровенной пошлости (чего не избежали многие другие стареющие режиссеры — Антониони или Вим Вендерс, например). В «Пределах контроля» он сводит свое собственное кино к голой, и, в общем-то, самоироничной схеме — герой с ничего не выражающим лицом зомби (как Депп в «Мертвеце» или Мюррей в «Сломанных цветах») движется в идиотском конспирологическом ландшафте, обмениваясь выхолощеными псевдоэзотреическими репликами (цитата из Уильяма Берроуза, приписываемая главе секты ассасинов Хасану ибн Саббаху «Все ложь и все позволено» вывернута тут в невинную «Все неправда и все в становлении»).
Целиком кино оказывается не историей, а коллекцией скрытых аллюзий на десяток фильмов, и не только фильмов.
Человеку неискушенному эти образы-намеки покажутся набором настолько общих мест (возможно, они такие и есть), что каждый волен придать им любой смысл в зависимости от собственных вкусов и эрудиции. Американцы, например, увидели в черном Незнакомце одинокого героя нуаров Мелвилля, а я готов признать в нем Гошу Куценко из фильма «Дорога» (было такое кино). Конечно, многозначительная недосказанность способна пробудить в мечтательном зрителе больше ассоциаций, чем внятная форма, — это свойство человека давно используется в тесте Роршаха. Один увидит тут карту для мистического путешествия, другой — пять любимых фильмов. Но если судить здраво, то это же просто клякса!
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.