13.07.2005 | Театр

Любовники и дети

В Москву едут два громких спектакля

Итак, рассказ про фестиваль «Балтийский дом» требует продолжения. Те спектакли, о которых я хочу рассказать на этот раз, скоро должны приехать в Москву. «Дон Жуан» Александра Морфова появится в программе «Сезона Станиславского» уже в конце ноября, «Ромео и Джульетта» Оскараса Коршуноваса приглашен на фестиваль NET, который пройдет в начале декабря.

«Дон Жуан», поставленный в театре Комиссаржевской новым главным режиссером театра, болгарином Александром Морфовым, по дружному мнению критики – один из лучших питерских спектаклей прошлого сезона. Мольеровская история про знаменитого обольстителя и впрямь поставлена энергично и изобретательно, а все ее силовое поле стянуто к главному герою, которого играет приглашенный из Александринки любимец питерских зрительниц, невероятно обаятельный Александр Баргман. На этот раз всегда зажигательному и веселому актеру придумана поза вялого, циничного самодовольства.

Непросыхающий от пьянства, осипший от курения, изнуренный развратом Дон Жуан и шагу не делает навстречу всем тем многочисленным красоткам, которые беспрерывно вешаются ему на шею. Он едва способен сказать им несколько равнодушных слов о своей страсти и расстегнуть штаны.

Ни одно из испытаний, придуманных Мольером, не способно встряхнуть ленивого красавца с тухлым взором: жизнь его катится по-заведенному, и так же, как девицы бросаются ему на грудь, соперники сами нанизываются ему на шпагу. Все это, надо сказать, лишает морфовскую постановку философской комедии Мольера смысла, но несколько эффектных сцен, ради которых стоит смотреть этот спектакль, в нем есть.

Например, солнечный деревенский эпизод, в котором крестьяне вылавливают из моря чуть не потонувших дон Жуана и Сганареля, а хорошенькие крестьянки буквально рвут друг у друга из рук аристократического красавца в кружевах. Пейзане безостановочно галдят, смешно тарахтя реплики, совсем не предусмотренные Мольером, а финал этого мини-сюжета оказывается настоящим торжеством сластолюбца: стоя на вершине крутящегося дощатого сооружения, кумир красоток обливает всех счастливых женщин, столпившихся внизу, пенящимся шампанским, словно своим семенем. А вот еще одна лихо сочиненная сцена - знаменитое приглашение на ужин статуи Командора. Дело в том, что в спектакле Морфова на могиле убитого Командора изваян не огромный каменный истукан, а целая скульптурная группа с множеством аллегорических фигур, плакальщицами и пр. (ее забавно изображают актеры). А сам весьма некрупный Командор изображен лежащим на крышке гробницы и в ответ на приглашение не традиционно кивает головой, а с ужасным скрипом поворачивается, словно в приключенческих фильмах сдвинутый от нажатия тайной пружины. Стало быть, и в финале вместо торжественного прихода гигантского Командора к ужину героя являются все персонажи белой скульптурной группы, и даже влетает подвешенный на веревочке ангел. Дон Жуан равнодушно отмахивается: «Пошли вон!» и толпа немедленно ретируется, а ангел бестолково болтаясь под потолком, жалобно хнычет ей вслед: «Мальчики…». Только сам маленький Командор остается сидеть за столом напротив дон Жуана. Никакого проваливания в тартарары не происходит, и я думаю, не читавшие пьесу зрители, ни за что не угадают, что в финале мольеровского сюжета главный герой все же наказан.

Главным хитом «Балтийского дома», конечно, оказался спектакль «Ромео и Джульетта». Впрочем, эта постановка Оскараса Коршуноваса становится хитом везде, куда ни приезжает. То же, можно не сомневаться, будет и на московском фестивале NET. С «Ромео и Джульеттой» связана такая история. Дело в том, что 35-летний литовец Коршуновас сейчас считается одним из самых знаменитых и модных молодых режиссеров мира. В 2001-м году он даже вместе с Йозефом Наджем получил главную европейскую театральную премию, которую дают новаторам – «Новая реальность». Сразу после этого престижнейший авиньонский театральный фестиваль, который и раньше много поддерживал Коршуноваса, предложил ему деньги на очередную постановку с условием, что премьера будет в 2003-м году в Авиньоне. От такого лестного предложения режиссер, разумеется, не отказался, к сроку спектакль «Ромео и Джульетта» был готов, и театр Коршуноваса приехал в Авиньон… Но именно в тот год после долгих забастовок и акций протеста театральных служащих (не буду сейчас вдаваться в существо их требований), авиньонский фестиваль впервые за пятьдесят с лишним лет не состоялся. Это было серьезным ударом для Оскараса: критики, которые приехали к началу фестиваля, рассчитывая на премьеру, рассказывали, что режиссер ходил потерянный по неожиданно пустому городу и не желал ни с кем разговаривать. А по авиньонским правилам спектакль, приглашенный в программу нынешнего года, что бы ни случилось, уже не может появиться на фестивале в следующем году. Вот так спектакль, о котором еще со времен репетиций доносились восторженные слухи, сразу получил немного драматичную историю.

Впрочем, несмотря на то, что «Ромео и Джульетту» не увидели толпы продюсеров, которые обычно приезжают в Авиньон, чтобы пригласить понравившийся спектакль на гастроли и фестивали, успех его оказался обвальным. И если другие постановки Коршуноваса, особенно по новым шокирующим пьесам, бывали провокативными, резкими, и часто вызывали споры и скандалы среди публики (Оскарас даже любит у себя в Вильнюсе устраивать обсуждения после спектаклей), то теперь он сделал стопроцентный хит.

Коршуновас построил свой спектакль на том, что дома двух враждующих кланов – это две сверкающие металлические кухни-пекарни. Они стоят посреди сцены как замки, увешанные ситами, скалками, сковородками, формами для выпечки и увенчанные чердаками с рухлядью вроде ненужных детских колясок, старых флагов или ломаных кроватей.

В такой Вероне поле боя – широченные пекарские столы, на которых под свист и улюлюканье домашних поварята наперегонки лепят из теста пироги да булки, иногда выглядящие весьма двусмысленно. И насмешничают друг над другом, прикладывая длинные колбасы теста к причинным местам и меряясь, у кого больше. Летит мука и куски теста, недолепленные пироги натягивают соперникам на головы, девчонки визжат, а когда соревнования принимают серьезный оборот, в дело вступают, надев колпаки и фартуки, отцы семейств.

Семьи как семьи, окруженные родней – задиристыми пацанами в кепках и широких штанах, кокетливыми девицами в цветастых юбках. Рабочий район – дворовые войны. Лысоватый и очкастый Капулетти похож на бухгалтера, его моложавая грудастая жена (неотличимая от леди Монтекки) носит начес, обтягивающее платье с большим вырезом и заглядывается на местного красавца Париса - самовлюбленного длинноволосого пижона с вихляющей походкой и вечной жвачкой за щекой. Маленькая рыжая Джульетта в коротком платье в цветочек – лучезарна, непосредственна и смешлива. Худой белобрысый Ромео – нервный, вздорный и закомплексованный бука, которому всегда отказывают девочки. (В заглавных ролях этого спектакля те же Раса Самуолите и Гитис Иванаускас, которых москвичи помнят как главных героев «Огнеликого»).

Тут речь идет о дворовой любви детей, которые живут беспечной, полной скандалов уличной жизнью и встречаются на чердаке, томимые желанием целоваться. Именно эти двое – самые младшие во враждующих пекарских кланах, никем особенно не любимые и не принимаемые всерьез, и оттого для каждого из них особенно важна любовь. Они действительно совсем дети и потому в этой истории нет ничего плотского – только невинные поцелуи, объятья, и жаркие, счастливые разговоры о любви. И безудержные детские слезы в предвкушении разлуки, как непоправимого горя: валяющегося на полу Ромео кормилица, словно трехлетку, поднимает, умывает, высмаркивает, и убеждает быть мужчиной. Рассказ развивается весело, энергично и кажется, что трагедией никак обернуться не сможет. Даже когда шпанистые Тибальт с Меркуцио достают припрятанные среди кухонных принадлежностей огромные хлебные ножи, все еще выглядит несерьезным, похожим на шутку. Но к концу спектакль делает какой-то резкий рывок, и история, над которой неостановимо хохотал весь зал, становится трагична и высока. Здесь тот, кто умирает, падает лицом в муку, и потом мертвецы появляются среди живых, словно античные герои в белых масках. А пара влюбленных детей затихают после смерти, прижавшись спинами друг к другу в огромном вертящемся кухонном чане, который не решаются остановить даже скорбящие родственники. Тысячный зал «Балтийского дома», забитый до упора – люди сидели на всех ступеньках и приступках – заходился от аплодисментов. Неудивительно: таких мастерски сделанных спектаклей, обработанных тонко, как ювелирное изделие, у нас почти не увидишь. А Питер, где работал Товстоногов, знает толк в отделке. Впрочем, своей собственной драгоценностью «от Коршуноваса» скоро сможет похвастаться и Москва, до того уже сложившая к себе в шкатулочку спектакли понравившихся ей западных знаменитостей: Доннеллана, Штайна и Някрошюса. Теперь взят в оборот более молодой Коршуновас. Он будет ставить «Смерть Тарелкина» в театре Et cetera с Калягиным в главной роли.

Источник: "Новый очевидец", №14, 15.11.2004,