25.06.2009 | Галина Ковальская. IN MEMORIAM / Общество
История с продолжениямиУ страны нет иммунитета к крайним проявлениям шовинизма
Сидят на жердочке - низкой оградке вокруг чахлых газонов - трое пацанов лет десяти и между собой толкуют: «Армянов пойдешь мочить?» - «Угу». Останавливаемся, интересуемся: «Ребята, вы на митинге были?» - «Были, - отвечает самый бойкий, тот, что собирается «мочить армянов». И хвастается: - Там Галька моя выступала, брата жена». В тот день в Красноармейске, маленьком подмосковном городишке, был митинг. Собравшиеся требовали выгнать из города армян и вообще всех нерусских и еще отпустить погромщиков. За несколько дней до митинга в городе случился армянский погром, хотя местные власти и милиция предпочитают называть это «дракой на бытовой почве».
Все и впрямь началось с драки. Сидела за столиком в баре подвыпившая армянская компания, пристали к девушке за соседним столиком, а парень, девушкин приятель, их окоротил. Те прицепились к нему, мешали танцевать, требовали: «Пойдем, выйдем».
Когда тот вышел, бросились избивать, а главный заводила - тот, что и девушку за руки хватал, пырнул ножом. К счастью, милиция быстро подоспела, хулигана с ножом задержали на месте, Игорь (так зовут молодого человека, которого пырнули) отделался легкой раной - она быстро зажила. Однако по Красноармейску тотчас пронесся слух: «Армяне нашего зарезали», - и в мгновение ока откуда-то возникли парни с бейсбольными битами, бросившиеся избивать армян. Не тех, кто бил Игоря и приставал к девушке, а кто под руку подвернется. Окружали машины, вытаскивали и били, врывались в квартиры, топтали ногами. Вакханалия началась около семи вечера и длилась, почитай, всю ночь. В пять утра погромщики вломились на табачную фабрику - там армянское начальство, и фабрика считается «армянской», точнее «инородческой». Работают на фабрике в основном не местные, а приезжие разных национальностей. Так уж сложилось, что, несмотря на сравнительно неплохие оклады (тысяч по семь могут заработать простые работяги, а специалисты и все двадцать), «коренные» красноармейцы сюда не идут - смена по двенадцать часов, график очень напряженный. На «табачке» погромщики лупили кого ни попадя. «Никола - он вообще хохол, он тут вроде ни при чем, - рассказывал нам вальяжный светлоголовый работник фабрики, армавирец, чистокровный русак. - Он едва нагнулся за сырьем, а ему эти бейсбольной битой ка-ак вломят - он до сих пор еле ходит». Только в больнице после погрома оказалось двенадцать человек, а те, кому досталось не так сильно, в больницу обращаться побоялись.
Армяне
Рафаэль снимает комнату в знаменитом на весь Красноармейск общежитии под названием «Париж» - тараканы, грязные, вонючие сортиры, сырые, обшарпанные стены. Кроме него, армян в общаге нет. Он стоял на балконе, курил и видел, как подъехали парни с бейсбольными битами и один из них поначалу переговаривался с обитателем соседнего дома, стоявшим неподалеку. «Это был милиционер, только он был в гражданке», - уточняет Рафаэль. А потом тот, что шептался с соседом, крикнул: «На второй этаж», и жена, гулявшая внизу с маленькими дочками, попробовала по-армянски предупредить Рафаэля, чтобы тот спрятался, а ей тотчас заорали: «По-русски говори!» Рафаэлю бежать было некуда, его поймали в коридоре и били, пока он не потерял сознание. «С соседями хорошо живете?» - «Замечательно, - отвечает за Рафаэля его молоденькая жена. - Здесь, например, одна бабушка всегда за детьми присмотрит, если я попрошу. И с другими тоже хорошо». - «И никто из соседей не вышел, не попытался вмешаться?» - «Боялись, их большая толпа была».
У Рафаэля сломано несколько ребер, и он мучается, что уже две недели как не может работать. «Только нашел хороший заказ, два дня проработал, а тут такое...»
Рафаэль по образованию инженер, в России живет уже полтора года и зарабатывает как строительный рабочий: нанимается строить и ремонтировать дачи, квартиры. У него тут же, в Красноармейске, живут брат и двоюродная сестра с мужем и сыном. Рафаэль работает вместе с братом и племянником, а когда втроем не справляются, нанимают еще кого-нибудь из приезжих: молдаван или украинцев. Армянам не только в Красноармейске, а везде, где возникает «армянский вопрос», как раз и ставят в вину, что они приезжают к родственникам, так что после появления кого-то одного вскоре жди целого клана, и с родственниками же предпочитают работать.
Действительно все армяне, с которыми довелось разговаривать в Красноармейске, приезжали сюда к кому-то из родственников или свойственников, снимали квартиру или комнату, потом приглашали других родственников и свойственников. Похожим образом ведут себя все приезжие, а в Красноармейске есть и молдаване, и узбеки, и украинцы. Приезжают на заработки, спасаясь от бескормицы дома. Ближнее Подмосковье - притягательный район для тех, кому не удалось зацепиться в Москве: заработки не московские, но больше, чем где-нибудь в Рязани или Калуге, и есть надежда рано или поздно перебраться в столицу. Одни живут и работают бобылями, исправно пересылая деньги жене и детям, другие, те кто в принципе рассчитывает закрепиться в России надолго, может быть навсегда, перевозят семьи. Гастарбайтеры сплошь легкомысленные авантюристы, и регистрация у большинства просрочена. Паспортный стол в Красноармейске с недавних пор не занимается оформлением регистрации - эту функцию передали в район, и теперь с бумагами надо ездить в Пушкино. А люди здесь деньгу зашибают, им некогда, да и неохота тащиться за семь верст, отстаивать очередь, тем более что до самого последнего времени никто к ним с этой регистрацией не приставал. Теперь все изменится. На митинге мэр объявил во всеуслышание: в городе на сегодняшний день всего 43 зарегистрированных армянина. «Вы же знаете, - сказал он, - где живут незарегистрированные. Вот и сообщайте, куда следует». Тут толпа недовольно загудела: «У вас свои службы есть. Пускай милиция сама работает». Поразительный в каком-то смысле народ - избивать не зазорно, а стучать не хочется. Как бы то ни было, у мэрии сейчас, видимо, нет другого способа сбить волну страстей, кроме как начать «образцово-показательное» выселение армян - тех, разумеется, кто не зарегистрирован. Прямо Краснодар какой-то.
Погромщики и их заступники
Город всколыхнулся после погрома. Не ужаснулся случившемуся, а смертельно обиделся на «несправедливые обвинения» в свой адрес - дескать, «ребята отомстили за девушку», а «пресса нагнетает». Милиция в конце концов задержала двоих из тех, что носились с бейсбольными битами. «Зачем забрали ребят? - говорят прохожие на улицах. - Они за девушку заступились!» «Ребята» - это такое ласковое название погромщиков. И еще на улицах говорят: «Выселить всех армян из нашего города!»
Вообще-то время от времени и до, и после митинга люди собирались перед зданием городской администрации, чтобы «высказать наболевшее». Митинг вскоре после погрома - пик этих черносотенных настроений. «Почему, по какому праву их лечат в нашей больнице?» - возмущались митингующие.
Рассказывали, как безмерно страдают они от соседства с армянами: «Они даже детей маленьких против нас настраивают. У нас соседский ребенок-армянин бегает с палкой и глаза детям выбивает!» (В местной больнице, естественно, не могут припомнить ни одного случая, чтобы кому-то из детишек выбили глаз.) Или: «Поставят свою машину, все перегородят - не сдвинешь!» - «Гнать их из города!» - тотчас отзываются в толпе. Потихоньку спрашиваю милиционера, надзирающего за митингующими: «Они правильно все говорят?» Тот отвечает как полагается: «Я при исполнении. Сниму форму - отвечу». Потом, вздохнув, добавляет: «А по секрету - все правильно».
Разумеется, звучат обычные в таких случаях жалобы на приезжих: девушкам не дают прохода, парней задирают и прочее. Единственный случай отвратительной поножовщины, после которого начался погром, в устах толпящихся у горадминистрации обрастает живописными подробностями: «Схватили девушку за волосы и потащили за свой столик, хотели здесь же ее на всех ...» - и тут же превращается в систему: «Постоянно наших девчонок за волосы таскают! Насилуют! Сколько наших парней порезали! И никому ничего! Вся милиция куплена. А наш только черного толкнет, сразу в тюрьму! Пусть ребят выпустят!» И то и дело: «Гнать всю черноту из нашего города!» В будние дни у горадминистрации собирается несколько десятков человек, но на главный митинг, тот, на который созывали листовками: «Неужели мы отдадим родной город в чужие руки?.. Подумайте еще раз: сегодня порезали их...» и т.п., собралось, наверное, больше трехсот человек. Для 27-тысячного Красноармейска это много, примерно как для Москвы 100 тысяч. И это при том, что накануне часть листовок работники мэрии сорвали и развесили другие - что митинга не будет, отменяется.
Как всегда на митингах, выступают в основном люди средних лет, больше женщины, но толпится и одобрительно покрикивает народ самый разный. Подхожу к молодежной группке: два парня и девушка стоят поодаль, ни во что не вмешиваются. «Ребята, вы просто посмотреть пришли?» - «Да, - охотно отвечает белоголовый парнишка лет двадцати. - Просто из любопытства. Они без толку разговоры разговаривают. Что они тут кричат: «Выселить» - это все ерунда. Черных с милицией не выселишь, они покупают себе любую прописку. Надо не разговаривать, а бить их. Вот побили, теперь эти нерусские сидят тихо, многие вообще сбежали». У моего юного собеседника свой счет к «нерусским». Там, где он работает, на упаковочном предприятии «Геопак», по его словам, директор - украинец, и «хохлы непрописанные по двадцать тысяч зарабатывают, а наш русский Ваня за копейки вкалывает». Сам он, к примеру, работает просто на износ (то-то посередь рабочего дня торчит - глазеет на митинг. - Г. К.), а получает на руки всего шесть тысяч.
Нормальные «черные силы»
А насчет «сбежали», кстати, правда: многие после погромов уехали из города. Да и те, кто еще не уехал - долечивается или заканчивает работу, поговаривают, что, наверное, подыщут себе другое место: «Ничего в этом городе хорошего не будет. Найду работу в Мытищах, в Пушкино... - пускай без меня живут». Впрочем, и те армяне, кто намерен покинуть Красноармейск, и те, кто собирается остаться, считают нужным заверять «представителей прессы», что «здесь не межнациональный конфликт, это кто-то нарочно подстраивает», что до этого эпизода «очень хорошо с русскими жили». Многие даже пускаются в «геополитические» рассуждения: вот, дескать, Армения - единственный союзник России на Кавказе, это кому-то мешает, и этот кто-то задумал поссорить Армению с Россией... Словом, «русские не виноваты, это какие-то черные силы...»
Один со сломанными после погрома рукой и ногой (имя просил не называть) рассказывал мне про «черные силы», а потом припомнил, как весь в крови силился подняться и не мог залезть в подъехавшую «скорую», а «рядом на скамейке бабки сидели и смеялись».
«Что эти бабки тоже «черные силы»?» - поинтересовалась я. «Люди не виноваты, их настраивают», - махнул рукой мой собеседник.
В одном правы и мэр города, и местные армяне: «межнационального конфликта» и впрямь нет. Конфликт - это вещь двусторонняя, а в данном случае армянская сторона ни с кем не конфликтует. Та злополучная драка возле кафе в самом деле не была межнациональной. А вот все последующее развитие событий - национализм в самых гнусных, погромных его формах. Избивали именно армян и теперь требуют выгнать армян и заодно всех приезжих - и это факт, которого, как бы ни старались городские власти, нельзя не заметить. Самое трогательное, что не только армяне, но и жители города, в том числе митингующие, изо всех сил соглашаются с мэром - да никакого национализма у нас нет, у нас обычная бытовая история.
«Неужели триста человек на митинг собралось?» - кажется, не очень поверил мне охранник с табачной фабрики, один из немногих на «табачке» коренных красноармейцев, моложавый, улыбчивый пенсионер. И поспешно добавил: «Вы не делайте, пожалуйста, скоропалительных выводов. У нас вообще-то нормальная обстановка. Вот с моими родителями по соседству жила армянская семья - у них были прекрасные отношения. Правда, сейчас эти армяне куда-то уехали». Он, как и его напарник (тот тоже из местных), слова худого не скажет ни про кого из приезжих: «Все работяги: и армяне, и молдаване, и хохлы - все у нас нормально работают». Национализм искренне осуждает, но страшную историю, случившуюся в Красноармейске, и он, и его напарник стараются представить окружающим, да и самим себе, случайностью, эдаким малозначительным эпизодом.
Вообще немногочисленные «положительные» люди, с которыми довелось встречаться в Красноармейске, поражали именно этим: никто не в ужасе, не в отчаянии от погрома - все первым делом говорят: «Пресса нагнетает». Вот серьезный инженер с местного оборонного предприятия - упитанный сорокалетний дядька с явным осуждением глянул нам вслед на городской улице: «Митинг собираетесь освещать? До чего ж вам жареное нравится! Вот увидите, вас, журналистов, там будет больше, чем народу!» (Ошибся.) Разговорились: «Все у нас нормально. Дети армянские с русскими играют, в школу вместе ходят - никаких проблем. Обычная бытовая драка». Поговорили еще, он сказал, что, кстати, рынок в Красноармейске держат армяне и цену заламывают непомерную: «Моя личная точка зрения - я бы этот рынок вообще закрыл бы». Девушка-официантка в баре недоумевает, кому помешали армяне: «У нас рядом в автосервисе работают - нормальные парни. Кому надо их выселять?». Подумав, она добавляет: «Если бы армяне сами эту историю не раздули, ничего бы не было». Я не поняла: «Раздули» - это сообщили в прессу и на телевидение, когда их избили?» - «Ну да», - спокойно согласилась девушка.
Интеллигентного вида женщина жаловалась мне, что на семью за последнее время обрушилось два подряд несчастья: в конце мая неизвестные - «они между собой не по-русски говорили» - избили и ограбили мужа, а в июне какой-то «гражданин Молдавии» изнасиловал дочь.
В обоих случаях преступники не пострадали: грабителей не нашли, а насильника продержали два дня в милиции и отпустили. После горького монолога о продажности и некомпетентности милиции женщина неожиданно заключила: «Знаете, я - нормальный человек, у меня подруга азербайджанка, но если сейчас при мне будут бить армян - я не заступлюсь и милицию не вызову».
Активных сторонников погромов в городе, конечно, не большинство, но, ей-богу, армянам, да и всем приезжим в Красноармейске оставаться опасно!
Этот и другие города
Красноармейск при советской власти был закрытым городом. Здесь расположен артиллерийский полигон и при нем еще два оборонных предприятия. Раньше полгорода работало в «оборонке», а вторая половина на местной фабрике, которая в огромном количестве выпускала кирзу. Теперь фабрика практически умерла - один, что ли, цех работает, и никто толком не мог объяснить, чем занимается, а на закрытых предприятиях зарплаты совсем низкие, и те на полгода задерживают. Поэтому в «оборонке» трудятся в основном люди предпенсионного возраста. Вообще привлекательных рабочих мест в городе практически нет. При этом местные жители страшно гордятся своей «оборонкой»: каждый встречный непременно скажет, что у них в городе есть полигон, а на вопрос, что за полигон, хитро прищурится: «Это секретный объект». Все как один вздыхают о временах, когда город был закрытым: «Тогда никаких безобразий не было, было все тихо, никаких наркотиков не знали. А теперь чурки среди бела дня по закрытому предприятию ходят». Одна предпринимательница из Пушкино, торгующая на местном рынке, рассказала мне по секрету, что у Красноармейска репутация самого наркоманского в округе города. Насчет наркотиков не знаю, но пьяные попадаются на улицах с раннего утра. Пьянство и прочие социальные напасти - удел многих бывших закрытых городов. И все жители этих городов винят в своих бедах приезжих и ностальгируют по былой «закрытости». На самом деле, думается, дело тут в том, что в советское время на «оборонке» особо тщательно следили за дисциплиной, и общество, привыкшее жить с внешними ограничителями, не сумело выработать внутренних. «Закрытость» - это ведь был не только режим, но еще и определенный статус.
Жители Красноармейска - да что греха таить, все работники «оборонки» - горячо сожалеют об этом утраченном статусе самых нужных, первостепенных людей в стране. Появление приезжих, «черных» стало для них своего рода символом этого утраченного статуса.
Как и все города ближнего Подмосковья, Красноармейск во многом выполняет роль «спального района» для Москвы: утренняя семичасовая электричка на Москву уходит битком набитая - люди едут на работу. Получилось так, что в городе как бы две категории населения: те, кто работает в Москве или ближе, но тоже вне города (в Пушкино, в близлежащем Цареве), - люди, вынужденно оторванные от жизни Красноармейска: они с утра пораньше на работу, вечером возвращаются поздно, им лишь бы до постели. И это самые предприимчивые, энергичные, умелые жители города. Остальные ощущают себя обделенными и злобятся на весь свет. Так что некому дать отпор погромщикам.
Мы долго успокаивали себя: Россия - не националистическая страна. Утешались выгодными сравнениями с Закавказьем, Прибалтикой и прочими. Действительно, средний российский гражданин, средний русский человек, если он живет не на Кубани, как правило, не очень озабочен национальным вопросом. Но вот все чаще встречаются у нас исключения из этого правила: то скинхеды забьют «черного» насмерть, то плакат «смерть жидам» заминируют и выставят на всеобщее обозрение. И оказалось, что у страны, у нации напрочь отсутствует иммунитет против национализма. Даже вполне спокойный, лояльный ко всем народам российский человек совершенно не готов не то, чтобы остановить погромщика, но даже по-настоящему возмутиться его действиями. Мало ли у нас таких городков, как Красноармейск, где жители чувствуют себя несчастными и рады сорвать злость на приезжих - армянах ли, азербайджанцах или ком еще?
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»