США, 2009 г.
08.06.2009 | Кино
Страшное слово «трансгрессия»«Крутой охранник» обращается к внутренним демонам публики.
В американском торговом центре появляется маньяк-эксгибиционист.
Бригадир идиотов-охранников, живущий с мамой-алкоголичкой Ронни Барнхардт (Роген), принимает проказы извращенца слишком близко к сердцу и с противоестественным рвением принимается выслеживать преступника.
Большая задача придает Ронни уверенности, и весь следующий час мы наблюдаем стремительную трансформацию героя.
Ронни подкатывает — и не безуспешно — к смазливой продавщице отдела косметики, Бренди (Анна Фарис, виртуозно удерживающая на лице гримасу вырождения), отважно расправляется с бандой наркохулиганов с района и идет записываться в полицию. Яростно провалив психологические тесты (запас успокоительных съеден накануне пьяной Бренди), герой ступает на темную сторону силы — под тяжелые гитарные риффы курит на дежурстве косяки, избивает скейтбордистов, катающихся на стоянке молла, шпионит за женской примерочной, бахается героином с напарником-мексиканцем. И, наконец, встречается лицом к лицу с эксгибиционистом.
Общей фабулой — грузноватый лох-чоповец выходит из себя — «Типа крутой охранник» очень напоминает недавний хит американского проката, «Mall Cop» Стива Карра. Правда, то кино было первой отчетливо кризисной комедией о представителе исчезающего среднего класса и играло на чувстве социальной солидарности.
«Крутой охранник», наоборот, обращается к внутренним демонам публики.
Нарастающее безумие героя и событий вокруг него напоминает уже политическую сатиру, а не комедию положений — для начала Ронни пять минут обменивается «факами» с набриолиненым индусом, в середине —перефразирует монолог главного героя «Таксиста», в финале мы наблюдаем настоящую криптофашистскую охоту на человека — пусть неприятного, полноватого, голого и неполноценного. Отдельного «буэ» заслуживает вся материнская линия, вызывающая в памяти ранние фильмы Джона Уотерса. Закадровый голос героя, говорящего о себе в торжественных и сумрачных выражениях, свойственных скорее «нуарам», чем фильмам с Сетом Рогеном, придает совершенно демонический оттенок гремящему на экране триумфу больной воли.
Если вам еще не знакомо страшное слово «трансгрессия» — посмотрите это кино. Будете знать.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.