29.05.2009 | Кино
Ленточка завязана«Золотую пальмовую ветвь» жюри присудило «Белой ленточке» — Das weisse Band — австрийского мэтра Михаэля Ханеке
«Золотую пальмовую ветвь» 62-го Каннского фестиваля жюри во главе с интеллектуалкой Изабель Юппер присудило «Белой ленточке» — Das weisse Band — австрийского мэтра Михаэля Ханеке.
Обычно в Каннах, в отличие от «Оскара», трудно предсказать победителя. Но, хотя программа этого года была едва ли не самой сильной за все 2000-е, многие угадали, что два главных приза достанутся Ханеке и другому мэтру, французу Жаку Одияру, за фильм «Пророк» — Un prophète. Так и вышло, только Одияру дали второй по значению приз — Гран-при, на что Одияр, похоже, обиделся.
Время Рене
Приз жюри достался драме о взрослении Fish Tank англичанки Андреа Арнольд и вампирской «Жажде» модного корейца Чхан-Ук Пака.
-------------------------------- Приз за сценарий – гомосексуальному «Весеннему обострению» скандального китайца Лу Е. Специальный приз жюри за творческий вклад в историю кино получил патриарх Ален Рене за романтическую драму «Дикая трава», или же Les Herbes Folles.
Оба фильма действительно хороши. Оба вписались в неофициальную концепцию фестиваля этого года: в меру провокативны, содержат в себе жесткие эпизоды, размышляют о природе насилия и власти. Оба сближает еще и то, что это многофигурные, по два с половиной часа, драмы. Смысл обоих проясняется только в последний момент, заставляющий пересмотреть происходившее.
В строгом черно-белом фильме Ханеке, получившем еще и приз ФИПРЕССИ, действие развивается в немецкой протестантской деревушке в канун Первой мировой. Идиллию нарушают странные акты немотивированного насилия. Цепочка достаточно длинная. Начинается с того, что кто-то протягивает невидимую веревку перед домом доктора, и тот сильно разбивается, упав с лошади. А заканчивается тем, что кто-то отводит в лес, связывает и почти ослепляет маленького блаженного мальчика. Кто творил злодейство, до конца непонятно. Но местный учитель приходит к обоснованным выводам, что к событиям причастны послушнейшие на вид дети пастора. Тот сурово прививает им добро и высокую мораль, заставляет носить на рукаве белые ленточки как символ чистоты и невинности, а в душе у них в результате прорастают в знак протеста ложь, зло, тяга к насилию.
Можно понимать «Белую ленточку» и как фильм об истоках фашизма. Именно эти воспитанные в вере дети, когда вырастут, будут кричать «зиг хайль!».
«Пророк» Одияра долгое время обманчиво кажется тюремной драмой (это, можно сказать, особый киножанр) о хорошем таком парне-арабе. Искренне желаешь, чтобы ему везло и во взаимоотношениях с контролирующей тюрьму корсиканской мафией, и в стычках с родными арабами, и в криминальных авантюрах, в которых он участвует, иногда получая день на воле. Хочется, чтобы он выпутался, даже когда он убивает. И только последняя сцена, неожиданно ироничная по отношению ко всему предыдущему, дает понять, что на самом-то деле мы смотрели фильм на тему «как закалялась сталь». Только не про комсомольцев, а про рождение нового крестного отца.
Фактически это «крестный отец» нового поколения: жесткий, без романтики и никак не итальянец.
Призы за лучшую женскую и мужскую роли жюри присудило Шарлотте Гензбур за «Антихриста» и Кристофу Вальтцу за «Бесславных ублюдков» (у Вальтца едва ли не самая большая роль в фильме — эсэсовца-садиста. У Бреда Питта роль меньше). Таким образом, жюри поощрило заодно и создателей двух самых заведомо громких картин этого фестиваля — Ларса фон Триера и Квентина Тарантино. В случае с фон Триером это осознанный вызов общественному мнению, ведь большая часть мировой прессы фильм не приняла, а экуменическое жюри накануне присудило ему антиприз.
Еще один вызов — приз за лучшую режиссуру, отданный любимому Каннами филиппинцу Брильянте Мендозе за Kinatay.
У прессы он получил оценки такие же низкие, как «Антихрист», зато Тарантино, например, будучи на фестивале, специально пришел его смотреть.
Он тоже о природе жестокости, причем кошмарной. И еще о том, к какой дикости, к какому аморализму приводит сегодня резкое социальное расслоение в третьем мире. Но это становится понятно лишь задним числом. А выглядит фильм так. Беснующаяся ручная камера. Сначала полчаса филиппинской свадьбы. Потом час езды главного героя, паренька, с какими-то людьми в ночном микроавтобусе, когда на экране вообще ничего не видно, даже связанную избитую проститутку на полу. А потом — жесточайшее изнасилование и расчленение трупа.
Но еще до фестиваля было ясно: в ситуации, когда кино ищет новые пути, а реальных пока не находит, приветствуется и провокация.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.