Авторы
27.05.2009 | Кино
Трудно быть кастойКомментарии к итогам 62-го Каннского фестиваля - позже. Пока же о внеконкурсных хитах уикенда.
Хитом не мог не стать фильм Терри Гиллиама The Imaginarium of Doctor Parnassus. И потому, что это Гиллиам. И потому, что это еще одна посмертная роль Хита Леджера. Все фильмы Гиллиама переполнены безудержной фантазией, а этот — сильнее прежних. В нем по современному Лондону разъезжает средневековая цирковая кибитка доктора Парнассуса, предлагающего зрителям пройти сквозь магическое зеркало и очутиться в параллельном мире собственных грез. The Imaginarium, возможно, и стоит трактовать как «цирк грез». Никакого мошенничества — доктор Парнассус, которого играет Кристофер Пламмер, и впрямь персона не от мира сего. Он еще тысячу лет назад заключил контракт с дьяволом в обмен на бессмертие, а затем, влюбившись, перезаключил в обмен на юность. Дьявола под читаемым ником мистер Nick изображает Том Уэйтс.
И мать его
В «Особом взгляде» показали второй из наших каннских фильмов – «Сказку про темноту» Николая Хомерики: смешную и печальную историю про одиночество провинциальной девушки, которая, хотя и привлекательна, не имеет шансов на личное счастье. Странно обилие не всегда нужного мата, который не действует на западную аудиторию, так как переводится стандартным fuck, зато помешает прокату фильма в России
Дальше наворочено многое. В частности, в команде Парнассуса появляется загадочный, потерявший память молодой человек (помощники Парнассуса вынули его из петли на одном из лондонских мостов), который решает превратить имаджинариум в коммерчески выгодное дело. Разрабатывает рекламную стратегию, сам начинает водить зазеркальные экскурсии. Тут самое интересное. Леджер умер до завершения съемок. Тогда Гиллиам переписал сценарий и, вероятно, перепродумал смысл фильма под Леджера. Когда персонаж Леджера оказывается в измененном мире фантазий, он тоже меняется. Обретает лицо то Джонни Деппа, то Колина Фаррела, то Джуда Лоу, причем все трое загримированы под Леджера. Трактовать трансформации можно по-разному, но делать этого сейчас не станем. А вот один из смыслов, явно добавленный в фильм после смерти Леджера, сформулируем: что лучше — обладать стариковским бессмертием, расплачиваясь за него своей и другими родными душами, или остаться в памяти молодым, как Джеймс Дин и тот же Леджер?
Приношение варвару
Закрыл фестиваль вчера вечером фильм француза Яна Кунена Coco Chanel & Igor Stravinsky, название которого тоже можно не переводить. Кунен — режиссер загадочный. Начал со ставшего модным в мире и у нас отвязного синефильского боевика «Доберман». Потом затеял крупный англоязычный вестерн «Блуберри», но снял нечто маргинальное. После этого зачем-то экранизировал «99 франков» Бегбедера в момент, когда нецензурный роман-первоисточник перестал казаться актуальным. И практически утратил славу режиссера, фильмов которого ждут.
А теперь и вовсе сделал красивый фильм про бессмертную любовь и то, как Коко создает «Шанель № 5», а Игорь пишет музыку, представляющую собой смесь русской водки и французского парфюма.
Между тем, несмотря на долю банальщины и необаятельного Мадса Микельсена в роли Стравинского, я бы не ругал картину. Потому что хороша строгая Анна Муглали в роли Коко. Потому что Кунен старается быть точным не только в изображении неповторимых мод и декора 1910-1920-х, но и в звучании русской речи (многодетную семью Стравинского, а также Дягилева играют русские актеры, говорящие на живом языке, а Микельсен тоже отважно переходит на русский, пусть и с акцентом). Потому что открывается фильм опасной для коммерческой мелодрамы 20-минутной сценой скандальной премьеры в 1913 г. «Весны священной» на парижской сцене. Представляете: 20 минут балета и 20 же минут музыки Стравинского! И потому, черт возьми, что приятно: было время, когда русские гении искусства творили авангард, казавшийся чересчурным даже радикальному Парижу.
Песенки китайской Саломеи
К внеконкурсным с долей юмора отнесем и последнюю конкурсную ленту программы — Visage, или же «Лицо», тайваньского киномэтра 1990-2000-х Цай Мин-ляна, которого у нас знают по концептуальному порномюзиклу «Капризное облако». Смокинговая премьера состоялась в субботу в 19.00 и вызвала повышенное внимание французской прессы, потому что в фильме сыграли Жанна Моро, Натали Бай, Матье Амальрик (участвующий в гомосексуальной сцене), а в главных ролях — Фанни Ардан, любимец и альтер эго Трюффо Жан-Пьер Лео и Летиция Каста.
Сыграли — это сильно сказано. Фактически Цай Мин-лян использовал их как декорации.
Мы назвали картину внеконкурсной, потому что она вне контекста каннского конкурса последних лет. Авангардист Йонас Мекас делил фильмы на образные и сюжетные. Фильм Цай Мин-ляна — образный на сто процентов, потому что сюжета в нем нет вообще. Если верить аннотации, это фильм об известном тайваньском режиссере (его играет постоянный актер и альтер эго Цай Мин-ляна Ли Кан-шен), который экранизирует в стенах Лувра миф о Саломее. Главную мужскую роль царя Ирода он предлагает Лео (в столкновении на экране альтер эго двух больших режиссеров, Трюффо и Цай Мин-ляна, надо искать особый смысл). Чтобы сделать фильм коммерческим, продюсеры в ответ навязывают ему на роль Саломеи фотомодель Каста.
Но никакого Лувра, которому фильм посвящен наряду с Трюффо, на экране нет. Он возникает лишь в последней сцене, когда персонаж Лео пролезает в одну из галерей из скрытого панелью подземелья. Что до Саломеи, то действия на экране Летиции Каста таковы: она распевает китайские песенки, раскачивая прелестной головой, как китайский болванчик, долго заклеивает окна широким черным скочем, барахтается в заполненном водой туннеле и делает артистический стриптиз над лежащим, покрытым пленкой и залитым пастой из жестяной банки Ли Кан-шеном.
Захотелось спросить Летицию, трудно ли было играть эту роль? Но что спрашивать?
Конечно, трудно выучить китайские песенки, чтобы артикулировать их потом под фонограмму. Зато Летиция в фильме очень хороша. А фильм тоже очень хорош, красив и способен породить много трактовок и легенд.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.
