Эстонский театр кукол на фестивале "Маска плюс"
30.03.2009 | Театр
Лысые карлы и красные рукиЭстонский кукольный театр показал гоголевских «Игроков»
Удивительное дело: во внеконкурсной программе «Золотой маски», куда приехали театры из стран СНГ и Балтии, - всего три кукольных спектакля, и все они поставлены российскими режиссерами. В Казахстане спектакль «Кто заплетает гривы лошадям» сделал Евгений Пермяков, в Белоруссии «Луну Сальери» – Руслан Кудашов, в Эстонии «Игроков» – Евгений Ибрагимов, бывший главный режиссер одного из лучших в России кукольных театров – абаканской «Сказки», теперь приглашенный возглавить кукольный театр Таллина. Знаменитые выпускники питерской школы Кудашов и Ибрагимов привезли в соседние страны свои интерпретации русской классики: в Минск – Пушкина, в Таллин – Гоголя, и этот сюжет, пожалуй, лучше всего подтверждает, что культурное пространство едино, чтобы не происходило в политике.
Особенно было интересно, что получилось у уехавшего из страны Ибрагимова, любимца «Маски», без конца номинировавшегося и получавшего главную российскую премию с тех самых пор, как окончил институт в конце 90-х. Особенно, если учесть, что «Игроков» он уже ставил в Питере несколько лет назад, и тогда он тоже, как и в этот раз, работал с чешским художником Павлом Хубичкой.
На мой взгляд, идейная сторона спектакля никогда не была главным достоинством постановок Ибрагимова. До сих пор с некоторым изумлением вспоминаю одну из его работ, показанную несколько лет назад на «Золотой маске». В спектакле, сделанном по заказу Гринписа, куклы, как всегда у Ибрагимова, жили своей волшебной и загадочной жизнью, невозможно было представить, что ими управляют кукловоды. Но когда в маленьком северном небе вслед за полярным сиянием стали загораться знаки доллара, кока-колы и прочих злодеев глобализации, спектакль немедленно терял обаяние. В эстонских «Игроках», по счастью, ничего лозунгового нет, но общие рассуждения, которыми режиссер в программке предварил постановку, и которые вполне ясно читаются на сцене – тоже особенно оригинальными не назовешь. Ибрагимов пишет, что делает из пьесы Гоголя «мистический детектив», и что «мы пытаемся раскрыть эти историю с точки зрения того, как страсть губит человека. Азартная игра делает из человека куклу, одержимую бесами. Если в душе появилась страсть к игре, то это погубит ее, рано или поздно».
Бесовский Гоголь, особенно «Игроки», полные чертей-шулеров – трактовка вполне расхожая и потому главным в таллиннском спектакле Ибрагимова, как всегда, было не что, а как – и по этой части Евгений Ибрагимов опять показал класс.
Его спектакль начинается с «живого плана»: в гостиничный номер входят актеры, играющие Ихарева с Гаврюшкой и трактирным слугой Алексеем. Впрочем, чертовщина начинается сразу: невесть откуда появляется и сбивает с ног Гаврюшку летающий мешок, в воздухе парит и играет скрипка – знак мечтателя Ихарева, прямо как в детских страшилках ото всюду лезут инфернальные красные руки. Но лишь только приходит момент появиться шулерам Кругелю и Швохневу, из темноты, будто злобные карлики, выпрыгивают куклы со страшноватыми лысыми головами, и принимаются душить героя. Дальше действовать будут уже только куклы, поражая воображение своей живостью. Каждую, как рассказывали, ведут три кукловода: голова-руки-тело (отдельное восхищение относится к слаженности их мельчайших движений). Каждая бодро вертит круглой лысой головой гнома, бурно жестикулирует (причем, руки у кукол «живые», только в толстых перчатках) и поспешно натягивает лохматый парик, лишь только является новая жертва обмана.
Понятно, что просто сцены с разговорами сильнее бы получилась у живых актеров с подвижной мимикой, но Ибрагимов берет кукольными чудесами, превращениями и игрой масштабов, невозможной в «настоящем» театре. То вдруг - раз! – и гадкие карлы превращаются в совсем маленьких суетливо пищащих кукол, а то посреди карточной игры один из них вмиг уменьшится и выскочит на стол, будто Буратино перед папой Карло. А то чиновник из Приказа войдет в комнату почти гигантом – это живой актер в страшноватой маске – и один из игроков буквально уменьшившийся от страха и почтения, побежит к руке великана, как акробат по проволоке, неся задабривающую взятку. А потом юный русоголовый Глов, объясняя Ихареву, что он обманут, вдруг сдернет парик, рассыплет длинные черные ведьминские волосы, распахнет шинель, демонстрируя пышный дамский бюст, и взлетит, уворачиваясь от мести несчастного. Ну, где в обычном театре возьмешь такие чудеса? (не бюст, конечно, а полеты и превращения). А уж когда в финале появится живой актер с набеленным лицом и кроваво-красным ртом, вероятно изображающий дьявола игры, и его вдруг схватят и сомнут вылезшие из-за кулис гигантские красные руки, все станет совсем похожим на отличную детскую страшилку. Даже жалко, что на этот вечерний спектакль пришли только взрослые.
Из древнегреческих богинь судьбы, прядущих нити жизни на веретене, никто еще не делал кукол и не селил в Петроградском районе наших дней. Сделать это решилась режиссер Александра Ловянникова в Московском областной театре кукол. Итак, три сестры-мойры командированы вышестоящим начальством в Северную столицу. Жизни петербуржцев замотаны в катушки, стоящие на полочках в доме мойр.
Выйдя на сцену, женщина полностью обнажается, стремясь приблизиться к естественной наготе животного. Этим жестом она внешне уравнивает себя с ним. Летиция обращает к лошади монолог, эмоционально делится переживаниями и размышлениями. Она говорит о наболевшем — проблемах мигрантов, насилии и гуманизме — и о самом интимном — любви и сексе, — не опасаясь найти в коне пристрастного или осуждающего слушателя.