13.07.2005 | Книги

Пелевин и оборотни

Эпоха титанов в русской литературе закончилась

Выход нового романа Виктора Пелевина «Священная книга оборотня» был обставлен как-то очень по-будничному. Ни шумихи в прессе, ни спланированных утечек информации за пару недель до официальной даты начала продаж, ни искусственного нагнетания страстей. А что, собственно, шуметь-то? Вышел роман — и вышел. Вышел — и слава Богу, потому что по-настоящему качественных русских бестселлеров не появлялось давно. Последняя книга Бориса Акунина читательские ожидания оправдала не вполне, а вот Пелевин — молодец, не расслабляется, марку держит. И роман у него вышел отличный — забористый, язвительно-остроумный, с великолепно придуманным сюжетом.

У «Священной книги оборотня» имеется подзаголовок, или, вернее, второе название, выведенное на обложке в виде затейливого вензеля: А Хули. Не пугайтесь: словосочетание это никакого отношения к русской ненормативной лексике не имеет, а является всего лишь именем главной героини, от лица которой и ведется рассказ — китайской лисы-оборотня. Точнее, А – имя, а Хули — что-то вроде фамилии или родового имени, и по-китайски слово это, если верить Пелевину, значит просто «лиса». Короче говоря, А-Лиса, или, если по-русски, лиса Алиса.

Как и все оборотни, А Хули живет вечно. Но для того, чтобы поддерживать свою неувядающую молодость, ей необходимо время от времени наводить морок на окружающих людей (или, как выражается она сама, «бесхвостых обезьян») и отнимать у них толику жизненной энергии. Добродетельной лисе закон предписывает делать это исключительно посредством проституции, которой А Хули и занимается, свободное время посвящая медитации и духовному самосовершенствованию. Впрочем, применительно к лисам термин «проституция» может употребляться лишь с известной долей условности, поскольку все эротические восторги А Хули своим клиентам попросту внушает при помощи хвоста, выполняющего у оборотней функцию своеобразного гипнотического излучателя.

Размеренную жизнь китайского оборотня нарушает встреча с оборотнем российским — в погонах. Александр Серый — молодой и привлекательный генерал ФСБ, обладающий способностью превращаться в волка и в своей звериной ипостаси творить чудеса — например, выдавливать лишнюю порцию нефти из оскудевшей северной земли. Пылкий роман между этими двумя хвостатыми одиночествами, а также его неожиданные трансцендентные последствия и составляют содержание книги. Словно бы разыгрывая сюжет о красавице и чудовище, влюбившись, герои открывают в себе немыслимые бездны: волк превращается в страшного апокалиптического пятилапого пса — мрачного и беспощадного хранителя родной земли, а лиса находит способ отринуть вселенскую иллюзию и погрузиться в сладостный Радужный поток.

Если после прошлогодней «Диалектики Переходного Периода (из Nиоткуда в Nикуда)» к Пелевину могли быть некоторые претензии (книга и в самом деле автору не особенно удалась), то после «Священной книги оборотня» все вопросы снимаются. Свои коронные номера Пелевин отрабатывает по-честному — изобретательно и без явных самоповторов. Желаете метафизики? Извольте — многостраничные безупречно логичные рассуждения о сущности пустоты и о философии солипсизма. Ждете реализации метафор — пожалуйста: возьмите хотя бы того же оборотня в погонах. Ищете умопомрачительно точных наблюдений и изящных максим, которые потом можно было бы при случае непринужденно вставить в светскую беседу, не сославшись при этом на источник? И этого добра у Пелевина в избытке. Чего стоит один лишь пассаж о тонких различиях между интеллигентами и интеллектуалами, или блестящее описание российской элиты, которая, по Пелевину, делится на две ветви: «хуй сосаети» (искаженное high society, или элита бизнеса) и «аппарат» (искаженное upper rat, или верхушка государственной власти). Привыкли встречать в романах Пелевина забавные говорящие фамилии? Вот вам, к примеру, пушкинист Говнищер и шекспировед Шитман, уж не говоря, конечно, о самой главной героине А Хули. Хотите знать темную оккультную подоплеку привычных бытовых явлений? Задумайтесь над историей товарища Шарикова, который, оказывается, на самом-то деле был первым космонавтом и величайшим героем-оборотнем, и которого зачем-то оклеветал гадкий писатель Булгаков.

Словом, все, вроде бы, в романе Пелевина замечательно. Однако отделаться от легкого чувства разочарования не удается. И причина тому совершенно прозрачна: за пятнадцать лет своей литературной карьеры Пелевин приучил нас, что каждый его следующий роман превосходит наши ожидания. «Священная книга оборотня» же их всего лишь оправдывает. Впрочем, виноват в этом, судя по всему, не столько сам писатель, сколько изменившийся мир. В 90-х годах Россия искала пророка, шамана и толкователя, способного разъяснить огромной стране суть ее смешных и страшноватых снов, а также зафиксировать бурлящую и поминутно меняющуюся реальность, придав тем самым царящему повсеместно хаосу хотя бы видимость порядка. Именно эту функцию и принял на себя Виктор Пелевин, раз за разом, от «Чапаева и Пустоты» до «Generation П», предлагавший нам различные отражения нас самих и интерпретации происходящего вокруг. Сегодняшняя же Россия в подобном оракуле-толкователе не нуждается — нынче большим спросом пользуются профессиональные массовики-затейники, а также умелые поставщики познавательного и псевдо-познавательного нон-фикшна. И потому не приходится удивляться, что Пелевин остался не у дел.

Из последнего титана, чье творчество обладало не только художественным, но и социальным значением, он (в анонсе «Пелевин») превращается в талантливого и остроумного производителя всенародно любимых бестселлеров. Участь для многих завидная, но для Пелевина, безусловно, трагическая.

Более того, похоже, эта перемена роли ощущается и самим писателем. Свидетельств тому несколько, и нарочитое отсутствие шумихи вокруг выхода романа (кстати, «Священная книга оборотня» была опубликована ровно через год после «ДПП» — промежуток по пелевинским меркам немыслимо короткий, однако совершенно стандартный для любого автора, не желающего быть забытым) — лишь одно из них.

Едва ли не главное чувство, возникающее при чтении «Священной книги оборотня», — это печаль, раньше Пелевину категорически не свойственная. Она сквозит даже в остротах, по-прежнему безукоризненно изящных, точных и смешных, но лишенных при этом прежней задиристой напористости и агрессивности. Интонация Пелевина утратила полемичность и напоминает сегодня интонацию умного и тонкого комика, приглашенного выступать на сборище недоумков, прекрасно понимающего, что большая часть его бонмо не достигнет цели, но готового с этим смириться. Что же касается подлинно радикального сюжетного новшества — постановки в центр романа любовной интриги (напомню, в прежние времена любовь не рассматривалась Пелевиным даже как достойный повод для шуток), то она-то и становится подлинным средоточием печали. Два любящих друг друга оборотня не способны быть счастливы здесь, в нашем людском мире, и единственная их надежда — это разрыв всех связей с иллюзорной реальностью, а, значит, и друг с другом.

Еще одна трогательная деталь, подтверждающая осознание писателем перемены своего статуса, это приложенный к книге компакт-диск со шлягерами — здесь вам и Нат Кинг Коул, и Shocking Blue, и безымянные кубинцы, воспевающие Че Гевару. Формально все эти песенки имеют некоторое отношение к событиям, описанным в романе, однако подлинный смысл диска в другом. Он призван служить бонусом — дополнительным стимулом для приобретения книги, а заодно якобы искренним жестом дружбы и доверия со стороны автора: дескать, вот, дружище-читатель, послушай мои любимые песни. Этакая стеклянная бусина, предлагаемая усталым колонизатором дикому аборигену. Наблюдать подобного рода ухищрения со стороны гордого Пелевина, в прежние годы никогда и ни перед кем — в том числе и перед читателем — не клонившего головы и не снимавшего черных очков, горько. Похоже, героическая эпоха в русской литературе постсоветского периода в самом деле заканчивается, и заканчивается безвозвратно.

Источник: "Новый очевидец", №..., ...11.2004,