Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

05.02.2009 | Галина Ковальская. IN MEMORIAM / Общество

Непоправимое

Как и почему началась чеченская война?

Подвал, куда с криком "Воздух! Прячься!" втолкнул меня чеченский боевик, битком набит русскими стариками. То, что здесь - не только старики - я поняла позже. Люди выглядели дряхлыми после трех дней безвылазного сидения без воды, еды, без каких-либо человеческих удобств. Но едва ли не больше они были подавлены ужасом и непониманием случившегося. "Вы были ТАМ? - спросили меня. - Что ТАМ?" Я рассказала, что у вокзала, метрах в пятидесяти от подвала, догорает бронетехника. Очень много. Я не знала - сколько, не успела сосчитать - начался налет. "Трупов много?" - "Несколько лежат на земле. Но, судя по запаху, больше догорают внутри. Вот, нашла у одного".

Я показала  военный билет, его осторожно приняли у меня из рук, разглядывали, передавая друг другу. Вдруг пронзительно закричала женщина, до тех пор отчужденно стоявшая в стороне: "Нет! Неправда! Неправда! Дудаевская ложь! Не может быть,  чтобы на нас свои напали!"

Это было 2 января 1995 года. Дней через десять район вокзала перешел под контроль Российской армии.

Не знаю, пережил ли зиму хоть кто-нибудь из обитателей того подвала. Когда федералы занимали город, они забрасывали подвалы гранатами.

За что убивают и гибнут

Чеченская война - абсурд в стиле Кафки. Провозглашенные цели никак не соотносятся с происходящим, истинные - не просматриваются. Попытки найти этой войне хоть какое-то рациональное объяснение проваливаются. Рождаются мифы, причудливые и вздорные. Впрочем, не более вздорные, чем сама реальность.

Чеченские боевики и русские военные с одинаковой убежденностью рассказывают, что война порождена Всемирным Заговором с целью погубить - нет, не Чечню - Россию. Не реже говорят, что война отмывает чьи-то деньги. Речь идет не о понятных прозаических вещах, вроде торговли оружием. Подразумеваются некие абстрактные, чуть ли не наделенные некоей сверхъестественной силой Большие Деньги, непостижимым образом заставляющие российских солдат убивать и гибнуть. Есть еще несколько популярных объяснений: извечная "историческая" ненависть русских и чеченцев, перенаселенность России, которой просто необходимо время от времени избавляться от лишних людей, новая волна крестовых походов. О "территориальной целостности России" и "восстановлении конституционного порядка" вспоминают разве что на Старой площади. Но и там собственным заклинаниям не верят.

Дудаев пришел

Начиналось все почти как везде. "Декларация о суверенитете", принятая весной 91-го завгаевским Верховным Советом Чечено-Ингушской АССР, ничем не отличалась от таких же деклараций прочих российских автономий. Помните - "парад суверенитетов", главенство местных законов над общероссийскими? По сути дела эти декларации списывались с российской "Декларации о суверенитете". В начале 90-х элиты союзных республик были "за демократов" (потому что противостояли союзному центру), а элиты автономий "против". Конечно, и "за", и "против" - условно. Образовался парадоксальный тактический союз национальных движений и партийного руководства, пытавшегося с их помощью противостоять сепаратизму на уровне республиканской государственности и сохранить СССР.

В Чечне такой альянс не сложился. Там национальное движение с самого начала противостояло партийному руководству. Общенациональный конгресс чеченского народа всегда рассматривал себя как движение антикоммунистическое и "антизавгаевское".

Своим естественным союзником в борьбе с партократами конгресс считал руководство России. Население Чечено-Ингушетии поддерживало Ельцина вопреки давлению местных партийных боссов. На президентских выборах за него проголосовала почти вся республика. Сейчас как-то запамятовали тот многодневный митинг, на котором свергли Завгаева, обвинив его в поддержке ГКЧП, и разогнали Чечено-Ингушский Верховный Совет. Джохар Дудаев, который позже будет искренне горевать о распаде СССР, клеймил Завгаева "предателем" за то, что он не поддержал Ельцина 19 - 21 августа.

Теперь только ленивый не пинает Ельцина за то, что он якобы сам привел Дудаева к власти. Но в начале сентября 91-го российская власть оказалась перед совершенно новой для нее проблемой. С одной стороны - демократическая волна. С другой - массовые беспорядки. Чеченский митинг требует роспуска законной власти - это плохо. Но ведь выборы-то проходили "по-советски", почти сплошь безальтернативно. А не утратил ли легитимность глава чечено-ингушского Верховного Совета (как, впрочем, и другие его коллеги из автономий), выступив заодно с мятежниками-гекачепистами? Взять сторону Верховного совета, обозвать митинг мятежом и разогнать его - означало навсегда похоронить в республике веру в Россию и российскую демократию. Поддержать роспуск Верховного совета - создать в Чечено-Ингушетии вакуум власти.

Нашли компромисс. Представители российского руководства уговорили Верховный Совет "самораспуститься" и назначить из своей среды комитет, который подготовил бы новые выборы. Кандидатуры членов этого комитета были согласованы с Конгрессом чеченского народа. Митинг сам по себе сошел на нет. Кризис казался улаженным.

Ни в Кремле, ни в глухом чеченском селе никто не сомневался: новый состав Верховного Совета  изберет своим председателем Джохара Дудаева - признанного лидера Общенационального конгресса чеченского народа, любимца митингов, победителя Завгаева. И в Кремле, и в глухом чеченском селе знали - так и будет.

Дудаев мог довольствоваться этой должностью. А мог, как это сделали Шаймиев и многие другие, провести через послушный Верховный Совет закон о выборах президента, баллотироваться и быть избранным. Почему Дудаев с бухты-барахты объявил президентские выборы, даже не дожидаясь закона о президентстве? Ведь тем самым он дал основание считать выборы незаконными, а его самого так до самой смерти и величать "так называемым президентом". Куда он спешил и почему так легко пожертвовал наметившейся дружбой с Москвой? Неужели всему виной капризный характер и  политическая неискушенность?

Похоже, что так. Во всяком случае сам Джохар, когда журналисты домогались ответа, кажется, не понимал, о чем его спрашивают. Какая такая легитимность? Есть ясно выраженная воля чеченского народа. Кто-нибудь сомневается, что народ поддерживает Джохара, а не "этих грязных партократов"? Никто не сомневался. Так кто же может помешать народу сделать свой выбор? Москва? Значит, придется обойтись без Москвы. И будет не какой-то там ограниченный "суверенитет", а полная государственная независимость. Ингуши не хотят идти с Джохаром? Их право, их воля. Никого не принуждаем.

Дудаев искренне считал себя демократом. Борцом за демократию. Объясняя, что стоит за лозунгом чеченской независимости, он говорил примерно то же самое, что теперь повторяет Ельцин: "Чеченский народ должен сам решать, как ему жить. Никто не смеет навязывать ему свою волю".

Саламбек Хаджиев, конкурент Дудаева на президентских выборах, потом пытавшийся с ним сотрудничать, а впоследствии возглавивший антидудаевскую оппозицию, произносил в ту пору очень похожие слова: "Я во многом не согласен с Джохаром, но полностью солидарен с ним в вопросе о независимости. Чеченский народ должен быть гарантирован от повторения трагедии депортации".

А в Москве царило смятение. Поведение генерала не укладывалось ни в какие политические каноны. Те, кто с самого начала предлагал делать ставку на старые партократические элиты, помогать им и приручать их, видели в чеченских событиях подтверждение собственной правоты. Раздавили бы митинг, защитили бы Завгаева - теперь горя бы не знали. Российские власти шарахались от одного решения к другому, к тому же действовали вразнобой. Стремительный вояж в Грозный Руцкого, братание с Дудаевым ("Я к нему пришел как мужчина к мужчине, как генерал к генералу, как летчик к летчику") - и тотчас по возвращении требование немедленного введения в Чечне чрезвычайного положения. Ельцин издает соответствующий указ - Чечня немедленно поднимается в едином порыве протеста: "Значит, вправду с Россией жить нельзя!" Верховный Совет России ельцинский указ отменил. Дудаев снова оказался победителем.

Два вождя

Недавно, вспомнив события осени 91-го, Ельцин попрекнул  хасбулатовский Верховный Совет отменой чрезвычайного положения. Дескать, дали бы скрутить Дудаева тогда, все обошлось бы малой кровью. Нет. Не обошлось бы. У чеченцев было меньше оружия -  но готовность умереть за свободу была не меньшей. А у России - вспомним - еще не было армии. Даже такой, как сейчас. Случись тогда по-ельцински, Россия увязла бы в бессмысленной кровопролитной войне на три года раньше.

Той осенью рождались предрассудки и обиды, которым суждено было сыграть роковую роль. Ельцинская команда утвердилась в представлении, что с Дудаевым нельзя иметь дело: непредсказуемый, не поймешь, чего ему надо, просто ненормальный какой-то. Дудаев понял, что его недавний кумир окружил себя людьми бесчестными, для которых державность важнее свободы и справедливости. Словом, такими, как Руцкой. Но в самом Ельцине еще не совсем разочаровался. Дудаев надеялся на встречу с ним, надеялся открыть ему глаза на истинное положение дел. Ельцин принял решение ни в коем случае не встречаться с Дудаевым - встречу могли истолковать как признание дудаевского статуса.

Перебирая тогдашние события и обстоятельства, не стоит обольщаться: у Москвы не было никаких возможностей силой или хитростью не пустить Дудаева во власть. После августа 91-го он был обречен стать чеченским лидером. Кремлю оставалось единственное: пытаться выстроить с ним нормальные отношения.

Джохар Мусаевич был не самым удобным партнером. Импульсивный, непредсказуемый, не способный и категорически не желающий соблюдать правила политической игры. (Впрочем, эти свойства были присущи ему не в большей степени, чем нынешнему близкому другу Кремля Александру Лукашенко.) Разговаривать с Дудаевым было бы невероятно трудно. Но он был пусть и нелегитимным, однако признанным чеченцами лидером. В диалоге с ним, и только с ним, можно было бы разграничивать полномочия между Москвой и Грозным.

Слишком долго не падал

 

Диалог не состоялся. Была избрана другая тактика: Дудаева решили переждать. Государственным мужем он, как и предполагалось, оказался никудышным. Управлять республикой не умел.

Начал в порядке "борьбы с коррупцией" чистку МВД и прокуратуры. Коррупцию не искоренил, зато полностью развалил милицию, следствие, уголовный розыск. Цены отпускать не позволил, "грабительскую реформу" у себя решил не проводить. Цены не послушались президентского слова и рванули вверх - вслед за российскими. Население, как и в России, возроптало. Дудаев все списывал на "кремлевские козни". При этом не выплачивались пенсии, зарплаты, все трещало и разваливалось. Джохар месяц за месяцем наживал себе все новых врагов из числа бывших сторонников.  Сложилось политическое движение "Даймокх", оппозиционное Дудаеву. Выглядело оно вполне респектабельно, чего никак нельзя было сказать о большинстве лидеров дудаевского правительства. В Кремле крепла уверенность, что если Дудаева "не расчесывать", то он через какое-то время сам неизбежно "рассосется". Лопнет же когда-нибудь у чеченцев терпение.

Год проходил за годом, а Дудаев все не "рассасывался". Он пережил несколько серьезных кризисов: разогнал парламент (за полгода до Ельцина), подавил мятеж своего недавнего соратника Руслана Лабазанова, наотрез (как и Ельцин) отказался идти на досрочные выборы и - уцелел. Более того, "рассосалась" как раз антидудаевская оппозиция. Ее лидеры перебрались в Москву, их влияние в республике заметно ослабло.

Между тем в Москве все оппозиционные силы, от патриотов до демократов, усердно били власть чеченским козырем. Все те, кто на следующий день после начала войны возопил о ее преступности и бессмысленности, последний период перед войной не упускали случая публично указать, что "ни одна власть в мире не допустила бы", "не позволила бы" и "как можно мириться".

К середине 94-го Ельцин стал проявлять признаки некоторого нетерпения. К выборам 96-го требовались победы и достижения. Если бы Дудаев к тому времени пал и на его место пришел бы кто-то лояльный России, победа была бы явной. И тогда он, Ельцин, пришел бы к выборам Политиком, Сохранившим Единую Россию. Но этот чертов Дудаев все никак не падал вопреки прогнозам и обещаниям аналитиков. Правда, на осень 95-го в Чечне были назначены президентские выборы. Но полной уверенности в том, что Дудаев их проиграет, быть не могло: так и не нашлось сильного лидера, который мог бы соперничать с Дудаевым в популярности. Разве что Хасбулатов. Но преподнести успех Хасбулатова как собственное достижение Ельцину было бы затруднительно. На фоне таких сомнений прекрасно воспринимались доводы антидудаевцев. Дудаев, мол, абсолютно не популярен и держится только на штыках своих головорезов. Никаких выборов он, конечно, не допустит, власть добровольно не отдаст - словом, Москва просто обязана вмешаться.

Помнится, осенью 94-го я гостила в Грозном у своих друзей. За столом, где сидели вперемешку чеченцы и русские - в основном университетские преподаватели, все были настроены антидудаевски. Вздыхали: "Хоть бы русские пришли. Может, порядок будет".

Через два месяца в дом, где мы собирались, попала бомба. Двое из моих тогдашних собеседников ушли в ополчение к ненавистному Дудаеву. Один, очень пожилой человек, умер во время бомбежки от разрыва сердца в подвале своего дома.

Коготок увяз - всей птичке пропасть

Нельзя сказать, чтобы информация, приходившая в Кремль  из Чечни, была неверной. Скорее, она была неполной. Докладывали, например, что у Дудаева есть хорошо обученная и вооруженная гвардия - 600 человек. Что популярность Дудаева падает. Что идея независимости от России постепенно теряет свою привлекательность. Все это правда.

Не понимали, что к независимости можно относиться спокойно до тех пор, пока на нее не посягают. Что Дудаев ничтожен в роли президента, но великолепен как вождь, поднимающий на борьбу. Что подавить чеченское партизанское сопротивление "к выборам" не удастся. Да и к следующим, наверное, тоже.

Сначала хотели обойтись без вооруженного вторжения. Решили "помочь" чеченской оппозиции. Снабдили деньгами, оружием, дали военных инструкторов. Результат был вполне предсказуем. Настолько, что главный оппозиционер Умар Автурханов еще в сентябре 94-го, не таясь, объяснял, что, конечно, Россия вскоре увидит, что без нее Дудаева не скинуть, и вынуждена будет вмешаться. "В нас уже столько вложено, что теперь Москва не отступится".

Сколь бы трудно теперь ни шли переговоры (а Черномырдин совершенно прав: они не могут не идти трудно), надежда на успех пока не потеряна. Однако российским позициям в регионе нанесен серьезнейший и, возможно, невосполнимый ущерб.

Долгосрочные интересы России на Северном Кавказе не сводятся к тому, чтобы закрашивать его на карте тем же цветом, что и остальную территорию. Сегодня война идет по существу за слова и символы: Ичкерия или Чеченская Республика, флаг с волком или без волка.

Если Россия собирается остаться на Кавказе всерьез и навсегда, так ли важно, как это будет называться - протекторат, особый порядок упраавления или даже государственная независимость? Гораздо важнее ускорить интеграционные процессы, добиться, чтобы модернизация в Чечне происходила параллельно с общероссийской. Чечня не может претендовать на обгоняющее Россию развитие, как  Карабах по отношению к Азербайджану или Абхазия по отношению к Грузии. Исторически и географически чеченцы сегодня поставлены перед выбором: либо входить в мировую цивилизацию через Россию, либо сохранять и возрождать национальную самобытность, но обречь себя на культурную изоляцию и технологическую отсталость.

За полтора года войны произошла стремительная деурбанизация. Практически не работают школы, и уже появилось поколение детей, совсем не понимающих по-русски. Отторжение всего русского так сильно, что для его преодоления, возможно, понадобятся десятилетия.



Источник: "Итоги", 1996, 18 июня,








Рекомендованные материалы



Шаги командора

«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.


Полицейская идиллия

Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»