02.02.2009 | Кино

Большое плавание

Отчего лезет досадная заноза меланхолии, чувство, будто у тебя умер хомячок?

Бенджамин Баттон (первоначально — герой фельетона Фрэнсиса Скотта Фицджеральда) появился на свет в семье пуговичного фабриканта из Нового Орлеана и тут же был подкинут отцом на порог богадельни.

Выглядел малыш точь-в-точь как помирающий Горлум, и держать это существо в приличном доме, разумеется, было не комильфо. Как такое произошло — непонятно; возможно, виной казуса были неправильные станционные часы, запущенные задом наперед как раз накануне рождения Бенджамина.

Как бы то ни было, малыш Баттон выжил и начал расти — из конца в начало, как раз как те часы. Бенджамин твердо стал на ноги, нанялся на флот, посетил Мурманск, переспал с аристократической Тильдой Суинтон, вышел из Второй мировой без единого седого волоска, превратился в Брэда Питта и женился гражданским браком на подружке детства, рыжей балерине Дейзи (Кейт Бланшетт). Все это время друзья и знакомые Баттона старели и умирали с какой-то неожиданной для голливудского фильма частотой.

В общем, не будет преувеличением сказать, что Бенджамин провел свою долгую жизнь совсем без молодости, в окружении людей по большей части пожилых.

Эту странную историю мы узнаем из дневника Баттона, хранящегося теперь в палате престарелой Дейзи, эффектно, со стонами и ежечасными инъекциями морфия, угасающей в больнице Нового Орлеана. На город как раз движется воронка «Катрины» и к последней странице дневника Дейзи испустит последний вздох, а городской вокзал наполнят зеленоватые воды потопа. Мир обрушится так слаженно и торжественно, что даже тот, кто сперва посмеивался над почти непристойными штампами слезовыжималки, смахнет слезинку. Вообще, желание хихикать пропадает уже минут через двадцать, когда неповоротливый эпос Финчера берет разгон и вместе со своим героем устремляется в большое плавание.

Предчувствие чего-то необычайного и важного охватывает тебя, ты усаживаешься поудобнее, чтобы послушать старомодно-неторопливый, с множеством бытовых деталей и второстепенных типов, рассказ. А потом, проснувшись (кажется, через десятилетия), выруливаешь к главному и единственному вопросу, который возникает по окончании этого массового захоронения: так о чем фильм-то?

Это история великой любви? Интересная биография? Научно-фантастический роман? Воспоминание о старом Новом Орлеане? Вроде бы да: и то, и то, и то, — но отчего тогда лезет досадная заноза меланхолии, чувство, будто у тебя умер хомячок?

Не оттого ли, что режиссер Финчер, растягивая время, как стылый кисель, пытается сообщить нам печальную правду: даже от самой долгой и самой необычайной жизни остается совсем немного. Воспоминание о водке с черной икрой, двух немолодых женщинах, одном морском бое и, если повезет, усталая мысль «когда же это наконец закончится?». Страшноватый, короче, фильм.

Интервью. Дэвид Финчер: «Хочу залезть в головы зрителей и переставить там мебель».

Источник: TimeOut, 28 января 2009 ,