США
21.01.2009 | Кино
Иствудские ведьмыВ «Подмене» и «Гран Торино» классик режиссуры высказывается на тему «как нам обустроить Америку»
Выход двух подряд фильмов Клинта Иствуда – событие. Даже несмотря на то, что Иствуд, для которого 2000-е стали болдинским десятилетием, почти каждый год выпускает по фильму, а то и дилогии. 15 января у нас появилась «Подмена», через месяц – «Гран Торино». Фильмы вроде бы непохожи по времени действия, стилю, сюжету. Но не зря, наверное, мэтр делал их параллельно. Они тоже выглядят дилогией – о том, что такое истинные человеческие ценности.
Иствуд явно желал понять и напомнить другим, какие из этих ценностей привнесла в мир Америка.
Возможно, Иствуда озаботил тот негативный образ Америки, который сложился из-за последних войн. Вот и решил напомнить миру, что такое подлинное американское мышление. Но скорее он хотел показать, как трудно этим ценностям выживать в самой Америке. Каким они подвергались и подвергаются испытаниям - что раньше, что теперь.
Собственно о фильмах.
Обстоятельная, красиво снятая, погруженная в очень кинематографичное время 1920-30-х «Подмена» замечательна уже одним своим непредсказуемым шокирующим сюжетом. Причем взятым из жизни. У телефонистки из Лос-Анджелеса, которую изображает Анджелина Джоли, похищают 9-летнего сына. Через год с небольшим полиция торжественно рапортует прессе, что мальчик найден. Но под видом сына героине возвращают чужого ребенка, обученного притворяться, будто он и есть сын. Подмена нужна полиции для хорошей отчетности, ведь ее давно обвиняют в том, что она не раскрывает, а покрывает преступления. Когда героиня пытается сопротивляться, ее объявляют сумасшедшей, упрятывают в психушку, подвергают пыткам. Против одной несчастной женщины объединяются полицейские, дружественные им политики, пиарщики, психиатры-фашисты, превращающие нормальных людей в овощи. Другие повороты сюжета выдавать не стану. Фильм полон моральных и психологических парадоксов, иногда таких, что мороз по коже. Но сосредоточимся на его главном мотиве.
Обманчиво простенький на фоне красивой и страшной «Подмены» «Гран Торино» замечателен уже одним своим главным персонажем. Иствуд, не снимавший сам себя после «Малышки на миллион», изображает своего современника (Иствуду 78), ветерана корейской войны, который остался в одиночестве после смерти жены. У него двое сыновей лет под пятьдесят, внуки – но они далеко и к нему равнодушны. Он не слишком страдает от одиночества: есть старые друзья и любимый лабрадор. Но беда в том, что район, в котором находится его дом, беспощадно изменился. Его обжили иммигранты. По улицам разгуливают юные братки – азиаты, мексиканцы, африканцы, всяк со стволом в кармане. Рядом поселилось семейство выходцев из Юго-Восточной Азии, устраивающее массовые барбекю для земляков – воевавшего в южно-азиатской Корее персонажа Иствуда это напрягает. В таком соседстве он со своим звездно-полосатым флагом, с давних времен гордо развевающемся на его доме, выглядит то ли чужаком, то ли обломком погибшей империи.
Недостаток фильма в том, что изначально понятно, к чему гуманист Иствуд приведет своего героя. Тот поначалу выглядит ксенофобом. Презрительно роняет при виде «тойоты» сына: «Лучше бы американское качество купил!». Чуть что хватается за ружье и пистолет и требует чертовых иностранцев убрать ноги с его лужайки. Впрочем, хватается по делу – пацаны из иммигрантов и впрямь гнус. Консервативно настроенную американскую публику, напуганную этническими гетто-анклавами в городах, наверняка возрадует, что старый белый все еще способен поставить на место зарвавшихся небелых ублюдков.
Но не оправдаются надежды тех наших, кто решит, будто «Гран Торино» - американский вариант говорухинского «Ворошиловского стрелка», в котором ветеран Михаила Ульянова сладострастно отстреливает причинные места молодым мерзавцам. Персонаж Иствуда тоже будет противостоять мерзавцам. До конца. Но иным способом. Как он их победит, не скажу. Финал «Гран Торино» неожидан в лучших традициях Иствуда, всегда умевшего выстраивать невероятные финалы, зачастую переворачивающие смысл фильма с головы на ноги. Самое же важное, что персонаж Иствуда подружится с хорошими соседями из Азии, а особенно с мальчиком, который фактически станет для него сыном. И это в «Гран Торино» не дань политкорректности, а ход концептуальный.
Тут-то вернемся к сопоставлению «Гран Торино» с «Подменой». Оба фильма о том, как одиночка, причем не выдуманный супермен, а взятый из реальности обычный человек, противостоит системе. Противостоит коррупции – коллективному разложению. Оба фильма про то, что одиночка способен одолеть циничную систему.
Кажется неслучайным, что в первом фильме в роли героя-одиночки выступает женщина, причем молодая, а во втором – мужчина, причем немолодой – это придает ситуациям универсальность. Кажется неслучайным, что действие «Подмены» начинается незадолго до рождения Иствуда, а в «Гран Торино» - Иствуд сегодняшний. Фильмы словно бы берут в скобки его жизнь на сегодняшний момент, что усиливает ощущение: они для него предельно личные.
Мне вообще иногда кажется, что Иствуд играет для Америки роль Солженицына – только осознанно скромно.
Он ведь постоянно размышляет о сущности американской нации и американского образа мысли – причем в разные исторические моменты: см., например, его фильмы «Джози Уэлс вне закона» (гражданская война, в которой он целиком на стороне Юга) и «Флаги наших отцов» (пропагандистское, ломающее судьбы хороших ребят вранье Второй мировой).
Уж тем более не случайно, что фильмы, если рассматривать их именно как целое, демонстрируют два основных вида коррупции: «Подмена» - о коррупции верхов, «Гран Торино» - о коррупции низов. Интересно, что по Иствуду бандиты из этнических группировок и белые циники – сыновья главного героя, их жены и дети – представители родственной системы.
Обе системы коррупции посягают на ценность, которая по Иствуду, похоже, и является основополагающей для американского образа мысли: право на индивидуальность. На противодействие любому давлению со стороны. На желание быть собой. На то, в конце концов, чтобы считаться законченным индивидуалистом. Другое дело, что индивидуализм без нравственности, индивидуализм бесчестный, циничный, преступный Иствуду противен. Такой индивидуализм – часть системы коррупции, против которой сражаются его герои.
Основу Америки, судя по этим двум фильмам Иствуда, как раз и можно определить как нравственный индивидуализм.
Почему герой «Гран Торино» признает своим наследником не кого-то из реальных сыновей, а азиатского мальчика-иммигранта? Потому что американец ты или нет, сын отцу своему или нет – определяется по Иствуду не кровью, а образом мышления. Новая настоящая Америка Иствуда – это Америка честных независимых людей, вне зависимости от того, родились они в Штатах или туда эмигрировали. А ненастоящая – Америка равнодушных циников и преступников. Опять же вне разницы, кто откуда взялся. Вдруг на новом витке мы обретаем классический голливудский конфликт: хорошие парни против плохих парней. Оказывается, он может выглядеть, как выражаются арт-критики, актуальным жестом. В данном случае еще и публицистическим.
Но индивидуализм индивидуализмом, а в обоих случаях Иствуд говорит и о необходимости объединения, гражданской солидарности хороших парней и девчонок.
Однако, так и слышишь, как сам Иствуд, следуя классику ленинизма, произносит глуховатым голосом знаменитую фразу: прежде чем объединиться, нам надо тщательно размежеваться.
УДАРНАЯ ФРАЗА
Из «Гран Торино». Персонаж Иствуда – залезшему на его лужайку молодому азиату, явно нехорошему:
- Твою мать, я таких как ты пачками убивал в Корее! Ты не представляешь, как мне сейчас будет приятно <размозжить тебе череп>.
Этот же персонаж:
- Человек должен делать свое дело, если вышел на тропу войны.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.