13.01.2009 | Pre-print

Новая книга стихов — 3

ГРЕКО- И РИМСКО-КАФОЛИЧЕСКИЕ ПЕСЕНКИ И ПОТЕШКИ. 1986 - 2008

(Окончание. Начало тут. Продолжение тут.)
 

Дразнилка

Лучезарный Люцифер

Совершенно обнаглел!

Но архангел Михаил

Хулиганство прекратил.

Вображала хвост поджала,

К нам на землю убежала!

Из надмирных горних сфер

К нам свалился Люцифер

Но и с нами он опять

Стал в царя горы играть!

Всех столкнул и занял он

Самый-самый высший трон.

Шишел-мышел в князи вышел!

«Кто меня сильней и выше?!

          Высоко сижу,

Далеко  гляжу -

Ни единого

Высшего

Не нахожу!»

     Но нашелся один

Человеческий Сын,

Он поднялся повыше его!

Так высоко-высоко,

Так высоко,

Что уж выше и нет ничего!

     Он поднялся

На высоту Креста,

А тебе не прыгнуть выше хвоста,

Лучезарный, мятежный дух,

Повелитель навозных мух!

      Полетел

   Люцифер

Вверх тормашками

Во помойную яму с какашками!

А кто с ним якшается,

Тот сам так называется!

         
          Теодицея

Иван Карамазов, вернувши билет,

В свой час отправляется на тот свет.

Прямиком направляется Ваня в ад,

Но старый знакомец ему не рад.

Говорит Карамазову старый бес:

«К сожалению, место твое не здесь.

Я б тебе показал, как нос задирать,

Но тебя не велено к нам пускать.

Quel scandale, Иван Федорыч, quelle surprise!

Атеист отправляется в Парадиз!»

И несут его ангелы к Богу в рай,

И Петр говорит: «Ну, входи, давай!»,

Но, блеснувши стеклышками пенсне,

Говорит Карамазов: «Позвольте мне

Самому решать, куда мне идти!

Мне  противно в обитель блаженства войти,

Когда там, на земле, мученья одне,

Когда гибнут во страхе, в огне, в говне

Ладно б взрослые – дети! Они-то за что?!

Как Ты смотришь на это, Иисус Христос?

Как Ты нам в глаза-то смеешь смотреть?!»

И тогда Магдалина, не в силах терпеть,

Заорала: «Ты что - совсем очумел?!

Да ты с кем говоришь-то?! Да как ты смел?!

Как же можно так не понять ничего?!

Да, взгляни, белоручка, на руки Его!»

И долго ее усмирить не мог

Распятый за Ваню Бог.

          *  *  *

Петушок, петушок,

Золотой гребешок,

Ты не жди, петушок, до утра.

Сквозь кромешную тьму

Кукарекни ему,

Пожалей ты беднягу Петра!

     Петушок, петушок,

Он совсем изнемог.

Тьма объяла земные пути.

Кукарекнуть пора,

Ибо даже Петра

Только стыд еще может спасти.

         
          
          Разбойник

«Что ж он, сука, так орет?!

Прямо зло меня берет.

Коль умел ты воровать,

Так умей ответ держать!

По-пацански подыхай!

Западло весь этот хай.

Взял бы хоть пример с него,

Парня бедного того.

Этот странный фраерок

Нас покруче, видит бог!

И совсем уж западло

Хохотать ему назло!

Мы-то хоть пожили всласть,

Можем с музыкой пропасть,

Ну а он совсем не то,

Пропадает ни за что.

Ужас видеть, как его

Измудохали всего,

Как куражились над ним,

Агнцом бедненьким таким,

В эти праздничные дни…»

Вслух же рек он: «Помяни

Мя во Царствии Твоем!»,

Сжалившись над парнем тем.

И тогда Спаситель мой

Еле слышно, чуть живой

Отвечает блатарю:

«Будешь днесь со мной в раю!»

         
          *   *    *

Как же было нам не обозлиться?!

Рядом с Ним расселись беспардонно

Мотя из налоговой полиции,

Магда из массажного салона!

Как же нам не предпочесть Денницу

Плотницкой компании хваленной –

Мотьке из налоговой полиции,

Машке из массажного салона?!

Ведь и в этой чертовой провинции

Мог бы выбрать Флавия, Филона,

Хоть Варраву – все ж не из полиции

И не из массажного салона!..

Я воображаю наши лица

В Судный день, когда, поправ законы,

Рыболов, и мытарь, и блудница

Воссияют у Господня трона.

         
          Притча о неисповедимости путей

Большинство людей

Неприятно на вид!

И на слух, и на нюх, и на ощупь.

Только я-то - конечно же! - из меньшинства

И приятен во всех отношеньях!

Так я искренне и простодушно считал,

Надмевался в бесстыжей гордыне!

Так во скверне греховной я жил-поживал,

Пол-двадцатого века, дурак и нахал,

Я губил свою душу… Но ныне!

     Ну а ныне ты мне

Объяснила вполне

И во всех отношеньях возможных,

Как же я неприятен и ложен!

Что ж, выходит, спасибо я должен сказать

Той, которая… слов не могу подобрать,

Чтоб как следует охарактеризовать

Поведенье твое… Ну, спасибо!

Ну, спасибочки! Ты мне открыла глаза,

И теперь в них сияет смиренья слеза -

Сквозь нее моя бедная рожа

С большинством подавляющим схожа!

     С твоей легкой руки

Я давно не горжусь,

А когда погоржусь –

Моментально стыжусь!..

     Что ж выходит?

Кто любит – тот губит?

А духовно как раз возрождает

Тот, кто мучает и обижает?

Кто куражится и издевается?!

Интересно-то как получается!

И когда по утрам на себя я смотрю,

Я тебя понимаю и благодарю!..

Так что дай тебе Боже

Того же!

         
           *  *  *

Отольются кошке

Мышкины слезки,

Отольются мышке

Хозяйкины слезки,

Хозяйке отольются

Склоки с соседкой,

Соседке отольются

Измены мужу.

Все нам отольется,

Грубым и глупым,

Столько слез прольется –

Мир захлебнется!

Влагою соленой,

Горючими слезами

Смоются, наверно,

Наши нечистоты.

Солнце воссияет

Над гладью лазурной,

Ну как в «Переландре»

У Льюиса, помнишь?

В этом синем море,

На этом просторе

Станем мы плескаться,

Как рыбки золотые!

Рыбки да мышки,

Кошки да соседки,

Мужья да собачки…

Господи помилуй!

          Рождественская песнь квартиранта

Дхнул Борей во мраке нощи.

В льдяных ризах бледны рощи.

Мраз тепло похитить хощет.

Мещет искры снег.

Тише, тише, спи, Милена,

Не кручинься, драгоценна,

Прелестьми твоми плененный

Я на ложе нег.

Спи, Милена, спи, драгая,

Не гляди сквозь слез, вздыхая,

Вся натура засыпает.

Спи, дитя утех.

Нам заутра разлучаться.

Спи, Лилета, может статься,

Не встречаться ввек.

Судьбы нам велят расстаться,

Спи, сестрица нежных граций.

Ах, наш срок истек!

Млеко с розами на лике,

Игры, смехи, сладки миги,

Для чего красой толикой

Ты меня даришь?

Для чего очес блистанье,

Дивных персей трепетанье,

Если ясно нам заране –

Все мгновенье лишь?

О престань, престань, Лилета!

Спи, лобзаньями согрета,

Люту грусть утишь!..

Чу, сирена воет где-то,

Но уже ты спишь…

Два призрака одинаких,

Смерть и Время, дщери Мрака,

Чрез окно вперили зраки

Прямо в нас с тобой!

О, коль страшен глас Эреба!

О, коль хладны своды неба!…

К Преломляющему Хлебы

Я припал душой!

Преломляющего Хлебы

Я молю иного неба

И земли иной!

Но уже скребет татарин

В льдяных ризах тротуары.

Гимн по радио ударил

За моей спиной.

Спишь ,сопишь, моя Милена,

Одеялом облачена,

Членами со мной сплетена,

Ангел мой златой!

Лифт уже во тьме грохочет.

На исходе этой ночи

Я смыкаю злые очи.

Хватит, Бог с тобой!

Полно плакать и бояться,

Лучше снова лобызаться,

Нежной страсти предаваться

Станем вновь с тобой!

Хватит нам с тобою хлеба,

Хватит ледяного неба

И матраца на потребу

Слабости земной!

И одной моей подушки,

Теплой заячьей норушки,

Спрячь под одеяло ушки.

Видишь – свет какой!

В Кане Галилейской Пушкин

С бакенбардами и кружкой

Средь гостей сидит!

И такое молвит слово,

Так он говорит:

Выпейте вина живого

Из подвалов Всеблагого

И не бойтесь ничего!

В брачные одежды снова

Облекитесь, что ж такого?

Положитесь на Него!

Вся натура тихо дремлет.

Смерть ее крылом объемлет.

Время хладное в сем мире

Надо всем царит.

Но пиита снова внемлет

Гласу ангельскому, сиречь

Пенью аонид!

Как тепло на сей подушке

Со любезною подружкой,

То угодник Божий – Пушкин –

Ай да сукин сын!

Нам протягивает кружку

Драгоценных вин!

И вотще Борей ярится –

В горло сжатое струиться

Обращенная водица

Светлых Именин!

           *     *     *

Престарелый юнкер Шмидт

В зеркало глядит.

Сам себе он говорит:

«Это что за вид?!»

Вынимает пистолет

Он на склоне лет,

Чтоб Творцу вернуть билет.

- Нет, мой милый, нет!

Дорогой, честное слово,

Это глупо и не ново,

Некрасиво, нездорово!

Ты же офицер!

Верь, дружок календарю!

Погляди на Деларю –

Он, хотя и камергер,

Подает пример!

Ты же не какой-то штатский!

Брось свой пистолет дурацкий!

Ус расправив залихватский,

Выгляни в окно –

Сквозь метели свистопляску

Едет мальчик на салазках,

Без причины, без опаски

Лыбится смешно!

Дело в том, что скоро Пасха!

Ну, ей-богу, скоро Пасха!

Сплюнь три раза, вытри глазки!

Смирно!

Шаго-о-ом

арш!

          Новобранец

Не вздумай косить от службы!

Вставай в поредевший строй!

Забудь, что только руины

Лежат за твоей спиной!

Забудь эту чушь и ересь,

Забудь этот вздор, солдат,

Не варварский и не верный,

А просто трусливый взгляд!

Пусть враг хитер и коварен

И, в общем-то непобедим, -

На там, за спиной, не руины,

Пока мы еще стоим.

Иные Ему изменили.

Да плюнь ты на этих иных!

Да лучше у нас быть салагой,

Чем стать генералом у них!

Да плюнь ты на эту погибель,

На эту вселенскую мразь!

И пусть Князь этого мира

Из князей вернется в грязь!

Пусть только на эту минуту,

Пускай на минуту лишь,

Пока ты стоишь, солдатик,

Пока ты еще стоишь!

Не смей же косить от службы!

Шестая поет труба.

И там, за спиной, не руины –

Отеческие гроба!  

           *   *   *

На полном серьезе

Со скрытой угрозой

Отвечать на вопрос «Что есть истина?» -

Это значит курьезно,

Одиозно, безбожно

Уподоблять себя Иисусу Христу!

     Но и с усмешкою лживой,

Горделивой, глумливой

Задавать этот самый вопрос –

Это значит блудливо

И, по сути, трусливо

Уподобляться Пилату!

     (Который, конечно,

Уж совсем не такой симпатичный-трагичный,

Как в «Мастере и Маргарите»)

Так что сами смотрите.

   Я же советую молча

Помнить и знать,

Что вопрос этот не риторический,

Хоть давно он уже не стоит на повестке

Очередного симпозиума

Культурного нашего сообщества.

 

Сельское кладбище

Как странно, что все мы смертны,

А что бессмертны – странней,

И что существуют черти,

И нет никаких чертей.

И Бог, как гласит наколка,

Не фраер и все простит,

Поставит на вид и только,

Как дедушка, пожурит.

С одной стороны, конечно,

Наколка эта верна.

Но знаю аз, многогрешный,

Иная есть сторона.

Что это – соблазн и ересь,

Любой растолкует поп,

Но как же бы мне хотелось

Чистилище было чтоб!

- Так, веря-не веря чуду,

По кладбищу я гулял.

Погожий денек безлюдный

Сиял, стрекотал и врал,

Что вечен покой кладбища,

Что все еще не пора,

Что лет остаются тыщи

До радостного утра.

         
          Молитва

Господь мой, в утро Воскрешенья

Вся тварь воскликнет: «Свят, свят, свят!»

Что ж малодушные сомненья

Мой мозг евклидов тяготят?

Я верю, все преобразится,

И отразишься Ты во всем,

И весть патмосского провидца

Осуществится, и добром

Исполнится земля иная,

Иное небо! Но ответь,

Ужели будет плоть святая

И в самой вечности терпеть

Сих кровопийц неутомимых,

Ночных зловещих певунов,

Бесчетных и неуловимых –

Я разумею комаров?

Ужели белые одежды

И в нимбе светлое лицо

Окрасят кровию как прежде

Летучих сонмы наглецов?

И праведник, восстав из гроба,

Ужель вниманье отвлечет

От арфы серафима, чтобы

Следить назойливый полет?

Средь ясписа и халкидона

Ужель придется нам опять

По шее хлопать раздраженно

И исступленно кисть чесать?

Что говорю?! О Боже правый,

О поядающий огонь!

Конечно, Ты найдешь управу

На комара, и сгинет он!

Бесчисленные вспыхнут крылья

Бенгальским праздничным огнем

И, покружившись, легкой пылью

Растают в воздухе Твоем.

И больше никогда, о Боже,

Овечек пажити твоей

Не уязвит, не потревожит

Прозрачный маленький злодей.

Аминь. Конечно, справедливо

Сие возмездье. Но прости,

Я возропщу! Они ж красивы!

Они изящны и просты!

Клещи, клопы - иное дело!

Глисты – тем более, Господь!

Но это крохотное тело,

Но эта трепетная плоть!

И легкокрылы, длинноноги,

И невесомы, словно дух,

Бесстрашные, как полубоги,

И тонкие, как певчий слух,

Они зудят и умирают,

Подобно как поэты мы,

И сон дурацкий прерывают

Средь благодатной летней тьмы!

Их золотит июньский лучик,

Они чернеют, посмотри,

На фоне огнекрылых тучек

Вечерней шильковской зари!

Так если можно, Боже правый,

Яви безмерность сил Твоих -

В сиянии небесной славы

Преобрази Ты малых сих!

Пусть в вечности благоуханной

Меж ангелов и голубей

Комар невинный осиянный

Пребудет с песенкой своей!

Меж ангелов и трясогузок,

Стрекоз, шмелей и снегирей

Его рубиновое пузо

Пусть рдеет в вечности Твоей

Уже не кровию невинной,

Но непорочным тем вином,

Чей вкус предчувствуется ныне

В закатном воздухе Твоем!

          Конец