13.07.2005 | Книги

Дважды Акунин

Большой писатель на пороге большого проекта

Бориса Акунина российский читатель любит, и потому каждая книга, на обложке которой стоит его имя, имеет отличные шансы стать бестселлером. Сказанное в полной мере относится и к сборнику «Кладбищенские истории», выпущенному издательством «КоЛибри» в эстетском черно-белом оформлении сразу за двумя фамилиями — Григория Чхартишвили и, собственно, Бориса Акунина.

Читатель, не знающий, что второй из упомянутых сочинителей — не живой человек, но псевдоним первого, ничего странного в этом сотрудничестве не усмотрит: почему бы уважаемому переводчику, филологу-японисту и автору известного исследования «Писатель и самоубийство» не вступить в творческий альянс с не менее уважаемым детектившиком? Тот же, кто знает о подлинных взаимоотношениях человека и псевдонима, задумается, зачем же понадобился хитроумному Чхартишвили подобный маскарад, и тем вернее приобретет книжку. Словом, маркетинговый ход придуман идеально: наивный читатель купится на имя Акунина, читатель искушенный — на интригу. И, надо сказать, не проиграет при этом ни один: первый получит свою порцию приключений Эраста Фандорина (пусть очень скудную, но зато великолепного качества), второй — целый интеллектуальный детектив с неясной пока развязкой.

В строгом соответствии с названием, книга посвящена кладбищам. Причем не просто кладбищам, но старым респектабельным некрополям, где больше не хоронят и где, по выражению Григория Чхартишвили, можно ощутить дух не смерти, но вечности. Таких кладбищ автор нашел по всему миру шесть: Донское в Москве, Хайгейтское в Лондоне, Пер-Лашез в Париже, Иностранное в Иокогаме, Грин-Вуд в Нью-Йорке и Иерусалимское кладбище на Масличной горе. Каждому из них посвящена отдельная глава, подразделяющаяся в свою очередь на две части — историко-культурологическое эссе (автором которого следует считать Григория Чхартишвили) и детективную или мистическую новеллу, сочиненную, надо полагать, Борисом Акуниным.

Все места массовых захоронений, если верить убежденному тафофилу (любителю кладбищ) Чхартишвили, обладают собственной неповторимой аурой. Именно поэтому каждая глава снабжена подзаголовком, определяющим сущность описываемого в ней некрополя: Хайгейт — «Благопристойная смерть», Иностранное кладбище — «Внезапная смерть», Донское — «Забытая смерть», Пер-Лашез — «Красивая смерть». Тема, заданная в подзаголовке, обыгрывается потом и в эссе, и, в первую очередь, в новелле. Так, в рассказе «Губы — раз, зубы — два», входящем в главу о Донском кладбище, речь идет о заброшенном захоронении знаменитой Салтычихи и о связанной с ним легенде. Новелла, относящаяся к главе о Пер-Лашез, повествует о закономерной и до жути красивой кончине интеллектуала-эксгуматора, на свою беду похитившего перстень из гроба Оскара Уайльда. А в миниатюре, посвященной кладбищу Хайгейт, автор рассказывает читателю о загробном существовании самого знаменитого обитателя этого викторианского некрополя — Карла Маркса. Если верить Акунину, вождя мирового пролетариата подвела слишком буквальная вера в примат материи — для того, чтобы и после смерти поддерживать собственную бренную оболочку в целости, ему пришлось превратиться в рядового представителя почтенного племени хайгейтских вампиров (которыми, если верить Чхартишвили, кладбище буквально кишит). Так что на протяжении вот уже ста с лишним лет первый коммунист планеты вынужден сосать кровь из навещающих его могилу единомышленников.

Книга отлично придумана, добротно сделана, а оформление, разработанное художником Михаилом Никитиным, больше подошло бы дорогому альбому по искусству, чем сборнику художественной прозы. «Кладбищенские истории» вышли в необычно большом формате, на отличной бумаге, с широкими полями и множеством иллюстраций. Культурологические разделы украшают фотографии, сделанные самим Григорием Чхартишвили во время его тафологических изысканий, а новеллы — оригинальные рисунки в стиле модерн. Однако виртуозность исполнения не отменяет первого и главного вопроса, который неизбежно возникнет у любого мало-мальски осведомленного читателя: для чего все-таки вся эта авантюра с двойным именем на обложке понадобилась Григорию Чхартишвили — человеку сугубо прагматичному и мыслящему исключительно категориями литературного проекта?

Первый вариант ответа — самый простой. Филолог Чхартишвили устал скрываться в тени собственного звездного псевдонима и решил хотя бы таким экзотическим способом погреться в лучах акунинской славы. Но эта версия выглядит неубедительно хотя бы потому, что разделение одного человека на два бренда, ориентированных на два разных читательских рынка, было осмысленным и изначально входило в планы писателя. Трудно поверить, что такой несентиментальный человек, как Григорий Чхартишвили, мог пожертвовать стройной системой «автор-псевдоним» ради краткого мига массовой популярности.

Второй вариант чуть более замысловат. Возможно, участие в «Кладбищенских историях» Акунина — всего лишь коммерческий ход, призванный привлечь внимание широкого читателя к культурологической части сборника. Однако и эта версия выглядит несколько искусственной: едва ли возможно на полном серьезе допустить, что «балласт» в книге может составлять более пятидесяти процентов от ее общего объема (а именно таково соотношение между вошедшими в сборник эссе и новеллами).

И потому реалистичней всего выглядит третья версия. То, что Чхартишвили подустал от своей акунинской ипостаси, стало понятно уже несколько лет назад. Сначала монашка Пелагия до срока отправилась в мир иной (сериал о ее приключениях на поверку оказался всего лишь трилогией). Потом с треском провалились «Любовники смерти» — очень уж заметной была разница между ранними — блестящими и вдохновенными — книгами о Фандорине и этими вымученными опусами. И, наконец, все точки над «i» расставила последняя книга о похождениях Эраста Петровича — великолепная прощальная «Алмазная колесница», которой куда больше, чем «Коронации», подошел бы подзаголовок «Последний из романов». Казалось, Акунин себя изжил. Но вот он вновь появляется на литературной арене, причем не один, а рука об руку со своим создателем — Григорием Чхартишвили. Конечно же, это не может быть случайным.

Складывается впечатление, что выступив под одной обложкой со своим раскрученным альтер-эго, Чхартишвили пытается таким образом заново представить себя читателю. Он словно бы намекает: Чхартишвили и Акунин — одного поля ягоды, не стоит думать, будто первый — это для высоколобых умников, а второй — для народа. И тот, и другой — отличные ребята и писатели что надо. Но Чхартишвили, конечно, куда занятнее — сами посудите, разве его эссе не интереснее новелл Акунина?

И вот тут надо произнести главную правду о «Кладбищенских историях»: разделы, написанные от лица Чхартишвили, по качеству на порядок превосходят те, автором которых числится Акунин. И ситуацию не спасает даже единственная подлинно замечательная новелла сборника — «Сигумо», в которой действует Фандорин. В эссе о кладбищах великолепно все — и стиль, и композиция, а от глубины и точности мыслей автора о смерти порой пробирает предательский холодок — слишком уж достоверные и неутешительные картины он рисует. Что же касается детективных и мистических рассказов, то в большинстве своем они выполнены на добротном среднем уровне, живейшим образом напоминая при этом наименее интересные, проходные романы Акунина вроде «Алтын-Толобаса» и «Внеклассного чтения».

Словом, никак не удается отделаться от ощущения, что нынешняя книга — лишь предисловие к чему-то новому и важному. И в этом новом места для Акунина, судя по всему, больше не будет. Он исчерпал себя, и теперь с приличествующим случаю реверансом уступает место самому Чхартишвили. Какой проект он предложит публике на этот раз? Будет ли это новый детективный сериал или, как многие удачливые детективщики, писатель попробует податься в большую литературу? Пока неясно. Но, памятуя о присущем Чхартишвили уникальном чувстве стиля в сочетании с поразительным рыночным чутьем, можно не сомневаться: скучно не будет.

Источник: "Новый очевидец", № 12, 1.11. 2004,