20.10.2008 | Нешкольная история

О чем молчат стены старого дома?

Работа учеников 10 кл. школы № 1 с. Ельники республики Мордовия

АВТОРЫ

Наумова Елена, Сидорова Елена, Евгений Ульмов – ученики 10 кл. школы № 1, с. Ельники, республика Мордовия.

Третье место на Всероссийском конкурсе исторических исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век».

Научный руководитель - Е.В. Никишова

Ельниковская земля – это красивая река Мокша, раздолье полей, прохлада лесов. Село Ельники – старинное и благоустроенное. Оно было основано в 1614 году.

В самом центре нашего села стоят два старых дома, каждому из них более ста лет.

По современным меркам они не представляют собой никакой ценности. Они не являются шедеврами архитектуры. Это добротные, построенные на века дома – дом «кулака» Игнатия Григорьевича Крючкова, в котором сейчас находится музыкальная школа и дом купца Широкова – здесь размещается редакция районной газеты «Ельниковская трибуна».

В чем же ценность этих домов? Интересны они тем, что за сто лет существования много раз менялись их хозяева… Одним словом, прошлое этих домов связано с теми событиями, которые происходили в нашей стране в ХХ веке.

 

История дома купца Широкова

Первые сведения о доме мы узнали у Елены  Федоровны Шестаковой (88 лет):

«Построил его купец Широков в начале ХХ века, который родом из села Каменный Брод».

<…>

Самое полное описание дома прислал М.И. Белоусов:

«Дом Широкова по своей величине, величественности, внешней значимости и даже красоте, по тем временам, конечно, выглядел островом довольства, достатка и благополучия среди обилия развалюх, разномастных построек и обилия соломенных крыш. Ведь в те времена такой ходовой сейчас кровельный материал, как шифер, в Ельниках не был известен, а железо хотя и было известно, но большинству местного населения было просто «не по карману». Таково же положение  и со стройматериалами. Кирпичных заводов тогда не было, а кирпичные дома строились умельцами – кирпичниками, работавшими по найму. Опять же все начиналось с кирпичника. Часто он сам делает кирпич, он же и дом кладет – короче говоря, кладет кирпичную коробку – кирпичный дом.

Кирпичные дома в Ельниках не были редкостью, они принадлежали более или менее состоятельным людям.

В строительстве домов, ради экономии стройматериалов, в частности кирпича, бедные жители Ельников придумали одну хитрость. Стены дома были трехслойными. Снаружи и изнутри стенка выкладывалась в один кирпич с зазором между кладками около полуметра. Этот пустой зазор между кладками засыпали чем попало – щебнем, песком, отходами от стройки, словом, всем, что на стройке стало лишним. <…>

Но вернемся к дому.

Дом двухэтажный, комбинированной постройки. Нижняя его половина была кирпичной, а верхняя – деревянная надстройка того же периметра, что и нижняя половина. Внизу, под кирпичными стенами был в свое время подвал, или склад, или какая-то другая хозяйственная постройка с одним зарешеченным железной решеткой окном.

Подвал был сырой. На высоте второго этажа был балкон, куда выходили покрасоваться дочери Широкова и их подруги. Это я краем уха слышал завистливые разговоры девушек нашей округи, разглядывавших наряды барышень».

Стала вырисовываться такая картина: дом Широковых стоял в самом центре села, напротив церкви. Говоря современным языком, он  располагался в «элитном месте», где жили священники, торговцы и держатели постоялого дома. Это говорит о том, что купец занимал по тем временам высокое общественное положение. Мы узнали и о некоторых членах семьи купца. Теперь мы знаем, что у него было несколько дочерей.

По свидетельствам старожилов после октябрьской революции Широковы несколько лет жили в Ельниках. Но ближе к середине 1920-х годов уехали.

Куда? Это нам не удалось выяснить. Не удалось так же узнать, продали ли они свой дом кому-либо или их выселила новая власть. Старожилы села считают, что они уехали сами, когда частных торговцев стали «прижимать».

До 1928 года в доме, как самом добротном здании, размещался Ельниковский волостной Совет. С образованием района у дома Широкова появились новые хозяева – районные власти.  <…>

В доме Широкова разместился исполком райсовета и райком ВКП (б).

Их главной задачей на тот период было проведение коллективизации. Стены старого дома многое могли бы рассказать об этом  периоде. Но они молчат. Вместо них «говорят» документы Ельниковского муниципального архива. Мы хотим привести три документа.

Документ первый. Приводим с сохранением орфографии автора.  Это отчет председателя исполкома райсовета Ивана Марковича Оськина секретарю райкома ВКП(б) М.С. Кареву о ходе коллективизации в одном из сёл, где он был уполномоченным.

                                                 «Т. Карев!

От чуждили 10 хозяйств. Отобрали лошадей 8  коров 9  овец 31  отобрали хлеб и ржаной муки рож проса. Ни звешено отобрали без весу от хозяев овёс конопляное семя горох. Свинью 6  збруи 8  повозок зимних 7. Корма яровой сена - не молочены овёс 3 стога  рож 1 стог  дрова 4 куб.

Но из домов ни могли выгнать потому,  что аставались одни бабы смаленькими детями. Сами уйдут а детей оставя … ребятишек раздевали босых. И не сумели выгнать…

Настроение бедняков ничаво но часть средняки подерживают …(неразборчиво)

Провели общее собрание группы бедноты и общее собрание граждан. Выступали некоторы против колхоза средняки ни беднота открыта ни все выступют против кулаков. Женщины приходют на собрание но выступают против колхоза. Коим составляли опись имущество отказываются платить причитающи нало. Как приступить выгонять из дома с детьми и куда деть хлеб отобраный:  здать колхозу или коп хлебу. Семенной фонд двигается и тракторные задатки.  Тиштелем согласилси всем обшеством вступить. Высылаю три протоколы и 10 описей коих отобраных имушество. Скот передал внов организованному колхозу как д. Тималай и так же д. Тиштелем ни знаю правельно поступил или нет. Если правельно, то оставлю у них а если не правельно то передам Каньгушински колхоз.

Дай ответу. Уполномоченны  Оськин.

26/1-30 год

Отобранни хлеб полни отчёт завтра пришлю сколько и какой культуры одельно

Оськин».

Стены дома безмолвствовали и ничего не чувствовали, когда в своем уютном кабинете на втором этаже дома Широкова Михаил Сергеевич Карев читал послание своего соратника.

А что почувствовали мы? Первое, что бросилось в глаза – неграмотность автора: нет запятых, даже  самые простые слова написаны с грубыми ошибками: «аставались, смаленькими детями, ничаво, внов, гразил и т. д.». Скорее всего, автор имел только начальное образование. Нас это удивило. В нашем представлении руководитель должен быть образованным, но видно в то время не это было главным при назначении на руководящие посты. Главное – поддержка линии партии.

Потом мы задумались над содержанием документа. Мы пришли к выводу, что исходя из него, можно охарактеризовать отношение крестьян к созданию колхозов и методы коллективизации.

Как крестьяне относились к вступлению в колхоз? <…>

Cельское население относилось к колхозам не просто настороженно, но даже  враждебно. Крестьяне не хотят отдавать хлеб, женщины на собраниях открыто выступают против вступления в колхоз. У крестьян есть оружие, которое в любой момент может пойти в ход.

Говорит документ и о методах коллективизации - создание колхозов любыми средствами. Документ написан зимой, 26 января. В это время обычно стоят сильные морозы… Крестьяне придумали уловку. Узнав, что едет районное начальство, прятались в лесах, оставив дома только раздетых догола детей, надеясь, что их не выбросят на мороз. Об этом пишет уполномоченный Оськин.

Но указания свыше районному начальству выполнять необходимо. Несмотря на зиму выселять-то надо и Оськин, председатель исполкома,  просит совета у Карева: «Как приступить выгонять из дома с детьми?» Мы не нашли в архиве ответа Карева. Какой совет он даст уполномоченному Оськину? Мы думаем, что тех, кого наметили, все равно выселили, несмотря на зиму.  А ведь советская власть называла себя народной.  Но, видно, о народе  мало кто заботился.

Документ второй. Его написал Максимов, уполномоченный в селе Кабаново для проведения коллективизации.

                                                           «Тов. Карев!

Вчера здорово заболел Нестеров. Вести в больницу нельзя. Просим послать фельдшера в Кабаново.

Положение не важное. Собрали средства на трактора и плем скот 50 руб. Созываем общее собрание посмотрим что покажет. Уполномоч. Из ГПУ беседовал кой скем приедит выяснить перелома нет ещё. Но заметно стало по (неразборчиво). Если есть какие указания шлите. Может лучшие методы придумают, а то эти приёмы не берут, как назло…(неразборчиво). Скотину всё одно всем обирать.

Максимов.

В верхнем углу резолюция Карева:

Тов. Оськину.

Сейчас же вышлите фельдшера в Кабаново к больному уполномоченному Нестерову.  17/2.30 г.

Документ третий. Он по содержанию похож на второй.

                                    «Тов. Карев!

Если осталась махорка в мешочки то отдай подателю сей записки, а то умирают не куря.                    

В. Прусакова.

Напиши кто приехал или нет из уполномоченных».

Эти два документа совсем другого содержания по сравнению с первым. Они рассказывают о взаимоотношениях руководителей коллективизации. Максимов пишет Кареву, что заболел рабочий-двадцатипятитысячник Нестеров. Карев приказал Оськину срочно отправить фельдшера к Нестерову. А Прусакова просит прислать махорку для своих курящих товарищей. То есть о себе начальники заботятся, а вот крестьян вместе с детьми на мороз из домов выгнать им ничего не стоит…

В этом же здании (в доме Широкова) в нескольких комнатах размещался районный отдел милиции,

которым в те годы руководил Трегулов. О нем нам известно очень мало. Только то, что он был татарином по национальности. Есть он и на фотографии районного актива. О чем нам может рассказать его внешность? Красивый мужчина, большие выразительные глаза. Есть в его внешности что-то пиратское – усы и какое-то настороженное, слегка насмешливое  выражение лица. Как будто постоянно думает – всё ли рядом в порядке и ни один бандит от него не уйдет.

Одет по форме. Вот только его звания в петлицах гимнастерки мы разглядеть не смогли.

В подвальной части дома находилась тюрьма, которую местные жители называли острогом. Именно здесь сидели арестованные ельниковцы перед отправкой в город Краснослободск.

Белый свет арестованные видели только через маленькое оконце, которое находилось на уровне земли. В одном из нижних углов оно было разбито. Ночью родственники арестованных тайком передавали через отверстие нехитрую крестьянскую пищу: картошку, лук, хлеб, яйца. Охранники- милиционеры их не отгоняли, потому что хорошо знали арестованных, ведь жили в одном селе. Но днем продукты передавать было нельзя. Об этом рассказывали Шебардины Наталья Фёдоровна и Мария Андреевна, которые в детском возрасте носили еду своим арестованным отцам.

В 1930 году Ельниковский район был упразднен. Районные власти уехали, дом Широкова опустел, но ненадолго.

Вскоре у него появились новые хозяева. Стены дома заполнились звонкими детскими голосами.

Конечно, стены не живое существо и не помнят этих голосов, но о том, что было в эти годы в здании, нам рассказал в своем письме М. И. Белоусов. Он же прислал поэтажный план дома и план второго этажа здания.

На втором этаже в 1930-1934 гг. размещались два школьных класса. Отопление было печное, освещалась комната керосиновыми лампами. Михаил Игнатьевич рассказал в письме, что  в начале 30-х годов здание школы было электрифицировано. Нам стало интересно узнать, откуда тогда взялось электричество, ведь электроэнергия пришла в Ельники только в первой половине 1960-х годов.

Это электрическое чудо придумал и сделал Виктор Николаевский, сын Ельниковского священника, «благодаря его золотой голове и не менее золотым рукам», как пишет М.И.Белоусов.

<…>

В 1930 году после упразднения Ельниковского района его населенные пункты вошли в состав двух соседних – Краснослободского и Темниковского районов и оказались на их окраинах.

<…>

1 марта 1934 года Ельниковский район был восстановлен. И снова дом Широкова поменял своих хозяев. Школа была выселена и стены дома стали свидетелями того, как классные комнаты снова превращались в кабинеты новых районных руководителей, которые были присланы из Саранска, столицы Мордовского округа.

Районную партийную организацию возглавил Кольчугин Иван Дмитриевич.

<…>

Дом Широкова снова стал центром всей жизни района. Отсюда уходили руководящие указания по колхозам и учреждениям. Здесь проводились политзанятия, занятия кружков  ОСОАВИАХИМа и подготовка «Ворошиловских стрелков». Об одном случае, который произошел в этом зале, нам рассказал Белоусов М.И.:

«...Молодые люди изучали устройство малокалиберной винтовки. По неосторожности один из осоавиахимовцев неожиданно выстрелил. Пуля угодила в стену рядом с портретом Сталина. Через несколько дней парня арестовали и с тех пор его никто больше не видел. Таким оплошностям в те годы сразу же давалась  политическая  оценка».

Не хотели ли бы мы жить в то время! Ведь ясно, что юноша не намеренно стрелял в портрет Сталина, и его оплошность дорого ему стоила…

Итак, стены широковского дома получили «ранение», но вряд ли они почувствовали боль. А вот «раненные» души молодых людей  долго не заживали: мы думаем, что каждый, кто приходил на кружок ОСОАВИАХИМа, остерегался и боялся  - не сделает ли он нечаянный выстрел  в том  роковом направлении.

В эти годы у дома Широкова появилась дурная слава. На первом этаже разместились несколько кабинетов райотдела НКВД. М.И Белоусов пишет в своих воспоминаниях:

«При Кольчугине начальником райотдела НКВД работал Афошин. У него на погонах красовались три «кубаря» - старший лейтенант. Афошин был не местным, ходил по селу с наганом. Разговаривая с людьми, он имел привычку класть руку на кобуру нагана. Его панически боялись – настоящая гроза. Судьбу  большинство из тех, кто из окна своего жилья видел «Соловки» (то есть тех, кого репрессировали в 1930-е годы), решал именно Афошин.

Кольчугина тоже побаивались, но и уважали».14

Из подвального помещения дома вывезли склады, и оно снова превратилось в острог. До сих пор старожилы села рассказывают об остроге жуткие истории. Одна из них - о печальной судьбе Ф.Ф. Шебардина.

О Федоре Федоровиче рассказала его дочь Наталья Федоровна десять лет назад. Ее рассказ хранится в фонде устной истории нашего краеведческого музея. Приводим этот рассказ, потому что жизнь Федора Федоровича оборвалась в подвале дома Широкова:

«Отец еще до революции окончил церковно-приходскую школу. В 1929 году он работал в РИКе, по выходным дням пел в церковном хоре. В 1929 году его приговорили к трем годам ссылки в Сыктывкар. За что, я не знаю, ведь мы не отличались богатством. На допросах ему говорили: «Выступаешь против советской власти, поешь в церковном хоре». Он отвечал: «Против советской власти не выступаю и агитации никакой не веду. В хоре участвую и очень люблю петь на клиросе». Из ссылки он вернулся досрочно, в середине 1931 года. Он решил уехать из Ельников. Мы жили в Ковылкино, Атяшеве, Зубово-Поляне (райцентры в Мордовии). Будучи грамотным, отец везде находил себе работу. Но мать в начале 1937 года уговорила его вернуться в Ельники.

Летом, в середине июля 1937 года, отца арестовали во второй раз. Его сильно избили. Видимо, опасаясь, что он умрет до суда, его отпустили домой. Спина у него была вся черная от кровоподтеков. Он лежал дома на лавке и стонал. Но не умер и дня через три его снова забрали. Вскоре к матери пришел милиционер Иван Зеленцов и сказал: «Дядя Федя ничего не ест. Просит водки. Налей в бутылку и закрась молоком, я передам. Мама так и сделала. Выпил он эту водку или нет, мы не знаем. Ночью он разбил бутылку и перерезал себе горло. Утром нам сообщили, что он умер, у него заболело горло».

Это произошло за несколько дней до выхода приказа № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Мы думаем, Федор Федорович по этому приказу был бы арестован. Так считала и Наталья Федоровна: «Сгинул бы отец неизвестно где, как другие, арестованные в августе 1937 года. Какое-то утешение – хоть похоронили его дома». <…>

Летом 1939 года на село Ельники  обрушилась страшная стихия – пожар. <…> Между тем в самом эпицентре огненной стихии осталось целым только одно здание, здание райкома ВКП (б) – дом Широкова. Возможно, здание спасла железная крыша.

Вот таким событием закончилась в Ельниках коллективизация.

Впереди были суровые годы Великой Отечественной войны.

<…>

В годы войны в дом Широкова с разными отчетами ходили руководители разных учреждений. Вот что рассказала Шестакова Елена Федоровна:

«В годы войны меня вызывали в дом Широкова  на разные совещания, потому что там был райком ВКП (б). Я работала в «Глубинке» -  государственном складе зерна, куда ссыпали зерно, выращенное на полях  района. «Глубинка» размещалась в огромном здании сельского клуба. Клуб был построен из кирпича снесенной Преображенской  церкви.  Это зерно – запасы для фронта. Меня часто вызывали в райком с докладами о состоянии зерна, потому что я была лаборантом и следила, чтобы зерно  «не загорелось».

Как только закончилась война, меня вызвали в райком и сообщили, что на днях начнется вывоз зерна. Вскоре приехали американские грузовики «Студебеккеры». Несколько дней и ночей эти машины вывозили зерно в Ковылкино, на ближайшую от нас железнодорожную станцию. Куда вывозили зерно дальше, мы не знали, но ходили слухи, что в освобожденные от фашистов страны Европы».

<…>

В самый разгар весенних полевых работ пришла долгожданная весть о победе. Во второй половине дня 9 мая в центре села состоялся праздничный митинг.

Один из участников митинга, Смагин Александр Степанович рассказал: 

«В годы войны наш односельчанин Замотаев Петр был в плену. В Ельники он вернулся в 1947 году. Он рассказывал нам: «Нас привезли в концлагерь во Францию. Стали заполнять анкеты. Я сказал, что родился в селе Ельники  Мордовской АССР.

Переводчик, который вел допрос, повернул голову в мою сторону и спросил: «Стоит у вас в центре села двухэтажный дом? Первый этаж кирпичный, а второй - деревянный». Я ответил, что стоит. Переводчик сказал: «Это мой дом». Кто это был – сам купец Широков или его сын, можно только гадать».

Мы искали в Ельниковском архиве хоть какие-то документы о Широкове, но не нашли… Широковы, по свидетельствам старожилов, уехали из Ельников в самом начале 1920-х годов. Сами уехали, а вот дом их стоит до сих пор.

<…>

В послевоенные годы, по воспоминаниям Ивана Ивановича Макаева <…> главным был второй этаж, потому что там находился кабинет первого секретаря райкома ВКП (б), которая потом стала называться КПСС.

<…> В те годы в районе не было ни одного километра поднятого дорожного полотна. Первый секретарь Ельниковского райкома партии С.П. Малынин объявил народной стройкой возведение дороги Ельники – Краснослободск. Первый возводимый участок разделили на живые души. Вооружившись лопатами и носилками, каждый должен был выполнить свою норму по насыпке полотна. Дорожную технику тогда и в глаза никто не видел. Семен Петрович себе намерил первому и работал наравне со всеми, хотя и ходил с клюшкой. В обед по домам не расходились, обедали прямо на обочине будущей дороги. Особенно с энтузиазмом работала молодежь, с песнями и комсомольским задором.

Позднее Семен Петрович раздобыл бульдозер, который ускорил земляные работы. Так было поднято дорожное полотно.

Но при Н.С.Хрущеве, в годы укрупнения районов, наш район был упразднен во второй раз. Однако вскоре стало ясно, что это не на пользу людям. Население стало сокращаться, потому что закрылись районные учреждения, интеллигенция стала искать место поближе к соседним райцентрам или в них. Дом Широковых пустовал.

В январе 1965 года Ельниковский район был восстановлен во второй раз. Райком КПСС снова разместился в доме Широкова. Новым хозяином кабинета на втором этаже стал первый секретарь Василий Алексеевич Рунков.

<…>

О том, каким руководителем и человеком был В.А. Рунков, нам рассказал И. И. Макаев:

<…>

В это время я работал учителем Софьинской восьмилетней школы. Примерно в середине февраля меня вызвали к руководителю оргкомитета… Беседа была короткой, мне была предложена должность заведующего орготделом райкома. Секретарь куда-то торопился, вызвал девушку из приемной  и сказал, чтобы подогнали автомашину. На прощание он подал мне руку и произнес довольно непривычное для меня словосочетание:

- Ну вот, батенька мой, езжай в обком на собеседование, да не подведи меня.

Обращение «батенька мой»  было какое-то домашнее, старинное и несло в себе простоту, доверительность, приглушало официоз…  

В. А. Рункова отличало от других руководителей района спокойствие и рассудительность. Нервотрепка,  нагнетание страха, угрозы было не в его характере. Заседания бюро он вел ровно, демократично, никого не обрывал, давал выговориться всем.

Ровное доброжелательное отношение к подчиненным совершенно не исключало его принципиальность, иногда он был строг, что особенно было заметно по его глазам, но строгость его была без крика и грубости.

Наступившая весна прибавила работы всем. По моему мнению, у Василия Алексеевича была в голове основная мысль – каким образом встряхнуть людей так, чтобы они переменили свое мнение о районе, как о заброшенной глубинке, а гордились бы его делами.

Для достижения этой цели, на мой взгляд, он выбрал правильный путь – начать с увеличения производства молока… Вставал Василий Алексеевич очень рано, объезжал стада коров, беседовал с пастухами, доярками, ободрял их, убеждал сомневающихся, подгонял ленивых.

Часам к 9-10 он появлялся в здании райкома, и если в коридорах кто-нибудь встречался из работников отделов, он приглашал в кабинет. На его столе по правую сторону постоянно находились счеты. Он садился, подвигал их  к себе и начинал постукивать костяшками, говоря:

- Если за день мы увеличим надой на 100 граммов от каждой коровы, а в районе их около трёх тысяч, то получается вот такая прибавка….

Он долго щелкал на счетах, откладывая предполагаемое количество молока.

-  А если, - предполагал он, - увеличить на 200 граммов, то тогда мы обгоним соседний район по производству молока.

- Вот так-то, батенька мой.

И он хитро поблескивал глазами».  <…>

В.А. Рунков был последним из партийных секретарей, которые занимали кабинет в доме Широкова.

<…>

В 1967 г. было закончено строительство нового здания, построенного специально для райкома, куда тот и переехал.

Дом Широкова опустел, но ненадолго.

Вскоре в него вселились новые хозяева – работники редакции районной газеты «Трибуна колхозника». И вот уже ровно сорок лет хозяева дома – наши районные газетчики.

<…>

Редактором газеты в 1967 г. был Кудашкин Алексей Яковлевич, имевший высшее литературное образование. Редактор газеты изменил планировку второго этажа дома Широкова. Большой кабинет первого секретаря райкома был поделен на два. В одном разместился редактор, в другом – один из отделов.

По словам И.И. Макаева задачей газеты было:

«Жить в коллективе, знать интересы людей, критиковать, чтобы газета была основана не только на деловых статьях, но  чтобы были фельетоны, очерки. Если появлялся какой-то критический материал, то работники редакции выезжали на место событий и проверяли правильность информации, а потом обязательно писали ответ».

<…>

Дом  крестьянина  Игнатия Крючкова                                                       

В этом доме сейчас находится детская музыкальная школа. Столько раз я проходил мимо и не мог представить себе, что у него такая интересная история. Помогли мне её узнать документы районного архива, старожилы села – Белоусов М.И., Замотаева П.Е., Шестакова Е.Ф. и начальник отдела кадров Ельниковского райпо Каликина Л.Н.

Первые сведения о доме я узнал от Шестаковой Елены Федоровны (88 лет):

«Игнатий Крючков до революции был крепким хозяином. Он занимался торговлей и имел землю. Семья у Крючковых была большая. Новый дом они строили своими силами.

Кирпич для дома, как и все в нашем селе, выжигали сами. Привозили глину, большие запасы которой находились и сейчас находятся на северной окраине села. Глину замешивали, формовали кирпич нужного размера и сушили его на открытом месте. Потом на огороде рыли большую яму. В неё укладывали слоями дрова и кирпич-сырец. Поджигали дрова,  и начинался обжиг кирпича. Дом строили несколько лет, потому что сразу выжечь столько кирпича, сколько нужно на постройку дома, было невозможно. На первом этаже дома Игнатий открыл постоялый двор. Там устраивались торговцы, которые приезжали торговать на ельниковские базары, известные на всю округу». 

Дом имел два входа. Один вел на второй этаж через пристроенные дощатые сени. На втором этаже жила семья Крючковых – Игнатий с женой и шестеро детей. Другой вход вёл на первый этаж, где была лавка и постоялый двор.

Лестницы между этажами не было. Её сделали только два года назад, когда в здании музыкальной школы делали капитальный ремонт.

Интересные сведения о доме Крючковых прислал Белоусов М.И.:

«Дом Игнатия Григорьевича Крючкова был  более известен как «Игонин дом» - по уличному прозвищу. В сёлах обычно очень редко вспоминают фамилии. Там всех и вся знают по прозвищу. С этого начнём и мы. Прозвище идет от бабушек и дедушек. «Игоня» - уменьшительно-ласкательное имя, которое дали своему сыну его родители.

Теперь пора перейти к семейству Игони. Вся беда в том, что я совсем не помню состав его семьи. Без семьи дом – не дом, и не к чему его привязать и ни с какого бока  к нему не подступиться. <…>

Дом Игони стоял на бойком месте, в близи, а точнее – с краю Базарной площади. Дом этот, по тем временам, выглядел весьма внушительно. Его внешний вид говорил, что там живёт хозяин очень самостоятельный и ни от кого не зависящий. Дом говорил и о достатке людей, живущих в нём. Дом двухэтажный, сложен из кирпича.

Он был не только жилым, но и торговым. Игоня, кажется, приторговывал растительным маслом – льняным, конопляным. Кроме того -  гужевой сбруей, а также скобяными изделиями… Судьбу Игони не помню.

Как и большинство мало-мальски крепких хозяев, Игоня был раскулачен и сослано в Казахстан. Дом его был отобран и использовался сельской властью как административное здание».

<…>

В 1922 году, как торговец и владелец шерстобитки и маслобойки, Крючков И.Г. был лишен избирательных прав. А вместе с ним  жена Мария и шестеро детей.

В 1928 году Игнатий перестал заниматься торговлей и решил восстановить избирательное право. <…>

Ему не только  не восстановили избирательное  право, но вскоре арестовали. 17 декабря 1929 года И.Г. Крючков был осужден Тройкой при ПП ОГПУ по Средне-Волжскому краю к трем годам заключения в концлагерь.

Марию вместе с детьми выгнали из дома. В доме разместилось кооперативно-кредитное товарищество.  В 1930 году Ельниковский район упразднили. Все районные организации были расформированы. Дом Крючковых опустел.

Мария решила вернуть дом. Она написала заявление в сельсовет, но на её просьбу ответили отказом. Тогда она написала жалобу в Саранск, прокурору Мордовской автономной области. Эта жалоба есть в архиве.

<…>

Дом не вернули. В 1932 году Игнатий возвратился в Ельники. Но прожил на родине недолго. Вскоре он был выслан с женой и дочерью Еленой в Казахстан на 10 лет.

Перед отъездом в ссылку Игнатий велел Марии зашить в подкладку пальто несколько золотых монет, которые остались ещё с царских времен. Через год или два на эти золотые Мария купила у местных начальников справку о том, что срок ее ссылки закончился. С этой справкой она приехала в Разино Нижегородской области (километров 100 от Ельников), где и поселилась. Игнатий отбыл все назначенные 10 лет и приехал к семье уже после войны. Полностью был реабилитирован в 1988 году.

Младшая дочь Елена жила с родителями. Именно она прово¬дила их в последний путь. Игнатий Григорьевич после возвращения из ссылки в Ельниках ни разу не был. Почему? Может быть, боялся. Вдруг кто-нибудь его узнает, донесет в милицию, или ещё куда-то, и его опять арестуют.

Может быть, тяжело было Игнатию Григорьевичу приехать в родное село, пройти мимо своего родного дома, который он строил для своей семьи и увидеть, что он занят чужими. Я думаю, что хозяин гордился своим домом и любил его, ведь дом не только добротный, он и красивый.

Эта фотография тоже хранится у Алямкиной В.А.. Мне кажется, что Игнатий Григорьевич так и не смирился со своей судьбой. На той фотографии конца 1920-х годов, где вся семья, он уверен в себе и чувствует себя настоящим хозяином жизни. А с этой фотографии на нас смотрит совсем другой человек. Трудную жизнь прожил он. Сколько потеряно! Как обидно, что почти всё, чем жила семья до коллективизации, пошло прахом.

<…>

Но вернемся к истории дома. В 1934 году Ельниковский район восстановили. В доме Игнатия Крючкова на втором этаже открыли Дом колхозника (гостиницу), а на первом – столовую.

Очевидцев, живших в те годы в Доме колхозника, найти не удалось. Но воспоминания одной работницы столовой нашел. Вот что рассказала Замотаева Пелагея Егоровна (91 год):

«Наша семья жила через дом от Крючковых. В конце 1930-х годов в доме Игнатия Григорьевича была столовая. Незадолго до войны я, совсем ещё девчонка, устроилась туда на работу посудомойкой…

Что варили в столовой в годы войны? Самые простые блюда – щи, картошку, горох, пшенную кашу, компот из сухофруктов. Щи чаще всего были без мяса. Мясные щи варили только в те дни, когда в райкоме были большие совещания. После совещания из райкома, который был недалеко, приходили к нам в столовую на обед его участники.

А еще хорошие обеды варили в конце августа, когда проходили учительские конференции. Учителей тоже кормили обедом. Кормили мы и школьников, которые приезжали на соревнования из сёл района».

Столовая в даме Крючковых размещалась больше двадцати лет. С середины 1960-х годов туда переехало Ельниковское сельпо. На втором этаже были кабинеты начальника, бухгалтеров и товароведов, а на первом – склады.

<…>

Почти 25 лет назад дом Игнатия Крючкова отдали под музыкальную школу, правда, сначала только второй этаж.

На первом этаже оставались склады, но потом их оттуда вывезли. К 2004 году первый этаж имел ужасный вид. Он не отапливался. Стены зимой промерзали, а весной оттаивали. Стены обросли плесенью. Но в 2004 году директор  музыкальной школы Маркелова Надежда Васильевна добилась, чтобы музыкальной школе отдали и первый этаж. Местное начальство сказало, что денег на ремонт нет. Надежда Васильевна поехала в Саранск на прием к министру культуры РМ  П. Тултаеву.

Деньги выделили. Начался капитальный ремонт здания: на первом этаже провели паровое отопление и пробили потолок, чтобы сделать лестницу на второй этаж. Так и соединились два этажа, которые почти 100 лет «жили» отдельно.

Стены очистили от плесени и покрасили. Теперь первый этаж не узнать. Старый дом помолодел. И не только от ремонта, но и от добрых хозяев.