Это должны были быть Хиросима и Кокура. Американцы долго выбирали цели для ядерного удара по Японии. В предварительном списке фигурировал даже Киото с его многочисленными памятниками, но в итоге США решили проявить уважение к японской культуре. Судьбу бывшей императорской столицы определила сентиментальность — один из чиновников, ответственный за выбор цели, когда-то провел свой медовый месяц в Киото.
В Кокуре же не было достопримечательностей, зато находился арсенал японских вооруженных сил. Именно по направлению к этому городу утром 9 августа 1945 направился бомбардировщик B-29 с «Толстяком» (кодовое название атомной бомбы) на борту. 9 августа должно было стать днем смерти для большинства жителей Кокуры, но вместо этого стало вторым днем рожденья. Над Кокурой в тот день было облачно, поэтому, прокружив два часа над городом и истратив почти весь запас горючего, самолет взял курс на Нагасаки. Здесь тоже было пасмурно, но в 11.01 утра пилот увидел через просвет в облаках цель.
Для некоторых обитателей города это была уже вторая ядерная бомбардировка за три дня — именно в Нагасаки эвакуировали часть уцелевших после первой атомной атаки на Хиросиму.
Ученые и историки до сих пор спорят о том, были ли обоснованны эти бомбардировки. Согласилась бы Япония на безоговорочную капитуляцию, если бы не столь явная демонстрация силы и готовности ее применить со стороны США? Как долго бы шла война? Сколько бы она унесла еще жизней?
У истории не бывает сослагательного наклонения, поэтому однозначного ответа на эти вопросы найти невозможно. Важно другое: Хиросима и Нагасаки все равно рано или поздно случились бы, просто назывались бы они по-другому. Например, Сеул и Пхеньян. Или Ханой и Хошимин. Генералы, заказавшие ядерное оружие, и ученые, его сделавшие, должны были найти ему реальное применение, без этого их работа не была бы доведена до конца.
Сегодня кажется, что Япония заплатила Хиросимой и Нагасаки за те страдания, что она принесла своим соседям во время Второй мировой войны. Этот опыт был главным вкладом Японии в послевоенное устройство мира, значение которого стало понятно лишь десятилетия спустя.
Счастливый город
До 6 августа 1945 года жители Хиросимы думали, что им невероятно повезло. Обитатели Нагасаки считали так вплоть до 9 августа. Оба города почти не бомбили во время регулярных рейдов американских бомбардировщиков над территорией Японии. Жители еще не знали, что их готовят на роль лабораторных крыс, но японские власти подозревали неладное.
В июле 1945−го Хиросиму начали эвакуировать, за три недели население города сократилось с 370 до 250 тыс. человек. Оставшиеся как могли готовились к возможным авиаударам. По всему городу создавались противопожарные полосы, люди укрепляли собственные дома и объекты инфраструктуры. Рядом с Хиросимой находилось озеро, над которым американские бомбардировщики группировались перед атакой на другие японские города, поэтому воздушные сирены звучали здесь постоянно, но самолеты старательно облетали город стороной. Утром 6 августа сирена взвыла один раз, потом прозвучал сигнал отбоя. К городу летели лишь два самолета, поэтому японские противовоздушные силы даже не пытались им воспрепятствовать. Когда бомбардировщики Enola Gay и Great Artist в сопровождении самолета с фотографом появились в небе над Хиросимой, им никто не мешал…
В Нагасаки все прошло по тому же сценарию. Снова сирена, и снова отбой. Силы противовоздушной обороны решили, что американцы просто проводят рекогносцировку на местности.
За одну минуту до бомбардировки с вспомогательного самолета на Нагасаки было сброшено письмо известному японскому физику-атомщику Рукоши Сагано, в котором его призывали убедить японское правительство капитулировать, чтобы не допустить дальнейших разрушений.
Несмотря на не самый надежный способ корреспонденции (вместе с атомной бомбой), это письмо, подписанное тремя американскими физиками и бывшими коллегами Сагано, нашло адресата месяц спустя.
Счет продолжается
Нагасаки и Хиросиму очень хорошо подготовили к ядерному взрыву. Из-за того, что до этого города практически не были затронуты войной, ущерб можно было оценить с точностью до одного здания. В Хиросиме были уничтожены или повреждены 90% всех построек, в Нагасаки разрушений было меньше — сыграл свою роль природный рельеф города, значительная часть которого была отделена от эпицентра горой. В двух бомбардировках на месте погибли около 150 тыс. человек, еще примерно столько же умерли от ран, ожогов и радиации к концу 1945 года.
Когда бомбардировщики Enola Gay и Great Artist в сопровождении самолета с фотографом появились в небе над Хиросимой, им никто не мешал
С тех пор список жертв бомбардировок пополняется на несколько тысяч человек каждый год: почти каждый находившийся в зоне действия бомбы получил то или иное заболевание. Точное число жертв подсчитать невозможно — многие беженцы из Хиросимы умерли через несколько лет после трагедии, так и не поняв, что стало причиной их ухудшающегося самочувствия. Даже ученые тогда знали о радиации довольно мало, не говоря уже о медицинском персонале в японской глубинке.
В Японии для переживших бомбардировку придумали специальный термин — «хибакуси», или «люди, попавшие под воздействие ядерного взрыва». Согласно законодательству, к хибакуси относят четыре категории пострадавших: тех, кто находился на расстоянии нескольких километров от эпицентра во время взрыва; тех, кто побывал на месте бомбардировок в течение двух недель после взрывов; попавших под ядерный дождь; а также детей, рожденных женщинами, во время беременности оказавшимися на зараженной территории.
На 2007 год в Японии проживало около 270 тыс. хибакуси, чей средний возраст составлял 70 лет — долголетие, которому могли бы позавидовать многие не-хибакуси из других стран мира.
Ногами к эпицентру
Один из уроков Хиросимы состоит в том, что при ядерной бомбардировке можно уцелеть, даже находясь в непосредственной близости от эпицентра. Как правило, люди помнят яркую вспышку, а затем жаркую ударную волну, которая переворачивала и крушила все вокруг них. У каждого своя история выживания. Кто-то работал в саду, кто-то завтракал, кто-то читал газету или спал. Или гулял. Занимался любовью, наконец.
Ядерный взрыв был похож на землетрясение, которым в Японии никого не удивишь и которое застает тебя тогда, когда ты к нему готов меньше всего. Жар проникал сквозь одежду, от взрывной волны вырывало из суставов руки и ноги. У тех, кто находился на расстоянии нескольких километров от эпицентра, была пара секунд на одно движение, которое могло спасти (и часто спасало) жизнь.
Танимото и Мацуо — их история описывается в известном документальном романе Джона Херси «Хиросима» — яркая вспышка застала в дверях дома. Танимото спрятался за двумя камнями в саду, выжил и стал одним из главных героев книги. Мацуо бросился в дом под кровать и… так и остался второстепенным персонажем. Ни одному из них никогда не рассказывали, что делать в случае ядерного взрыва, каждый следовал инстинкту самосохранения.
«В случае ядерного взрыва ложитесь ногами к эпицентру» — в мои школьные годы одна из самых смешных сентенций старины Глускера, нашего учителя по Основам безопасности жизнедеятельности.
«В белых тапочках», — всегда добавлял кто-то. Здесь все звучало неправдоподобно: и сама возможность ядерного взрыва, и то, что в этом случае имеет смысл хоть что-то делать. Для моего поколения атомная бомба стала синонимом тотального разрушения, конца света, на фоне которого любые мускульные усилия казались бессмысленными и избыточными. Если бы на уроках ОБЖ нам рассказывали о тех, кто выжил в Хиросиме и Нагасаки, я бы относился к этой информации по-другому.
Мирный атом
В Токио поняли, что произошло, лишь спустя шестнадцать часов после атаки на Хиросиму — из сообщений американского госдепартамента. Первые часы в японской столице просто отказывались верить «слухам» о чудовищных разрушениях — до того, как с чрезвычайным сообщением с места трагедии вернулся посланный на рекогносцировку офицер вооруженных сил.
Дальнейшие события — вторая атомная бомбардировка и угроза следующих (американцы планировали еще несколько вылетов на вторую половину августа и начало сентября) — способствовали безоговорочной капитуляции Японии. В своей декларации император Хирохито сделал специальное упоминание в отношении ядерного оружия: «Неприятель сегодня обладает новым ужасным оружием, которое способно убивать множество невинных граждан и наносить неисчислимый ущерб. Если мы будет продолжать сражаться, это приведет не только к коллапсу японской нации, но и к уничтожению всего человечества».
Япония, внушавшая ужас своим соседям, закончилась, на ее месте рождалась новая, и какой она будет, не мог предсказать никто.
Хиросима и Нагасаки произвели удивительный эффект, превратив Японию из дворового хулигана в пускающего слюни отличника. Вместо того чтобы озлобиться на окружающий мир за то, как он с ней обошелся, Япония приняла эту трагедию и сделала все, чтобы она больше не повторилась нигде.
На долгие годы Япония стала одной из самых миролюбивых стран мира. В 1967 году японское правительство приняло доктрину «трех безъядерных принципов»: не владения, не производства и не внедрения. Уже в следующем году Япония пообещала всецело бороться за развитие мирного атома и против распространения ядерного оружия. Японские власти делали это во многом под давлением общественного мнения, которое решительным образом пресекало все попытки японских политиков заикнуться о возможности изменения ядерной доктрины.
Во многом усилиям Японии мы обязаны тому образу, который атомная бомба имеет в наши дни, и табуированию использования ядерного оружия, даже в небольших количествах.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»