Авторы
25.06.2008 | Кино
Монстры урокаФильмы мэтров советского кино Романа Балаяна и Сергея Овчарова выглядят выходцами из прошлого
Главными для нашей публики конкурсными хитами первых дней Московского международного кинофестиваля стали фильмы мэтров советского кино Романа Балаяна и Сергея Овчарова. Оба фильма выглядят выходцами из прошлого
Роман Балаян, представляющий теперь Украину и остающийся знаменитым как автор прежде всего «Полетов во сне и наяву», снял «Райских птиц» с Андреем Кузичевым, Олегом Янковским и Оксаной Акиньшиной. Это фильм о том, как в мрачном 1981-м, за четыре года до, как поясняет титр, perestroyka & glasnost, КГБ мочило людей, умеющих летать. Полеты надо понимать как метафору — тех во сне и наяву, тягой к которым обладают истинные творцы. Главные герои: писатель-диссидент, он же гуру независимой молодежи, отсидевший в тюрьмах и собирающийся своим ходом (то бишь полетом, поскольку, повторяю, летает) эмигрировать в Париж. Его юная, тоже летучая леди и молодой талант, автор способного прогреметь на Западе подпольного романа, которого писатель-гуру желает обучить полетам, прежде чем отправиться в парижское изгнание.
Запишите меня в террористы Один из самых любопытных фильмов конкурсной программы первых дней – израильский «Для моего отца» Дрора Захави, анализирующий тонкости страннейшего быта – взаимоотношений между израильскими обывателями и палестинцами, записавшимися в камикадзе-террористы.
Вот что, однако, случается, когда режиссеры старой закалки открывают для себя новые компьютерные технологии. Летают герои и впрямь хорошо. Руководством к их полетам служат в фильме взмывы любовников над Витебском, некогда зафиксированные Шагалом.
В остальном фильм производит впечатление… в который раз приходится писать «двойственное». С одной стороны, хороши актерские работы и сюжет, по ходу которого некоторые из персонажей все-таки улетают в Париж, впрочем находя там буржуазные несчастья. С другой — цены бы не было фильму, появись он году этак в 1992-м. Если бы Балаян располагал тогда, конечно, подобными кинотехнологиями. Сегодня же разоблачать тогдашнее ГБ и воспевать тогдашние таланты, я бы сказал, чересчур самозабвенно.
Но фильм Балаяна хотя бы интересно смотреть. Случай с «Садом» Сергея Овчарова, автора полулегендарных «Нескладухи», «Небывальщины», «Барабаниады» и «Оно», куда более тосклив. Режиссер, знаменитый манерой работать в жанре прибаутки-фарса, полагаю, мог бы сильно изумить и себя, и фестивальную публику, сделав «Сад» про Маркиза de Sade, благо в англоязычном варианте фильм называется именно Sad, никакой не The Garden. Увы, Овчаров взял за основу «Сад» чеховский. Тот, который «Вишневый». Я верю заявлениям режиссера, будто он видел (вероятно, в записи) многие постановки пьесы (верно, и легендарную Анатолия Эфроса). Будто считает «Вишневый сад», в эпицентре которого приобретение имения разорившихся аристократов (читай: интеллигентов) новорусским богачом, произведением предельно актуальным для современной России.
Но я не понимаю, почему Овчаров соорудил в итоге столь пустотелое произведение, исковеркав, изгваздав, ополовинив и ополоумев Чехова так, как не коверкали дилетанты.
Овчаров цепляется за то, что Чехов назвал свое сочинение фарсом. Так тот и «Чайку» определял комедией — и я однажды видел в театре «Чайку» как произведение комическое. Зрелище, надо сказать, было глуповатое, потому что каждую секунду режиссер, тупо следуя своей комической концепции, вынужден был бороться с сопротивляющимся чеховским текстом. Овчаров, у которого все героини — никакие, а все герои — придурки (и Гаев, и Фирс, и Петя Трофимов, и Лопахин), вынужден бороться с неподдающимся остервенелым текстом классика еще более привередливо. Цели этой борьбы мне истинно неведомы, особенно потому, что главным актерским приемом, призванным придать неподдающемуся чеховскому тексту фарсовость, служит самый глупый из эстрадных: пучить глаза.
В итоге фильм кажется еще большим монстром прошлого — выходцем из тех времен, когда режиссеры, пользуясь защитой советской финансовой системы (если уж фильм пропускали редакторы и прочая цензура), могли творить что жаждется, не заботясь ни о каком резонансе типа фестивального, ни о каком контексте типа мирового — ни о киноманской моде, ни о мнении так называемой широкой публики.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.