Великобритания, США
30.04.2008 | Кино
Бритва бредит горломБёртон именно что ненормален, поэтому мыслит и фантазирует не как все
Черный киномюзикл Тима Бёртона «Суини Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит» наконец-то вышел у нас 10 апреля. Вышел не без опоздания, зато, слава богу, и без дубляжа, так что арии вокального дилетанта, хотя и рок-н-ролльщика Джонни Деппа не переозвучены более звучным и безусловно совершенным голосом какого-нибудь Филиппа Киркорова (как это случилось с Ричардом Гиром в «Чикаго»). Массовую публику начинают приучать к субтитрам- это знак кинопрогресса. За годы существования нашей кинорубрики в «Русском Newsweek» речь в третий раз заходит о фильмах Бёртона: первыми двумя были «Чарли и шоколадная фабрика» и «Труп невесты». Мнения о «Суини Тодде» ходили разные. Еще не видя фильм, я расстроился, услышав от хорошего режиссера и большого киномана Алексея Попогребского, кинувшегося поглядеть «Суини» за границей, что фильм, увы, провальный. Но, похоже, я смотрю картины Бёртона сквозь розовые очки (хотя на «Суини Тодда» пристало бы прийти в кроваво-красных). Мне и этот фильм тоже по душе.
Ни один из прежних фильмов Бёртона не заставлял зациклиться на мысли, которая изредка одолевала при просмотре даже таких его картин, как «Бэтмены» или «Марс атакует!»: фантазия Бёртона оттого неповторимо филигранна, что болезненна, слегка извращенна. Кто другой придумал бы таких марсиан с черепами вместо лиц и обнаженными мозгами вместо волос? Большинство нормальны - Бёртон именно что ненормален, поэтому мыслит и фантазирует не как все.
«Суини Тодд» - фильм стильный, монохромный, серо-стальной, суровый на вид, примерно как «Город грехов». Монохром по-прежнему кажется явлением артистическим, хотя и стал типичным эстетическим элементом гламура. Вдобавок это опера.
Одноименное произведение Стивена Сондхейма, по которому снят фильм, язык не поворачивается назвать мюзиклом: музыка не «мюзикальная», не эстрадная, истинно симфоническая.
И вот в этой опере, монохромно перенесенной на экран, после классического вступления - рассказа о главном персонаже, которого несправедливо обвинили, упрятали в застенки и у которого угробили семью, - вдруг начинается такая кровища! Персонаж-мститель режет глотки, причем не только тем, кому собирался, а направо и налево. Нет-нет, отчего же направо-налево? Поскольку он цирюльник, то истребляет тех, кто сидит в его кресле, придя побриться. Трупы же с помощью механизма сваливает на нижний этаж, где обитает деловая миссис Лаветт, владелица пекарни (в главной женской роли Бёртон в очередной раз снял жену - Хелену Бонэм Картер). Мясо в Лондоне дорого, а пирожки печь надо. Вскоре пирожки приобретут статус фирменных.
В момент перерезания глоток фильм Бёртона, как и «Город грехов», теряет монохромность. Кровь ярко-красная. Более неожиданного перехода из стилистической игры в натурализм экран еще не знал. Более кровавого фильма-оперы тоже не бывало. Призрак оперы - явно отдыхает рядом с Суини Тоддом. Вы скажете: а при чем тут Бёртон? Не он же изобрел Суини Тодда? Ах, дамы и господа! Можно ли сравнить театральную кровь - и кинокровь? Разные степени условности (вы же никогда не поверите, что человека на сцене зарезали по-настоящему?). Разные планы. У кино есть один, именуемый крупным, - в театре такового нет и быть не может. Но Бёртон в сценах перерезания глоток предпочитает именно крупные планы.
Конечно, это отчасти стёб. Он уже в том, что Бёртон позвал на одну из проходных ролей Сашу Барона Коэна - Бората, которого мир не может воспринимать серьезно. Стёб в том, что кровь выглядит на экране не кровью и даже не клюквенным соком, а томатным.
Стёб в том, что фильм не случайно - не только количеством искусственной крови - напоминает об «Убить Билла». Есть гораздо более тесная связь. «Убить Билла» - фильм-балет. «Суини Тодд» - фильм-опера.
Стёб в том, что фильм можно рассматривать как экранизацию стишков про девочку, что «в поле гранату нашла». Впрочем, что наши стишки - Бёртон сам в этом стёбном жанре большой специалист. У меня есть его книжка (а вы ведь, признайтесь, и не подозревали о таком виде его деятельности) The Melancholy Death of Oyster Boy - «Скорбная смерть устричонка». Все стишки там иллюстрированы автором - теперь понятно, откуда стиль его анимационных «Кошмара накануне Рождества» и «Трупа невесты». Такой, например, стишок (написание бёртоновское):
The Boy with Nails in His Eyes
put up his aluminum tree.
It looked pretty strange
because he couldn’t really see.
Вольный нестихотворный перевод автора этих строк: «Мальчик с гвоздиками, вколоченными в глазки, наряжал свою алюминиевую елку. Получилось хреновато, ведь он и правда ни фига не видел».
Иллюстрация к стишку - смешной огромномордый условный мальчик, из-под вбитых в глазки гвоздиков течет кровушка - прямо как у ослепленного Джонни Деппа в «Однажды в Мексике». Шутник, однако, Бёртон.
Между тем у фильма есть и серьезный подтекст. Самый серьезный обнаруживают в нем его создатели - и нечего лишать их авторского голоса. Автор музыки Стивен Сондхейм: «Это история о мести и о том, насколько она саморазрушительна.В определенном смысле это классическая трагедия, повествующая о человеке, который решает отомстить, но при этом губит себя». Один из продюсеров фильма Уолтер Паркс: «В этом фильме наши самые жестокие порывы сочетаются с самыми нежными чувствами и эмоциями. Именно столкновение столь противоречивых качеств обусловливает невероятную силу и мощь этой картины». Ни прибавить. Только то можно прибавить, что герой-маньяк внезапно ощущает себя в финале не ангелом мести, а истинным слугой дьявола - хотя никак не претендовал на такую роль.
Про еще более серьезное: фильм можно рассматривать и как сатиру на человечество вообще. Сюжет про маньяка-парикмахера и популярный людоедский ресторанчик доводят до мрачного абсурда известную формулу: «Человек человеку - волк». Ведь неглавные персонажи фильма гораздо омерзительнее Суини Тодда: они не убивают напрямую, но пожирают других с еще большим остервенением.
Фильм можно рассматривать и как сатиру на идеи «зеленых». Идея о том, что есть мясо убитых животных плохо - мы же все одной крови, - перевернута с ног на голову. Равенство достигнуто, но другим путем: человеческое мясо рассматривается в общем ряду рекомендованных к употреблению продуктов. Один из ударных моментов - певческий дуэт Суини Тодда и миссис Лаветт про будущее их лавчонки-ресторанчика. Что лучше - мясо политика, адвоката или священника? Наверняка кто-то предпочтет постное мясо матроса - оно ведь вдобавок натурально просолено. Ах да, позовите меня, когда в вашем ресторане появится блюдо из жирного судьи!.. И впрямь, если ты ешь мясо, задумываясь лишь о его кондициях, то не все ли равно, чье мясо есть?
Однако от серьезных смыслов фильма вновь невольно возвращаешься к менее серьезным, которые возникают на краю сознания. И они вновь касаются нетрадиционного мироощущения Бёртона.
Один из странных смыслов фильма - превращение опасного, но позитивного (важного для становления политкорректного отношения к чужим) Эдварда Руки-ножницы, которого тоже сыграл Депп, во Фредди Крюгера (в какой-то из серий про Фредди Депп дебютировал как киноактер).
Упомянутая нами визуальная извращенность Бёртона проявляется в том числе в изображении собственной супруги. Надо по-особому обожать супругу, чтобы ни разу не показать ее с человеческим лицом. В «Суини Тодде» ее лицо отражается в разбитом зеркале, что делает ее посетительницей исчезнувших у нас аттракционов «кривых зеркал». В «Трупе невесты» она озвучивает невесту с того света, регулярно теряющую глаз. В «Большой рыбе» она была одноглазой ведьмой. В ремейке «Планеты обезьян» - мартышкой.
Я бы на ее месте призадумался - несмотря на пару общих детей. Когда он садистски изобретательно угробил в фильме свою прежнюю супругу Лизу Мари (ту, которая изображала марсианскую грудастую модель-шпионку в «Марс атакует!» и страшно погибла в пронзенном иезуитскими иглами саркофаге в «Сонной лощине»), Бёртон, словно бы избавившись от наваждения, тут же развелся.
ТОДД, ДА НЕ ТОТ
Суини Тодд – фигура легендарная, хотя и потерявшаяся в тени гораздо более скромного и более позднего Джека-потрошителя. Как рассказывают создатели фильма в официальном пресс-релизе, возможно, он тоже существовал на самом деле. Молва приписывает ему как минимум полторы сотни убийств. Но столь же вероятно, что Суини придумал Томас Пеккет Прест, чей роман «Нитка жемчуга» вышел в Англии в 1846 г. и вскоре был переложен в пьесу. После этого Суини Тодд не раз становился объектом внимания и в конце концов поразил воображение композитора Стивена Сондхейма. Его мюзикл «Суини Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит» в конце 1970-х был поставлен на Бродвее, потом в лондонском Вест-Энде и получил восемь театральных «Оскаров» – «Тони». Делая кино про Лондон, Бёртон привлек прежде всего британских актеров. Поэтому его «Суини Тодд» оказался своего рода «филиалом» киношного «Гарри Поттера», откуда пришли сразу три значимых актера, играющих значимых персонажей: та же Хелена Бонэм Картер, а еще Алан Рикмен и Тимоти Сполл (в киношном «Гарри» – притворная крыса Рона Уизли).
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.