23.04.2008 | Наука / Общество

Рулетка для души

Каким прибором и в каких единицах можно померить ум, талант, честность?

«Ума у него – на троих хватит!», «этот, конечно, талантливей, зато тот упорней и аккуратней», «совести ни капли» – привычно говорим мы. Говорим и даже не задумываемся, что в основе этих выражений лежит вполне определенное представление о человеке. Все они подразумевают, что психические качества имеют количественное выражение, и их можно померить точно так же, как физические параметры – рост, вес или возраст. Но для физических величин у нас есть единицы измерения – метр, килограмм, год – и процедуры, позволяющие сравнить измеряемый предмет с эталоном. Часто у нас есть даже специальный инструмент или прибор:

рост мы меряем линейкой или рулеткой, вес – весами. А каким прибором и в каких единицах можно померить ум, талант, честность?

Как хотя бы узнать, сколько там самостоятельных величин, подлежащих измерению? Уверены ли мы, что ум математика, формулирующий новую теорему, и ум мошенника, моментально выделяющий в толпе потенциальную жертву и тут же составляющий план выуживания у нее денег, – это одно и то же качество? А смелость человека, усилием воли подавляющего естественный страх, и человека, вовсе не ощущающего страха, – это наверняка две разных смелости. И померить их одним инструментом так же невозможно, как определить одним прибором силу сжатия пружины и силу тока.

Тем не менее примерно со второй половины XIX века наука, вдохновленная успехами количественного подхода в физике, начала все шире применять его и к более сложным явлениям – от механизма биологической наследственности до структуры стиха.

«Измеряй все, что можешь!» – провозгласил выдающийся ученый, основатель биометрии Френсис Гальтон.

Этот путь должен был рано или поздно привести к попытке замерить психические качества и возможности человека.

Измеряй, но проверяй

Для современного читателя тут на первый взгляд нет никакой проблемы. Все мы выросли в мире, наполненном разного рода психологическими тестами – наборами вопросов или заданий, ответы на которые после соответствующей обработки (в простейшем случае – подсчета условных очков, начисляемых за каждый ответ) позволяют определить, насколько у отвечавшего развито то или иное качество. Откуда эти тесты взялись, почему для измерения ума или тревожности выбраны именно такие вопросы, кто и как определил «цену» того или иного ответа, мы не знаем, но полагаем, что это известно специалистам, составлявшим тест.

Кстати,

понятие «тест» в словарь психологии ввел именно Френсис Гальтон.

Однако кроме самого слова (значащего по-английски просто «проба») этот разносторонний талант не оставил заметного следа в истории психологического тестирования – его собственные тесты были основаны на предположении, что тонкость и острота органов чувств человека коррелирует с его умственными способностями. Как только дело дошло до экспериментов, гипотеза Гальтона, мягко говоря, не подтвердилась.

Между тем опытные учителя давно заметили: до определенного возраста никакой ребенок не может успешно выполнять задания определенного типа. Скажем, двухлетнего ребенка невозможно научить читать (хотя он может уверенно называть все буквы). В четыре года для собственного удовольствия читают лишь единицы-вундеркинды, в пять – небольшая, но уже вполне заметная часть детей и т. д., пока не дойдет до тех немногих, кто в принципе не может осилить грамоту (вероятно, в силу каких-то патологий развития). Проверив такие задания на большом числе детей, можно построить соответствующую кривую (это окажется хорошо знакомая статистикам колоколообразная кривая нормального распределения – гауссиана), на которой потом можно будет найти место каждому вновь проверяемому ребенку: вот этот попадает в 10% самых лучших, а этот – как раз возле серединки... Правда, для этого нужно иметь набор контрольных заданий для каждого возраста:

то, что в семь лет доступно только самым развитым, в десять умеют почти все.

На рубеже XIX – XX веков психология была совсем молодой наукой, а возрастная психология и вовсе еще не родилась. Казалось само собой разумеющимся, что ребенок с возрастом умнеет, это выражается в успешности выполнения им школьных заданий, а значит, таким образом можно измерить ум. Тест, созданный французскими психологами Альфредом Бине и Теодором Симоном, был не первой попыткой такого измерения, но, вероятно, наиболее тщательно проработанной и статистически обоснованной. С 1905 года он широко применялся во Франции для определения пригодности ребенка для обучения в обычной школе. Чуть позже, в годы первой мировой войны психолог из Стэнфордского университета Льюис Термен модифицировал его для определения умственных способностей призывников – кого имеет смысл брать в артиллерийские расчеты или аэродромную обслугу, а кому лучше не доверять ничего сложнее швабры. В таком ограниченном качестве – экспресс-оценки интеллекта для грубой первичной сортировки большого числа людей – этот тест (вернее, целая группа тестов, получившая название «батарея Стэнфорд – Бине») работал довольно эффективно.

Однако по мере применения тестов и накопления полученных результатов росли и сомнения в том, что именно эти результаты отражают.

Все менее однозначной казалась психологам связь между умом и школьными успехами. Спору нет, дети со слабым интеллектом практически всегда учатся плохо. Но мы знаем, что очень многие обладатели мощного и даже выдающегося ума в школе тоже не блистали успехами или, по крайней мере, учились крайне неровно. А с другой стороны, не так уж мало школьных отличников оказывались плохо приспособленными к самостоятельной жизни, теряясь всякий раз, когда ситуация требовала хотя бы небольшого отклонения от стереотипов. Получается, что если внизу «шкалы» наш измерительный инструмент работает достаточно надежно, то на противоположном краю его показания все сильнее расходятся с нашими интуитивными представлениями.

Еще одной проблемой стало сравнение интеллекта людей, принадлежащих к разным культурам. К

ак известно, США – страна иммигрантов, однако в 1910-х годах американские власти уже стремились пропускать поток новых граждан Америки через фильтры, отсеивающие социальный балласт. В частности, одной из задач было недопущение в страну людей с ограниченным интеллектом. Поскольку о полноценном клиническом обследовании всех искателей счастья не могло быть и речи, иммиграционные службы прибегли к тестам. Результаты оказались сокрушительными: в первый же год применения тестов 79% итальянцев, 80% венгров, 83% евреев и 87% русских были признаны слабоумными. И хотя все это происходило за несколько лет до появления тестов Стэнфорд – Бине, уже тогда встал вопрос о том, насколько результаты тестирования зависят от культурных навыков испытуемых – прежде всего от владения языком, на котором сформулированы тестовые задания.

Отделить мух от котлет попытался главный психолог клиники «Бельвью» Дэвид Векслер (сам, кстати, иммигрант – он родился в Румынии и попал в США в шестилетнем возрасте). В 1939 году он разработал собственный комплект тестов (так называемые «тесты Векслер – Бельвью»), основанный в общем-то на тех же идеях, что и тесты Стэнфорд – Бине, но более гибких и менее зависимых от культурного багажа тестируемых.

Часть векслеровских тестов вообще не требует каких-либо словесных ответов: испытуемый должен, например, завершить схематическую картинку, уловив закономерность, которой подчиняется ряд других таких картинок.

Векслер разработал также специальную шкалу, на которой тот или иной результат выполнения всей батареи тестов отображался неким числом – «коэффициентом умственного развития» (IQ). Этот термин был введен еще в 1911 году немецким психологом Вильямом Штерном, но только после работ Векслера вычисление IQ оказалось более-менее стандартизовано.

Шкала и батарея тестов Векслера очень быстро приобрели огромную популярность во всем мире – и стали объектом самой яростной критики.

Вероятно, подобная судьба ждала бы любую методику, претендующую на измерение интеллекта: ведь если кто-то умнее, это значит, что кто-то другой глупее. А числиться дураком никому не хочется – особенно если от результатов тестирования IQ зависит поступление в престижный университет, прием на работу или повышение в должности. Поскольку в подобных тестах белые постоянно демонстрировали превосходство над чернокожими, мужчины – над женщинами и т. д., психологов обвиняли в расизме, мужском шовинизме и попытке научно обосновать неравенство между людьми.

В этих обвинениях, конечно, было немало предвзятости, идеологической ангажированности и просто откровенной демагогии.

Однако сами энтузиасты тестирования отмечали, например, что если предложить одному и тому же человеку два раза подряд пройти тест на IQ (естественно, с разными заданиями), то второй результат почти всегда окажется заметно лучше первого.

Поверить, что интеллект конкретного человека за час вырос на 10 – 15 пунктов, очень трудно. Остается предположить , что это результат обучения и тренировки: впервые проходя тест, люди знакомятся с логикой его заданий и во второй раз действуют увереннее и быстрее. Конечно, это действует только на новичков – после третьего тестирования результаты уже практически не меняются. Однако полностью исключить или скомпенсировать влияние всех «посторонних» факторов оказалось не так просто, как первоначально надеялся Векслер. Он перерабатывал, видоизменял и редактировал свои тесты до самого конца жизни: последняя авторская версия увидела свет в 1981 году, а в 1998-м ученик Векслера Алан Кауфман еще раз переработал тест учителя. Параллельно многие видные психологи разрабатывали собственные версии тестов на IQ (в частности, в Европе наибольшую популярность получили тесты англо-немецкого психолога Ганса Юргена Айзенка). Но еще никому не удалось придумать тест, успешность выполнения которого зависела бы только от интеллекта – и ни от чего больше.

Один за всех и все за одного

В сущности, разработчики тестов уперлись в то, о чем с самых первых шагов психологии предупреждали теоретики:

человека даже условно нельзя представлять совокупностью качеств, проявляющихся независимо друг от друга. Пытаясь измерить любое из них, мы неизбежно обнаруживаем, что его значение зависит от множества других.

Это хорошо демонстрирует все тот же тест Векслера. Он состоит из нескольких (в классическом варианте – 11) субтестов, каждый из которых проверяет какую-нибудь грань интеллекта. Внутри каждого субтеста задания расположены по школьному принципу – от самых легких к самым трудным. Казалось бы, логично: при ином порядке есть риск, что испытуемый, застряв с самого начала на задании, которое ему не под силу, истратит на него все время и не решит того, что мог бы решить. Однако эксперименты показали, что некоторые испытуемые гораздо успешнее выполняют те же задания, если они предъявлены в случайном порядке. Оказывается, размещение самых трудных заданий (с которыми большинство испытуемых не справляется) в конец субтеста приводит к тому, что при завершении каждого этапа теста у человека возникает ощущение неудачи. А это сразу же снижает мотивацию – что и отражается на результатах.

Еще сильнее влияет на прохождение теста уровень тревоги: человек щелкает тестовые задания, как орешки, просто ради развлечения, но убедите его, что от результатов тестирования зависит, примут ли его на работу, – и он не справится даже с самыми легкими задачами.

Столь же сильно влияние оказывают и другие вроде бы не связанные напрямую с интеллектом качества: азарт, сосредоточенность, чувствительность к мнению окружающих и т. д.

В свете этого становятся понятными скандальные данные о значительных различиях в показателях IQ у представителей разных рас. В 2005 году американские психологи Филипп Раштон и Артур Дженсен, проанализировав огромный массив результатов IQ-тестирования самых разных групп людей и взяв специальные поправки на влияние социально-культурных факторов, представили сводные результаты. Оказалось, что самым высоким «среднерасовым» IQ обладают монголоиды – около 106 единиц. Дальше идут европеоиды – около 100, а у негроидов показатели значительно ниже: 85 – для американских негров и 70 (граница нормы и клинического слабоумия!) – для африканцев.

Публикация наделала много шуму: прогрессивная общественность была в шоке, расисты воспрянули духом – «мы же вам говорили!». Но для того, чтобы правильно оценить эти данные, необходимо вспомнить о давно известных биохимических отличиях негроидов от остальных рас. Биохимическим «предком» пигмента меланина, окрашивающего человеческую кожу, служит вещество диоксифенилаланин (ДОФА). Но ДОФА в организме превращается не только в меланин, но и в дофамин – важнейший нейромедиатор и одновременно сырье для других сигнальных веществ – адреналина и норадреналина. У чернокожих повышено содержание всех предшественников меланина – а значит, у них выше и уровень «родственных» ему медиаторов и гормонов. Это делает их более моторными, ритмичными, пластичными в движениях, способными к быстрой мобилизации резервов: недаром чернокожие американцы, оставаясь меньшинством в населении США, давно стали большинством в спортивной элите, а высшая похвала белому музыканту-ударнику – «ты играешь, как черный». Но за это приходится платить – большей импульсивностью поведения, меньшей усидчивостью. Вот это-то прежде всего и отразил злополучный IQ. По той же причине несмотря на все специальные компенсаторные программы чернокожие школьники в среднем (именно в среднем!) учатся хуже, чем их белые сверстники. Это не значит, что они глупее – просто их ум больше полагается на другие механизмы и операции, не отраженные ни в школьной программе, ни в тестах на IQ.

Но тогда резонно спросить:

а сколько же всего разных типов (или составляющих) интеллекта можно выделить? И если они такие разные, есть ли в них вообще что-то общее, что дает нам право называть их одним словом – не говоря уж о том, чтобы мерить единой мерой?

На первый вопрос современная психология может твердо ответить: много. Не один и не два. Например, американский психолог Ховард Гарднер в 1983 году постулировал как минимум семь самостоятельных типов интеллекта: языковый, музыкальный, логико-математический, пространственный, телесно-кинестетический (владение телом и манипулирование предметами), внутриличностный (понимание себя) и межличностный (понимание других). Впрочем, в более поздних работах Гарднера появляется еще и особый «естественнонаучный» интеллект, а за ним – и «экзистенциальный»... Другие специалисты выделяют типы интеллекта по-другому, но сама идея их множественности прочно вошла в круг психологических представлений. А это ставит под сомнение саму принципиальную возможность измерения и сравнения друг с другом интеллекта конкретных людей: это все равно, что сравнивать вольты с секундами, а килограммы – с квадратными метрами. «На самом деле психодиагностики как области знания не существует, поскольку современный уровень психологической науки не позволяет на основе индивидуального результата выполнения той или иной психологической методики (психометрического теста способностей, личностного опросника, проективной методики и т. д.) перейти к психологическому диагнозу и тем более к прогнозу поведения конкретного человека», – пишет современный российский психолог, заведующая лабораторией психологии способностей Института психологии РАН Марина Холодная.

К этому следует добавить (даже рискуя окончательно разочаровать читателя), что

численные значения того же IQ, строго говоря, не могут считаться количественной оценкой.

Любое количественное измерение основано на эквивалентности измеряемого объекта какому-то числу единичных: ведро вмещает столько же воды, сколько десять литровых банок, килограмм пластита причинит такие же разрушения, как 2,5 кг тротила, на двухкиловаттном обогревателе будет выделяться вдвое больше тепла, чем на киловаттном и т. д. К IQ это заведомо не относится: два человека с IQ 70 не решат задачу, которую решает один человек с IQ 140.

На самом деле IQ – это своего рода координата, место на шкале. Мы уже знаем, что любой сколько-нибудь серьезный тест начинается с того, что тестовые задания опробуются на очень большом числе людей. Если эта выборка достаточно велика и правильно подобрана, она может служить моделью всего населения. Это позволяет, определив IQ тестируемого, сообщить ему, в какую часть населения он попадает.

Так работают не только тесты, определяющие интеллектуальный уровень, но вообще все количественные психологические тесты. И если умственные способности друг друга люди более-менее успешно оценивали и без всяких тестов, то другие показатели (открытость-замкнутость, тревожность-беспечность, принципиальность-беспринципность и т. д.) не всегда столь очевидны. Для этих целей

англо-американский психолог Реймонд Кэттелл создал собственный комплексный личностный тест – опросник из 181 пункта, ответы на которые позволяют охарактеризовать 16 различных черт личности.

Психологи и психотерапевты во всем мире широко пользуются 16-факторным тестом Кэттелла (как и многими другими популярными тестами), но для них это скорее способ быстро составить самое общее представление о личности – чтобы потом уже начинать содержательный разговор.

Другое поле, где тесты оказываются весьма полезны, – это массовые исследования. Как бы ни был несовершенен тот же тест на интеллект, какие бы влияния его ни искажали, в большой выборке это усредняется (конечно, если она биологически и культурно однородна), и с полученной цифрой можно работать. Например, вычислить корреляцию между показателями разных типов интеллекта. Психологи так и сделали – и обнаружили вполне достоверную корреляцию между ними. Может быть, они все же не вполне независимы, и основу каждого из них хотя бы отчасти составляет тот неуловимый единый  фактор, который мы зовем человеческим умом?

Расскажите мне обо мне

Впрочем, подавляющее большинство людей сталкивается с психологическими тестами не в кабинете психолога, а в популярном сборнике, в журнале или в интернете. В последнее время на нас непрерывно сходит лавина тестов «для собственного употребления» – начиная от адаптированных версий самых авторитетных опросников (Айзенка, Векслера, Кэттелла, MMPI и других) до абсолютных самоделок вроде «Какая вы пряность?» или «Кем бы вы были в мире Гарри Поттера?».

– Это, конечно, не имеет отношения к науке, – говорит психолог-консультант Маргарита Жамкочьян. – Такие тесты, безусловно, имеют право на существование – где-нибудь между кроссвордами и гороскопами. И это касается не только «пряностей» и персонажей поттерианы, но и тестов вроде бы серьезных, но предполагающих самостоятельный подсчет результатов. Вы обратили внимание, что у всех, кто проходил тесты Айзенка на IQ по книжке или в интернете, IQ получался намного выше среднего?

Тесты оказываются не только инструментом профессионального исследования и диагностики, но и элементом повседневной культуры. Можно, конечно, сказать, что это кич, ширпотреб, массовая культура, но это не объясняет главного: что ищут люди в этих тестах?

По мнению Маргариты Жамкочьян, нынешнее увлечение тестами даже в самых комичных формах отражает вполне серьезную потребность современного человека: разобраться в самом себе, получить представление о своей индивидуальности. В известном смысле – получить подтверждение своего существования в этом мире.

Резкое расширение индивидуальной свободы и постепенное исчезновение границ между людьми – социальных, религиозных, этнических и прочих – имеет оборотную сторону: у человека не остается той общности, с которой он себя идентифицировал, чьими глазами он смотрел на себя и оценивал себя («что люди скажут?»). В современном обществе человек вынужден сам строить представление о себе и оценивать себя. Решая эту задачу, он хватается за все, что может сыграть роль зеркала, – в том числе и за психологические тесты. В Европе и Америке пик увлечения ими пришелся на 40-е – 50-е годы прошлого века. У нас этот бум, похоже, только начинается – вместе с резким поворотом общества к индивидуалистическим ценностям.

Пока, правда, неясно, может ли результат тестирования побудить человека к попытке изменить свою личность или (что вероятнее) люди черпают из тестов лишь то, что им хочется видеть, что подтверждает их внутреннее представление о себе.

Источник: «Вокруг света» № 3, 2008,