(в)МЕСТОслов / Павел Семченко и Владимир Волков
Авторы
В петербургском клубе The Place с аудиовизуальным перформансом "(в)МЕСТОслов" выступили актер театра АХЕ Павел Семченко и контрабасист Владимир Волков. Нравоучительные четверостишия", положенные в основу перформанса, были написаны Пушкиным совместно с поэтом Николаем Языковым в Тригорском. Этот плод дружеских поэтических забав — пародия на морализаторские сентенции, мини-басни про животных с неизменным нравоучением в конце, банальным до неприличия и потому комичным. К пушкинским безделкам "ахеец" Павел Семченко примешал фирменный абсурд с самоистязаниями, поджогами и возней со странными предметами, а Владимир Волков не только аккомпанировал манипуляциям товарища, но и участвовал в них как натуральный актер. Действо получилось завораживающее, на стыке смешного, страшного и трагического.
АХЕ и, в частности, Павел Семченко ищут темы и идеи для своего театра в слепых пятнах культуры и конструируют бессмысленные маленькие чудеса из собственных тел, мусорных предметов (коробочек, палочек, пакетиков), огня, воды и света. Здесь в каждой machina — свой deus, каждый человек на сцене — демиург. Владимир Волков вписался в эту среду как нельзя лучше, а его знаменитый вкус к импровизации проявился теперь и на театральной сцене.
Характерно, что оба участника перформанса практически не репетируют, лишь намечая основные точки драматургии. "Где тут коробочка такая была?" — спрашивает Павел прямо во время действия. "Не знаю,— пожимает плечами контрабасист, выводя пассаж.— Ты поищи, а я пока поиграю". Их совместный спектакль уже игрался в "Антресоли" и в The Place, но продолжает прогрессировать и видоизменяться.
"(в)МЕСТОслов" — сложносочиненная система, эксперимент надо всем сразу. На задник сцены проецируется вращающаяся грампластинка. Чуть позже пластинку меняют на изображение с маленькой видеокамеры, прикрепленной к волчку на сцене: этот волчок "выбирает" ноту для Волкова и четверостишие для Семченко. Потом "ахеец" надевает на голову конструкцию из проволок с камерой, снимающей его анфас с расстояния полуметра, и на экране появляется вымазанная белым гримом верхняя часть лица. Контрабас импровизирует в заданной волчком тональности и эмоции: то нагоняет страху, когда актер душит себя полиэтиленовым пакетом, то кривляется и ерничает, когда пожар из-за "неудачного" эксперимента вот-вот охватит сцену, то забирается на макушку музыканта и вторит его поступи осторожными штрихами, то рисует нам мстительную пчелу, нашедшую смерть на лбу у медведя (четверостишие "Мстительность").
Скакание на одной ножке с контрабасом в обнимку, игра на инструменте, водруженном на голову, делает этот увесистый струнно-смычковый агрегат равноправным участником зрелища. Павел Семченко каждому из одиннадцати стихотворений противопоставил по трюку, и каждый — результат шальной и вдохновенной инженерной мысли. В финале каждого трюка он декламирует коротенькое четверостишие — и каждый крошечный опус Пушкина—Языкова кажется убийственно долгим, а звучит почти как крик души поэта. Ведь, и правда, как глубоко. "Два раза два — четыре", "Всяк следует своей природе"... Господа Волков и Семченко — в том числе.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.