Авторы
Когда б меня призвал патриарх Алексий II, я б сказал ему:
"Ваше святейшество, я историк, мне приходилось много читать страшного и о страшном, но сегодня меня переполняет печаль. Вот уже скоро год как от начальства уполномоченные люди ничтоже сумняшеся учат нас, что отечественная наша история - исключительно предмет гордости, а все "темные страницы", образовавшиеся там по грехам нашим, подлежат забвению, дабы создать в новой России, "восставшей с колен", безупречно "счастливое поколение". Причем забвение это вовсе не требует покаяния.
В числе прочего и сталинская - самая людоедская - эпоха в истории богоборческого коммунистического государства оправдывается на том основании, что будто бы в те времена был совершен великий скачок к государственному могуществу.
Ваше святейшество, скажите же публично, и голос Ваш будет услышан, что не бывает отпущения грехов без покаяния. Что нераскаянному грешнику не видать счастья. Что христианскому духу противно языческое любование имперской мощью, не направленной к несомненному добру. Что христианский взгляд в прошлое никак не может не содержать смиренного сокрушения о грехах предков.
Ныне для того есть превосходный повод. Вчера в московском Доме кино впервые был показан в России публично фильм Анджея Вайды "Катынь". Посмотрите его. Не был по сю пору и неведомо будет ли когда предложен лучший способ примирения русским и полякам на истинно христианском основании. Но даже не это самое существенное. Фильм этот живо и ясно показывает, как сокрытие и отрицание преступления уродует и даже вовсе убивает людей, подчас к преступлению и непричастных. Это ведь прямо нам и в домашних наших делах полезный урок.
Скажите, что фильм этот следует показывать в лучшее время по всем российским каналам вместо не менее кровавого, но вполне душепагубного "блатняка". Скажите, что надобно прощать обиды, но пагубно упорствовать во грехе..."
Патриарх терпеливо выслушал горячую и сбивчивую мою речь. Затем, несколько поразмыслив, вызвал протоиерея Всеволода Чаплина, ведающего внешними церковными сношениями. Отца Всеволода благословил он связаться с польским посольством и абонировать место на вечерний показ. Неожиданное явление предстоятеля Русской православной церкви произвело поначалу в зале даже некоторое смущение, которое, впрочем, под впечатлением страшного зрелища быстро улеглось и даже вовсе забылось. Но по окончании ленты в подавленно затихшем зале патриарх возвысил голос и произнес...
Однако тот радикальный поворот в духовной атмосфере нашего отечества, который был следствием патриаршего слова, лучше пусть опишут будущие историки.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
