20.03.2008 | Концерт / Литература

Старушка с пэпэша и Чаттануга

Людмила Петрушевская в жанре кабаре

Рассказывают, что год назад  такой вечер Людмилы Петрушевской уже был в театре Елены Камбуровой. И тогда, и сейчас его жанр был заявлен как «кабаре», и тогда, и сейчас в его программе было по паре всякой твари, к которой приложила руку  разнообразно талантливая Петрушевская: мультфильмы, шляпы, куклы, стихи, песни. В общем – малая форма, а не известная всем проза и драматургия. Только нынешний вечер был приурочен к выходу в издательстве «Амфора» книги «Парадоски», из которой Петрушевская время от времени читала коротенькие стихи, и в памяти сразу застревали строчки, похожие на афоризмы: «тропинка - это созданная волей народа  кривая дорога», «дети праведника будут награждены его продолжительной старостью», «и только от немощных остаются мощи».

Все началось с того, что  показали похожий на оживший комикс мультфильм «Беседы К. Иванова», который Петрушевская нарисовала на домашнем компьютере, важно названном «Студия ручного труда». Тут Ленин, стоя на собственном мавзолее, кричал вниз, в толпу демонстрантов, что-то про батон,  протечку и Аллу Борисовну в духе кухонных реплик с картин Ильи Кабакова. А потом героиня вечера с режиссерской гордостью рассказывала, что у ее студентов-аниматоров фраза лже-Ленина «Правильной дорогой идете товарищи! Шутка» - уже стала поговоркой. 

Петрушевская хотела, чтобы было похоже на настоящее кабаре – не то концерт, не то театр, не то цирк. Выходила в летучей накидке, сетчатых перчатках без пальцев и широкополой шляпке с цветами, на сцене поставила вешалку с еще одной шляпой, обозначив театральную костюмерную, а ее пятеро музыкантов являлись в виде клоунов, один даже с размалеванным лицом и шариком на носу.

Бог знает, получилось ли таким образом кабаре – наверное нет, для этого в театре Камбуровой слишком глубокий темный зал, скрывающий зрителей, а кабаре требует прямого контакта,  к тому же здесь кажется слишком немолодая и почтительная публика, стыдящаяся громко хохотать и притопывать в такт. А хохотать и притоптывать хотелось ужасно потому, что, как выяснилось, Петрушевская – настоящая клоунесса и ее накидки и шляпки отсылают не к каким-нибудь мирискусникам с дамами серебряного века, а прямиком к Тулуз-Лотреку с его насмешливыми и немного печальными кабаретными дивами.

Она пела не просто песни, а заезженные шлягеры, к каждому из которых сама сочинила новый текст, иногда возникший из попыток сделать новый перевод. Пела, лихо переходя с французского, немецкого или польского на русский «Шанз Элизе», «Жизнь в розовом свете», «Утомленное солнце» и «Лили Марлен», пела надрывную «Мурку», предупредив: «Один куплет – перевод с польского, а остальное…» и махнула рукой. Запомнилась строчка: «Теперь его мобильник стал для меня могильник». Потом рассказала, что как-то ей пришлось петь в богатом клубе и сонные посетители, услышав первые такты «Мурки»  вдруг оживились и закачались в такт. Пела то каким-то странным несовременным дребезжащим тембром, будто  с пластинки 30-х годов, то вдруг мощным разливом, покрывая голосом зал поверх микрофона. Пела, безупречно держа ритм, с оттяжечкой выдавая танго, лихо отбивая синкопы  и притопывая в такт – видно было, что ей и правда впору танцевать. После концерта Елена Камбурова сказала, что теперь видит, что это настоящее пение, а не просто так.

Слова иностранных шлягеров, вдруг ставших русскими песнями, хотелось записать, чтобы тоже их петь потом, хоть на кухне. От «Шанз Элизе» в памяти почему-то остался обрывок «хоть президент, хоть конь в пальто…» и впечатление, что это звучало уместно. Из заводной «Чаттануги» - «Трали-вали, выпьем в баре, все путем!» и «А вот и Чаттануга и там стоит подруга!». Для песни «В Кейптаунском порту», которая уже имеет четыре русских текста, не говоря о первоисточниках на  идише и английском, Петрушевская сочинила еще один смешной вариант про старушку и ментов, где события развиваются весьма кроваво: «Старушка не спеша достала пэпэша». И теперь Псою Короленко в его «Шлягер века», где он соединил все варианты «Бай мир бисту шейн», придется включить и этот вариант монолога старушки: «Я ветеран войны, я снайпер мне придется вас убрать».

В этом вечере было чудесное ощущение домашнего концерта, в первую очередь оттого, что и пение, и чтение Петрушевской выглядело не работой, а удовольствием для себя и для других. Было видно, что ей важны глаза, в которых симпатия и радость, что ей не наплевать, что она волнуется и, сбиваясь, смешно тушуется, а потом выруливает так весело, что получается еще лучше.  

Да, на сцене Петрушевская действительно выглядела лотрековской клоунессой – едкой и наивной, смешной и сентиментальной, и рядом с ней традиционная клоунада музыкантов казалась грубоватой и не нужной. В Петрушевской-актрисе как-то удивительно сочетались залихватскость с беззащитностью. Бешеный драйв, который был в ее песнях, - с трогательной, почти стыдливо бормочущей интонацией стихов и «парадосок». Но самым поразительным было впечатление, совсем не связанное со сценой: просто понимание, что ты встретил человека, которого так распирает творческая энергия во всех возможных видах, что концерт – лишь слабая возможность выпустить пар и не взорваться, а всего мы не сможем ни увидеть, ни понять, ни просоответствовать. Невозможно и представить, что вообще-то в мае Петрушевской будет 70 лет.

В финале, вытащив из шкатулки перчаточную куклу-цыганку, и простодушно поведав, что «сделала ее только сегодня», Петрушевская запела свой вариант «Разноцветных кибиток». Отпев, хотела побыстрее скользнуть в боковую дверь, но Камбурова, знающая, как должен вести себя профессиональный актер, буквально вытолкнула ее бисировать. И Петрушевская снова запела, все больше заводясь и приплясывая: «Наша воля - в поле ветер,  все при нас!».

Источник: "Время новостей"№ 45,19.03.2008 ,