17.09.2005 | Театр
Все в лунном сиянииЗакончился екатеринбургский фестиваль «Реальный театр»
Закончился самый старый и один из самых интересных отечественных театральных фестивалей – екатеринбургский «Реальный театр». Когда о нем говорят, то всегда сравнивают с «Золотой маской», называя то провинциальной версией главного театрального фестиваля страны, то – ее «лонг-листом». По существу это, конечно, не так: не говоря о том, что проходящий раз в два года «Реальный театр» старше «Маски» (он существует с 1990 года), он не «экспертный», а авторский.
Как в большинстве солидных европейских фестивалей его афишу целиком формирует один человек – директор и идеолог Олег Лоевский. И, если, колеся по стране, Лоевский собирает такую программу, что чуть ли не половина ее оказывается через пол года на смотре лучших спектаклей России, то это много говорит о вкусе и опыте отборщика, стоящего целого экспертного совета.
Фестивальные залы всегда полны, но при этом «Реальный театр» позиционирует себя прежде всего как профессиональный смотр, направленный на обмен идеями и завязывание новых контактов. В обязательной программе по три-четыре спектакля в день, перемежающихся обсуждениями критиков, и к концу фестиваля у его участников уже голова идет кругом от впечатлений.
Прошлый театральный сезон в Москве выдался крайне неудачным, и в этой ситуации будущей «Золотой маске» оставалось надеяться только на яркие новинки из провинции, которые бросились искать прежде всего на «Реальном театре». В этом году за неделю на трех екатеринбургских сценах фестиваль показал двадцать постановок со всей России. От Москвы приехал веселый и легкий «Мариенбад» студии Женовача – большой зал Екатеринбургского ТЮЗа, где показывали спектакль, был набит под завязку, а те, кому не хватило места, стояли в проходах и сидели на полу. Выбор Лоевского был точен: новый театр, созданный из выпускного курса РАТИ со своими искренними спектаклями и юными непосредственными актерами, считают самым свежим из того, что появилось в прошлом московском сезоне.
Вообще, свежего и занятного было на фестивале достаточно, но, что касается новых идей или глубоких мыслей… Похоже, что в прошлом году театральная жизнь затормозила не только в столице, но и во всей стране. Впрочем, рассказать все равно есть о чем.
Например, о трогательной шварцевской «Золушке», которую на своей «Экспериментальной сцене» в Питере поставил Анатолий Праудин. После надрывных и тяжелых спектаклей, которые он делал в последнее время, этот выглядит смешным и дурашливым. Здесь Золушка – невзрачный и серьезный очкарик в курточке с капюшоном, и в финале, догадавшись, какие девушки нравятся принцу, холеные мачеха с сестрами тоже обряжаются в серые спортивные курточки, устраивают на головах беспорядок, грызут ногти и ставят ноги носками внутрь. Здесь нет ни волшебств, ни карет, ни даже волшебной палочки – все это следует вообразить, как в детской игре.
Праудин умело обходится практически безо всего, он делает «бедный театр», но, честно говоря, уже хочется, чтобы его театр нашел где-нибудь денег и стал побогаче.
Другой фаворит фестиваля – «Вишневый сад» Евгения Марчелли из Омской драмы – тоже обходится почти без ничего. Но это уже не бедность, а дорогая лаконичность. Здесь главная декорация, как это нынче принято, - экран, на который проецируются то старая кинохроника и театральные фотографии, то крупным планом показывают героев спектакля. Особенно забавно начало: на экране появляются страницы с началом пьесы Чехова, и мы одновременно читаем те реплики, которые слышим от героев.
Пойти на радикальный ход - дать зрителям прочесть с экрана всю пьесу Чехова – Марчелли не решился, но в последнем акте придумал второй эффектный трюк: как только Лопахин говорит, что до отъезда осталось 17 минут, на экран проецируется таймер, цифры бегут, показывая обратный отсчет времени, а зрители, помнящие пьесу, с изумлением и восторгом следят, как лихо режиссер упихивает целый акт в эти 17 минут.
Еще один «реальный» фаворит, как всегда, екатеринбургский «Коляда-театр», где на этот раз неутомимый Николай Коляда поставил «Ревизора». Действие его, кажется, происходит на «зоне», но с каким-то странным восточным колоритом: тюбетейками, халатами и бритыми татарскими головами. Зато бабы – русские, в платках и телогрейках, жалостными голосами поющие «В лунном сияньи».
Главная метафора спектакля - разлитая по авансцене жидкая грязь, в которой все возятся, шлепают босыми ногами, швыряются, а бесстрашный актер Ягодин, играющий роль Хлестакова, даже размазывает ее по лицу и чуть ли не ест.
Для меня главной неожиданностью фестиваля были спектакли пермского театра «У Моста» - две части из диптиха режиссера Сергея Федотова по пьесам молодого британского драматурга Мартина МакДонаха. Автор этот очень моден в Европе, его много ставят, и пьесы его – абсурдные, ироничные и кровавые - очень напоминают современное кино тарантиновского толка. Я не слышала, чтобы их раньше ставили в России, да и, казалось бы, отечественному театру с его серьезностью и подробным психологизмом, не подходят глумливые истории про крошечные ирландский городок, где живут придурки, алкоголики и лузеры. А вот – гляди ты – в Перми пьеса «Череп из Коннемары», где есть и выкапывание трупов, и попытки убийства, и идиотские рассказы про пьяных, захлебнувшихся в горшке с мочой, и много всякого другого, кажется уместной, смешной и даже немного щемящей. Не знаю, как на «Золотую маску», но на «Новую драму» привезти ее, наверное, стоило.
Но знаете, что произвело на меня самое сильное впечатление? Не спектакли на больших сценах, а интимный российско-швейцарский проект «5000 любовных писем», уже побывавший в Москве. Его зрители (вернее, слушатели), приходят в маленький бар, где, кроме напитков, им предлагают кассеты, на каждой из которых – начитанные актерами настоящие любовные письма. Первые из них относятся к началу ХХ века, а последние – к нашим дням. Большая часть писем переведены с немецкого (поскольку собраны швейцарским архивом), но есть и русские.
Самые разные: церемонные предложения руки и сердца, тоскливые письма с фронта, девичье кокетство, письма умершему мужу, поздравления любимой жене в день золотой свадьбы, даже мальчишеские записочки («помнишь: я тот, в синей куртке. на велосипеде, который проезжает мимо тебя каждый день…»), все это, даже прослушанное через наушники за столиком в баре, производит очень сильное и безусловно театральное впечатление. Именно это и оказывается «реальным театром».
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.