28.11.2007 | Кино

Жертвы удачного аборта

У нас о новой киномоде могут и не узнать

Обладатель «Золотой пальмовой ветви» последнего Каннского кинофестиваля «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу даже в Москве шел лишь в двух залах, в Петербурге - и вовсе в одном. Публику лишают права увидеть картину, которая не только победила в Канне, но и признана лучшей в 2007 г. по итогам голосования членов ФИПРЕССИ. И имеет все шансы завоевать «Оскар» за лучший неанглоязычный фильм, повторив успех «Жизни других», которая «4 месяцам» безусловная родственница.

В немецкой «Жизни других» сотрудник «Штази» в 1984 г., незадолго до горбачевской перестройки, получает ответственное задание денно и нощно шпионить за модным писателем и его женой-актрисой, которых подозревают в диссидентстве. Но это картина не политическая и даже не историческая, а психологическая и очень частная: о человеке, у которого до такой степени нет личной жизни, что он поневоле проникается интересной жизнью тех «других» - за кем шпионит.

В румынских «4 месяцах, 3 неделях и 2 днях» девушка помогает своей подруге по студенческой общаге в 1987 г., незадолго до падения режима Чаушеску, сделать подпольный аборт. Аборты уголовно наказуемы. При том сроке, какой у подруги (а название фильма и есть срок - хотя подруга, для самооправдания и чтобы не пугать врача, его преуменьшает), судят как за убийство - можно получить до 10 лет. Однако эта картина тоже не политическая. Ни портреты Чаушеску, ни партийные лозунги не попадают в кадр ни разу.

Это не про режим, а про психологию людей, поставленных в определенные социальные обстоятельства. Не про жизнь других даже, а про людей в другой жизни.

«4 месяца» как никакой другой фильм позволяет понять, какое именно кино востребовано сегодня главными кинофестивалями. Уверен, что если бы фильм попал в конкурс не Канна, а, например, Берлина, то победил бы и там. «4 месяца» - рецепт, как такие фильмы-триумфаторы изготавливать. Другое дело - поди им воспользуйся! Для этого нужен настоящий профессионализм. Законы ведь такие: 1) фильм должен производить такое впечатление, будто подсматриваешь за реальностью, - никакой постановочности, никакого вранья, никакой закадровой музыки; 2) актеры должны играть так, словно не играют и вообще не актеры (в «4 месяцах» есть долгая пауза, когда главная героиня впервые находит время задуматься о тех жертвах, на которые пришлось пойти лично ей, - таких фантастических психологических пауз я не видел в кино давно); 3) в деталях не должно быть ни малейшей приблизительности - лучше натурализм, чем условность.

Можно сказать, что в европейском кино в очередной раз побеждает неореализм - теперь уже неонеореализм. «4 месяца» - это общаги с длинными темными коридорами, комнатками-пеналами на четверых, душевыми - штука на этаж - и налаженной системой фарцовки американскими сигаретами и европейской косметикой (небось поддельной). Это зажатые панельными пятиэтажками унылые дворики с металлическими гаражами и турниками, на которых выбивают ковры, - такие сцены можно до сих пор снимать и у нас. Это типичные социалистические гостиницы с полированными стенами фойе. Интересно, кстати, что в Румынии, в отличие от СССР, все-таки можно было снять номер в гостинице (подруги снимают, чтобы именно там сделать аборт), причем в городе, где у тебя прописка, - у нас такое не разрешали. Наконец, это какая-то совсем уже дикая темень ночью. Одна из самых ужасных сцен в кино последних лет - это когда главная героиня в панике мечется по черным закоулкам, не зная, куда деть мертвый плод, который исторгла из себя подруга. Подпольный врач строго наказал не выбрасывать на помойку - там могут найти или же его раскопают собаки, что тоже наведет милицию на след.

Ожидая страшного (что героиню арестуют или убьют), думаешь: отчего нет фонарей? Потом вспоминаешь, что в бедной соц-Румынии электричество выдавали дозированно.

Фильм Мунджиу мог бы появиться под маркой датской «Догмы» - если бы та еще существовала и продолжала раздавать свои сертификаты. Но еще больше похож на картины братьев-бельгийцев Дарденнов, которые (вот вам тенденция!) не случайно являются главными любимцами Канн последних 10 лет: две победы плюс приз за режиссуру. Разница в том, что фильмы Дарденнов («Сын», «Дитя»), выглядя как документальное кино, отчасти - как притчи. У фильма Мунджиу иной тип обобщения. Это фильм, к которому лучше всего подходит определение «кино про жизнь».

Сначала думаешь, что он прежде всего - о кошмаре быть женщиной. О том, что женщина способна вынести. О том, на что ее вынуждают идти.

Понятно, что в разных странах, религиях, у каждого конкретного человека свое отношение к допустимости/недопустимости абортов, но фильм о том, что подпольный аборт - это всегда пытка и подвиг. Мы уже говорили о силе неприблизительных деталей - так вот «4 месяца» шокируют уже тем, что натуралистично и буднично, во всех подробностях воспроизводят технологию подпольного аборта. Что подстелить, что куда вставить, что куда приклеить. Еще сильнее шокируют детали в советах врача-циника, который, конечно, рискует свободой, но на самом деле озабочен только тем, как бы содрать со студенток побольше денег и вообще поиметь что только можно (он много чего поимеет). Хотя все делается без анестезии, надо вести себя тихо, чтобы гостиничный персонал ничего не заподозрил. Нельзя испачкать гостиничные простыни - а то все всё поймут. Если что-то пойдет не так, нельзя вызывать «скорую». Если все-таки придется ее вызвать, нельзя признаваться врачам, что причина недуга - аборт. Те всё равно не поверят, но из гуманности причину скроют. Надавав советов и - за гигантские деньги - сотворив минимум (нечто для стимуляции выкидыша), врач навсегда уходит, предоставив подругам все основное делать самим.

Но хотя «4 месяца» демонстрируют ужасы аборта, а в каннском буклете к картине режиссер Мунджиу говорил о том, что в Румынии от подпольных абортов погибло полмиллиона женщин, это фильм настолько же не про аборты, насколько и не про режим Чаушеску. Он о том, как в одночасье навсегда ломается человеческая жизнь.

Не жизнь той, что делает аборт, а жизнь ее подруги. Та, что делает, похоже, быстро отойдет от физической травмы, а психологической и вовсе не испытывает. А вот подруга получает психологическую травму, от которой, кажется, не оправится никогда. Ее личная жизнь и душевное равновесие разрушены бесповоротно. Обнаружив в фильме этот поворот, наконец понимаешь, насколько же он действительно достоин своих наград.

Поскольку в последние годы прогремело уже несколько румынских картин (например, «Смерть господина Лазареску»), в Европе говорят о моде на новое румынское кино. Она сменила моду на корейское, сменившую моду на японское, сменившую моду на иранское, в свое время сменившую моду на китайское, сменившую, в свою очередь, моду на перестроечное советское. Но у нас о новой киномоде могут и не узнать.

Источник: Русский Newsweek, № 43 (167), 22 -28 октября 2007 ,