Три поэмы — 4 / СТЕНГАЗЕТА.NET

Текст:

Тимур Кибиров

Последние материалы

Солнечное утро

Время подумать уже о душе

Муздрамтеатр 3

Муздрамтеатр 2

ЕЩЕ НА ЭТУ ТЕМУ:

Три поэмы — 1 Три поэмы — 2 Три поэмы — 3

(Окончание. Начало тут. Вторая часть тут. Третья часть тут)

Из цикла «Автоэпитафии»

Прохожая! Пройди!

Чего теперь рыдать!..

А впрочем, погоди –

Вдруг выскочу опять!

* * *

Cветло-серенький снежок.

Темно-серенький лесок.

А над ними нависает

Серый-серый небосвод.

Низкий, плоский свод небесный.

Тянется денек воскресный.

Что ж ты дремлешь, друг прелестный?

Где ж ты дремлешь? С кем?

Ну ты что - совсем?

И хоть я до счастья падкий,

Не запречь уж мне лошадку,

Не предаться ничему.

И не поиметь виденье,

Непостижное уму.

На исходе воскресенье.

Я смотрю во тьму.

Темно-темно-серый вечер.

Светло-серый снег.

По нему идет шатаясь

И, должно быть, матюкаясь

Черный человек.

* * *

Хорошо, что смысла нет.

Хорошо, что нету толку.

Хорошо мне втихомолку

Проклинать весь белый свет,

Озирать всю эту тьму…

Жорж Иванов, почему

Хорошо нам то, что плохо,

Хорошо нам просто сдохнуть?..

Неужели потому,

Что она ушла к нему?

Ну, конечно же, не только!

И не столько, и нисколько!

Слишком мрачен этот мрак,

Страшен страх и значим знак,

Слишком длится это долго,

Чтобы объясняться так!

Слишком, слишком, чересчур!

Чересчур не знают меры

Эти рожи и химеры!

Ну, какой уж тут Амур…

Нет, совсем не Купидон

Носит имя Легион…

И никто нам не поможет.

Кто ж нам станет помогать…

Разве только Матерь Божья,

Скорбных и скорбящих Мать.

* * *

Я, к сожаленью, не помню,

Кто сыграл Тебя

В блокбастере

Мэла Гибсона,

Но это ведь все-таки лучше

Вандиковой глупой мадонны?

Ну, правда же, гораздо похожее?

И чем-то похоже

На мою бабушку,

Розу Баккериевну Залееву...

А поэтому я, Матерь Божья,

Ныне с молитвой

Пред твоим образом,

Нечаянная радость.

Матушка Божия, если возможно,

Утоли, пожалуйста, мои печали,

Укрепи меня перед последней битвой.

* * *

Пытаясь прыгнуть выше носа,

Затылком грохнулся об пол.

Ну что, допрыгался, козел?

Что, доупрямился, осел?

Вот какова цена вопроса

«Чому я все же не орел?»

Так, на лопатках на обеих,

Как труп в пустыне, я лежу

И только вверх теперь гляжу

И скорбно говорю себе я:

«Гляди, козел, там Агнец в небе!

Дивись, осел, летит Пегас!

Ввысь не подпрыгивать тебе бы,

Длиннее был бы мой рассказ!

Остались – вот как! – только рожки.

Вот так окончился полет.

Сломив несмысленную бошку,

Покойся с миром, бедный скот».

Спокойной вам ночи,

Приятного сна,

Желаю вам видеть

Козла и осла,

Козла до полночи,

Осла до утра.

Спокойной вам ночи,

Приятного сна.

Городской романс

Кулик славословит болото.

Над розой свистит соловей.

Лишь мне не поется чего-то

На съемной квартирке моей!

Ни вздоха, о друг мой, ни слова,

И хныкать мне даже невмочь.

За окнами – снова-здорово! –

Стоит вековечная ночь.

Стоит не шелохнется, будто

Ничто ей уже не указ.

А то, что случается утро,

Совсем я не верю сейчас.

Так стой же стоймя, моя полночь!

Я сиднем пока посижу.

Давно мне не стыдно, не больно,

Давно ходуном не хожу.

Ты, ноченька, тоже ведь нынче

Недвижна и глухонема,

Как я, и мертва, и прилична,

Не сводишь, не сходишь с ума.

Я тоже, как ты, обезлюдел,

Застыл на диване, как ты,

Давно мне не больно, не трудно,

Давно не читаю посты.

Не надо над розой-мимозой

Опять тишину нарушать,

Яриться почтовою прозой,

Курлыкать, кудахтать, свистать.

Из цикла «Автоэпитафии»

Вот, наконец-то, и выполнил я обещанье,

Данное маме и папе: «Я больше не буду!»

На посту

Не спи, не спи – замерзнешь!

Побегай, поскакай!

Но карабин при этом

Из рук не выпускай!

Не спи, мой бедный разум,

Чудовищ не плоди!

А наплодил - так честно

В глаза им погляди!

Взгляни в глаза чудовищ

И не сойди с ума!

Ведь панночка померла

Из-за тебя, Хома!

Гейне

Все те же шуты и кастраты,

Что хаяли песню твою,

Считают теперь глуповатой

И спетою песню сию.

Приводят резоны такие,

Уж так убедительно врут,

Что сам я поверил впервые,

Что песенке нашей капут.

Но вот они сами запели

Во всю бесноватую прыть.

И понял я – сроки приспели

И время святых выносить!

Спасать эти топосы, лики,

Расхристанный иконостас.

Всю тяжесть священных реликвий

Мы вынесем, Генрих, сейчас.

Вот только куда их нести-то,

Где ж те катакомбы, певец,

Где нег этих чистых обитель,

Куда нам бежать наконец?

* * *

Что проку жить?

Что пользы петь?

Давай, скажи!

А ну, ответь!

И я скажу

Тебе в ответ,

Не погляжу,

Что проку нет!

Что проку не было и нет,

Что за спиною тыщи лет…

Ну да, почти две тыщи лет.

И это, дурачок, ответ.

* * *

Неподвижно лишь солнце любви!

Владимир Соловьев

Вперед, без страха и сомненья,

Как нам Плещеев завещал!

Зарю святого обновленья

Он предвещал и обещал.

Но солнце всходит и заходит,

Который уж, который век.

Без устали по кругу бродит

Вперед и выше человек.

Без страха божьего блуждает,

Не сомневаясь, что вперед -

Туда, где снова поджидает

Зари пленительный восход!

Одна заря спешит другую

Сменить, затмить и погасить.

Плещеев, бедный, ни в какую

Маршрут не хочет изменить.

Опять: «Вперед заре навстречу!»

Горячечный лепечет бред…

А за спиною ясный вечер

И тихий невечерний свет.

Из цикла «Автоэпитафии»

«…am now no more».

В.В.Набоков.

Ох, как бы мне не вышли боком

Кладбищенские эти mots!

Хорош тянуть обиду с блюдца

И представлять, как все зальются

Слезами и полюбят враз

Труп нелюбимого сейчас.

Знакомый труп и зной полдневный…

Ну да, полюбят, как не так!

Ты, что ли, мертвая царевна?!.

Гляди, накаркаешь, дурак,

Действительно зубовный скрежет,

Действительно кромешный мрак,

Вполне действительную нежить.

* * *

Если в течение стольких лет

За нашим бокалом сидят

И девушек наших ведут в кабинет

Столько веков подряд –

Есть все основания предположить,

Что вовсе не наши они, может быть,

Что этот бокал чужой,

Чужие души, чужая плоть,

Что все это время – храни нас Господь –

Хозяин у них иной.

* * *

Ах, Александр Сергеевич,

Ошибочка вышла.

Вы-то судили по Дельвигу

Да по себе.

Ну а нам-то, конечно же,

Тьма низких истин дороже.

Ближе, дороже, уютней и выгодней нам

Тьмущая тьма

Преисподнего этого низа.

Мы-то себя возвышать не позволим

Всяким обманам!

Мы-то уверелись –

Все, что высоко – обман!

И никаких, никаких, кроме низких, не может быть истин.

Разве что страшные…

Все это очень понятно.

Только одно непонятно –

С каких это все-таки щей

Стал почитаться комплекс вот этих идей

Свидетельством зрелого и развитого

Ин-тел-лек-ту-ализма?

И даже, прости Господи,

некой духовности?

То же ведь самое в юности дикой моей

На окраине города Нальчика

Приговаривала шпана,

Косячок забивая:

«Весь мир, пацан, бардак! Все бабы – бляди!»

Иль, скажем, надписи в общественных туалетах

Из вольной русской поэзии:

«Хозяйка – блядь, пирог – говно!

Е… я ваши именины!»

А коли так, то все едино,

То все действительно равно –

Противно, скучно и смешно.

Коль именины впрямь такие,

Какой же спрос тогда с гостей?

Гуляй, рванина, не робей,

Зачем нам истины иные?

Срывай же всяческие маски

И заворачивай подол!

Управы нет, и нет острастки,

Гуляй, шпаненок, без опаски –

Твой час (двенадцатый) пришел.

Пасхальное

Или рыло в камуфляже,

Иль педрила в макияже,

Или даже, или даже

В златотканых ризах поп…

- Ну а ты хотел чего б?

Ну, наверное, хотел я,

Чтоб преобразилось тело,

Чтоб возобновился дух,

Чтобы не было мне пусто…

Чтоб от лжи тысячеустой

Я замкнул бы слух…

В общем, ни одно из двух

Выбирать я не намерен,

Даже, даже - будь уверен! -

Ни одно из трех!

В камуфляже, в макияже,

В великодержавном раже

Не воскреснет Бог!

Пляшет смерть, кружатся беси…

Не воскреснет! Не воскресе!..

- Да уже воскрес, сынок!

Вытри глазки.

Чмок!

Ars poetica

Гляди! Во все глаза гляди, читатель мой!..

Ну, хоть одним глазком, хоть взгляда удостой!

Хоть краешком взгляни!.. Да нет же, не сюда!

Не на меня, дурак, чуть выше – вон туда!

Глаголу моему не хочешь – не внемли,

Но только виждь вон то, что светится вдали!

Блик, облик… Да не блик, не облик никакой,

Не Блок, а облака над тихою водой!

Всего лишь облака подсвечены слегка.

И ты на них уже смотрел наверняка.

Ну? Вспомнил, наконец? Ну, вот они, ну да!

И лишь об этом речь – как прежде, как всегда!

О как они горят, там, на исходе дня!..

Ну, правда ж, хорошо? Ну, похвали меня.

Из цикла «Автоэпитафии»

Прохожий! Марш домой!

Не шастай по кладбищам!

Здесь пищи нет уму,

Червям здесь только пища!

Дурному не учись,

Живи себе и здравствуй!

Знай, уповай себе,

Пока не склеил ласты.

* * *

Что проку, милый, задавать

Вопрос «Что проку жить?»

Коль не намерен подыхать,

Так нечего блажить!

А коль намерен, так вопрос

И вовсе ни к чему,

Как говорил Иисус Христос

Пилату твоему,

Сенекам бедненьким твоим,

Чоранам-дурачкам…

Да лучше уж напиться в дым,

Как Ной, чем быть как Хам!

Тебе ль, обсосу, вопрошать,

Тебе ль, балбесу, ныть?

Да лучше уж на все плевать

И друг друга любить!

Плевать, что с четырех сторон

Чужая сторона!

Есть верх еще и низ, и он

Без дна – ей-ей – без дна!

Так плюнь чрез левое плечо

Отравленной слюной!

Но постарайся не на все,

В колодец не любой.

Задушевная беседа

Предмету страсти я сказал:

«Послушай-ка, предмет!

Не я ль тебя одушевлял

В теченье стольких лет?

Я душу вкладывал свою

В бездушную тебя!

И что ж? Теперь я слезы лью,

Всю душу погубя!»

Но вожделения объект

Резонно отвечал:

«А кто просил, чтоб ты, субъект,

Меня одушевлял?

Давно и без тебя, глупец,

Бессмертной и живой

Душой снабдил меня Творец.

Не стой же над душой!»

Глосса-2

По деревне шел Степан.

Был мороз трескучий.

У Степана х.. стоял.

Так, на всякий случай.

По деревне шел Степан.

Что сей Степа означает?

И куда же он шагает?

Не туда ль, куда Беньян

Пилигрима посылает?

Угадали. Точно так.

Сквозь кромешный этот мрак

Мимо тещиного дома

Мой герой пройти готов,

Озирая мир знакомый,

Самый падший из миров.

Был мороз трескучий – в смысле

Ниже плинтуса уже

Пал сей мир. Живой душе

В нем совсем уж стало кисло.

De profundis голосить

Нам, продрогшим, остается.

Лошадь бледная несется,

Мраз трещит, и мрак смеется,

Нежить начинает жить.

У Степана х.. стоял…

Тут синекдоха, наверно.

Значит Степа в этой скверне

Стойкости не потерял.

Твердость не утратил он,

Он остался несгибаем.

Вот и нам бы, раздолбаям,

Не сдаваться бы в полон,

Как бы ни был Враг силен.

Так, на всякий случай – то есть

Что бы ни случилось впредь

Нам, задрыгам, претерпеть,

Встретим это изготовясь.

Честь предложена была -

Береги и все дела.

Бог не выдаст, свин не съест,

Коль сохранна будет честь.

Ты иди, Степан, иди

Невзирая на морозы,

На угрозы и психозы!

Случай всякий впереди!

конец

Солнечное утро

Последние вопросы