Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

28.09.2007 | Колонка

Драма без героя

D одном современные пьесы удивительно схожи — в них нет личностей

Осень в Москве — сезон new writing. Не успел отшуметь фестиваль молодой драматургии "Любимовка", обосновавшийся в полуподвальном Театре.doc, как ему на смену пришел более масштабный, но, по сути, утверждающий те же, что и "Любимовка", ценности фестиваль "Новая драма".

Если прежде нашествие этой самой драмы многими воспринималось как стихийное бедствие, то теперь оно стало привычным, как осенний дождь. Неотвратимость и значимость этого явления современной театральной жизни отрицают сейчас лишь совсем уж скучные ретрограды. Настало время говорить не о значимости направления, а о его особенностях.

Первое и важное наблюдение — новая драма, как никакая другая, годится для читок. Это такой своеобразный театральный жанр, в котором артисты декламируют текст с листа, интонируют и жестикулируют, но полноценных образов не создают. Не играют роли, а делают сценический набросок ролей. Читки были поначалу сугубо технической придумкой. А как иначе презентовать опусы плодовитых современных авторов? Но новоиспеченный жанр стоит, думаю, закрепить как полноправный. Даже билеты за деньги на него продавать. Ведь читка нередко идет новой драме куда больше, чем постановка. Сколько раз, услышав современную пьесу "с листа" и оценив ее достоинства, я пыталась представить, как артисты на репетициях, следуя традиционным предписаниям, пытаются отыскать зерно роли, наметить сквозное действие, домыслить биографию своего персонажа, и это совершенно не клеилось с самой фактурой прочитанной пьесы.

Оппоненты new writing нередко обвиняли его представителей в коллективной бездарности. Сущая неправда! Соотношение талантливых и бездарных людей тут примерно такое же, как в целом по театру. Василий Сигарев, братья Пресняковы, Иван Вырыпаев, Юрий Клавдиев... Нравятся вам эти авторы или нет, отрицать их литературную одаренность было бы странно. Она проявляет себя в самых разных вещах. В умении лихо закрутить полукриминальный сюжет, написать сочный и яркий диалог, точно схватить реалии современной жизни, играть со стилями и жанрами. Но в одном современные пьесы удивительно схожи — в них нет личностей. Просто поразительно, как часто встречаются здесь безымянные персонажи — девушка, юноша, таксист, мать, наконец, главный герой всей постсоветской драматургии — милиционер. Вряд ли это случайно.

Современным драматургам интересно изучать те или иные срезы общества, социальные типы и психотипы, реже — как в случае с Вырыпаевым — метафизическую суть человека. В их пьесах можно обнаружить собирательный образ бандита, наркомана, кавказца, забитого подростка из провинции. Но это и не люди словно бы, а какие-то говорящие сценические функции.

Не только у выдающихся, но и у весьма посредственных авторов прошлых времен все было иначе. Их можно упрекать в ходульности сюжета, чрезмерности страстей, словесной избыточности, но сложные характеры там, как правило, все же наличествовали. Недаром драму второго, а то и третьего ряда так ценили порой артисты первого ряда. В ней было что поиграть. Знаменитый Мейнау из слезовыжималки Августа Коцебу "Ненависть к людям и раскаяние" стоял в послужном списке русского трагика Павла Мочалова наряду с ролями из Шекспира и Шиллера. И в пьесах великого Теннесси Уильямса, и в драмах менее великого Артура Миллера, и в легендарном опусе "рассерженного" Джона Осборна "Оглянись во гневе", и у Вампилова, и у Володина, и у Арбузова действующие лица, как правило, наделены индивидуальностью. Масштаб дарования у этих авторов разный, но в героях их пьес есть воздух, объем. В новой драме, как правило, нет. И это, повторюсь, не недостаток литературного мастерства, а скорее знамение времени. Магритт не хуже Сурикова. Рой Лихтенштейн вошел в историю изобразительного искусства. Но анализировать внутренний мир персонажей, изображенных на их картинах, не хочется. Они другим интересны! Характерно, что и у выдающихся представителей авторского театра — режиссеров, сочиняющих собственные спектакли, вроде Кристофа Марталера, Алвиса Херманиса, Штефана Кэги — герои тоже, как правило, совершенно деиндивидуализированы. Старик, клерк, пенсионер, водитель-дальнобойщик... Вот он главный герой современного искусства — человек, у которого есть свойства, но крайне редко есть индивидуальность. Не личность, а человек толпы с точно подмеченными социальными атрибутами. Эдакий милицАнер, какого точно воспроизвел в своих творениях светлой памяти Д.А. Пригов...

Артист-бенифициант, рисующий сценический портрет героя масляными красками, так же противопоказан Марталеру, как и современной драме. Тут нужна иная техника игры. Тут сгодится скорее карандашный рисунок, где черты портретируемого схватываются быстро, в одно касание.

Именно поэтому — парадокс современной сцены — артисты с мощным лицедейским темпераментом так часто предпочитают продвинутому театральному артхаусу трэш вроде пьес Надежды Птушкиной про несчастную любовь. Трэш ведь создается по прежним, не актуальным уже лекалам. Из него проще ваять сценические образы. Из "новодрамовского" же милиционера, как ни крути, все равно ничего, кроме милицАнера, не вылепишь.



Источник: "Известия", 20.09.07 ,








Рекомендованные материалы



Шаги командора

«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.


Полицейская идиллия

Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»