Авторы
В Лаграсе объявились необычные по нынешним временам вандалы. На сей раз не были разрисованы свастиками еврейские надгробья или разгромлены витрины магазинов, или сожжена пара-другая государственных флагов. Нет, нет и нет, все совсем не так. На фестивале, организованном издательством «Вердье», неизвестные облили мазутом книги Дерриды, Карло Гинзбурга, Мухаммада Али Амира-Муэдзи, Рильке. Много книг, штабеля книг. Ущерб составил десятки тысяч евро.
За что же издательство «Вердье» удостоилось такой чести? Ибо высшие почести, какие только можно воздать книге, это попытаться ее уничтожить. Не исключено, что причиной всему демонстрация в стенах бывшего аббатства фильма Пазолини «Сало или 120 дней Содома»... Какое кощунство!
Что можно на это возразить, а вдруг и правда кощунство? Разберемся. В самом явлении художественного творчества, вне зависимости от того, нравится нам или нет данное произведение искусства, полней всего раскрывается теза о богоподобии человека. Как рождение мира есть акт божественного самовыражения, точно так же и рождение художественного образа есть результат самовыражения художника. А посему художественное творчество возможно лишь во славу Господню.
Критерии нравственных оценок данного конкретного опуса очень условны: всецело зависят от такой переменчивой материи как эстетика. Сказанное в полной мере относится и к определению того, что считать богохульством. Приговор здесь выносится на основе формальных признаков, в соответствии с нашими вкусами, привычками, воспитанием. Было время, когда использование композитором диссонансов считалось привечанием Диавола, когда церковное покаяние налагалось на художника за те работы, которые для последующих поколений служили образчиком благочестия.
Неизменным в художественном произведении – то есть неизменно угодным Богу, чьи вкусы, по замечанию Борхеса, нам неведомы – является лишь оно само, это самое произведение – как творческий акт, как акт созидания вследствие экстаза, божественного откровения, в подтверждение той величайшей из истин, что человек создан по образу и подобию своего Создателя. И наоборот, в любом разрушении, во всяком уничтожении чьего-либо замысла, уже успевшего найти свое воплощение, есть что-то обезьянье, какая-то неспособность отличить деяние от антидеяния, торжественное отрицание смысла в совершаемом поступке. Обезьяна ведь тоже может совершать какие-то действия в подражание человеку, но смысла, созидательного смысла, в них не будет никакого. Не напрасно как «обезьяну Бога» Средневековье определяло Диавола.
Когда обезьяны пытаются возвестить миру благую весть, они кончают непременно преступлением, если только не бывают при этом отнесены в сторону счастливым ветром собственной безмозглости.
Вне всякого сомнения, тем, кто поработал в Лаграсе, хотелось бы уничтожить фильм Пазолини, все существующие его копии, но не дотянуться – вот если б конечности были длинней хвостов, тогда другое дело... И пришлось во имя Господа обгадить «Первоосновы» афинянина Дамаскиуса или «Духовного вождя в шиизме» Амира-Муэдзи. Это напоминает горький советский анекдот моей юности. Красная армия освобождает город от гитлеровцев. На месте массового захоронения комиссар обращается к солдатам: «Товарищи бойцы, вы только посмотрите, что фашистские изверги сделали с нашими евреями». – «Ну, Гитлер, – говорят бойцы, – погоди, придем в Германию, с твоими евреями еще не такое сделаем».
Можно не любить Пазолини, но нельзя отрицать художественную уникальность созданного им мира. Да, таков его способ – неповторимейший! – самовыражения. Именно потребность в самовыражении делает одного, другого, третьего – Х, Y, Z, – миллиарды людей на земле, венцом творения – каждого на свой лад. Повторяю, можно не просто не любить Пазолини – можно его на дух не выносить. Можно, не прочитав ни строчки из «Nuit sexuelle» («Сексуальная ночь») Паскаля Киньяра, решить, что название говорит само за себя. Это не играет никакой роли. Главное, не приписывать небесам свои вкусы, делая их тем самым обязательными для каждого. И уж подавно недопустимо оправдывать тех, кто якобы не может иначе, ввиду своей особенной чувствительности в вопросах веры, национальной чести и т.п. Мы все одинаково чувствительны, одинаково ранимы и коль скоро претендуем на равные права, должны в равной мере владеть своими чувствами. Без этого «свобода, равенство, братство» останутся пустым звуком.
«Я не разделяю вашу точку зрения, но готов умереть за ваше право ее высказать». Эти слова, произнесенные когда-то по-французски, и поныне наполняют нашу грудь гордостью – не только за Францию, но и за всех нас, за все человечество.
Недавняя война исламских толп с датским карикатуристом многими воспринималась едва ли не как война цивилизаций, которая неизбежно охватит мир, если не искать путей к «взаимопониманию в ходе диалога». Осмелюсь утверждать, что «война цивилизаций» это нонсенс, это абсурд по определению. Человечество знало и знает множество культур, но цивилизация – да простит меня Тойнби, насчитавший их свыше двух десятков, включая андскую, крито-микенскую и содомо-гоморрскую – цивилизация возможна только одна: земная. Те, кто испоганил в Лаграсе книги, как и бесноватые муллы со своими собратьями из других конфессий, находятся вне цивилизации. Во всяком случае, вне земной цивилизации. Тысяча приветов с планеты обезьян.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
